преимущественно семейные портреты и пейзажи. Абигайль подумала, что на фоне этой роскошной гостиной она в своем ужасном платье выглядит особенно блекло. Она почувствовала на себе взгляд профессора, и от этого взгляда на душе стало еще тяжелее. В своем коричневом платье она казалась себе каким-то инородным телом, неизвестно как попавшим в нежную пастель. Она отвернулась от хозяина дома и с удвоенным вниманием стала слушать рассуждения старого профессора о концерте и музыке, которую они имели удовольствие послушать.

Они посидели в доме ван Вийкелена около часа, а затем он повез их по домам. Профессора де Вита передали в заботливые руки Яфру Валк, а потом он повез миссис Маклин и Абигайль. Миссис Маклин пригласила профессора на чашечку кофе, и он так охотно согласился, как будто умирал от жажды. Пока Абигайль варила на кухне кофе, он оживленно разговаривал с миссис Маклин. Миссис Маклин, сделав лишь пару глотков, заявила, что очень устала. Абигайль поднялась с ней в комнату, помогла ей раздеться, но от дальнейшей помощи миссис Маклин решительно отказалась, отправив ее назад, к профессору. Абигайль была уверена, что ван Вийкелен уже оделся и собирается уходить, но он по-прежнему сидел внизу. Когда она вошла, он поднялся из-за стола, взял кофейник и наполнил чашки. Абигайль молча пила кофе, лихорадочно подыскивая подходящую тему для разговора.

Напрасно старалась. Ван Вийкелен поставил на стол чашку и сказал ей ласково:

— Вы очень привлекательны, Абигайль. Он действительно хотел сказать ей приятное или шутил? «Скорее всего — первое», — подумала Абигайль. Она никогда не была привлекательной в этом коричневом платье, от которого блестел, наверное, даже ее нос. Она тихо ответила:

— Спасибо. Я не знаю, почему вы это сказали, это ведь не так, но все равно спасибо.

У нее перехватило дыхание, когда он так же ласково ответил:

— Нет, это правда. Вы не просто привлекательны, вы красивы, честны и добры. Я уже говорил, вы вернули мне веру в женщин, и теперь мне стало страшно.

— Почему?

— Потому что это может оказаться не правдой… Абигайль встала.

— Это правда, — сказала она и улыбнулась, глядя ему прямо в глаза.

Еще секунда — и она призналась бы ему в любви. Но вдруг ему не нужна ее любовь? Или нужна ему только для того, чтобы поверить в себя, в то, что он может быть счастлив с другой девушкой, девушкой из его круга? И Абигайль снова улыбнулась ему, а он улыбнулся ей в ответ, потом наклонился и поцеловал ее в третий раз, и на этот раз память о поцелуе не давала ей уснуть всю ночь.

Нa следующее утро она разговаривала с Хенком, когда профессор вошел в палату. Они над чем- то смеялись, и когда она взглянула на профессора, на ее лице была улыбка. Однако эта улыбка тотчас же пропала, когда она увидела его строгое лицо и услышала сухое «доброе утро, мисс Трент».

Он выглядел так, будто всю ночь провел на ногах; и Абигайль посчитала это единственной причиной его холодного выражения лица. На вопросы о результатах детских анализов она, волнуясь, отвечала отрывистым голосом. Может быть, если бы Хенк вышел… Но Хенк не ушел; он хотел уйти в другую палату, но профессор попросил его остаться, поэтому Абигайль растерялась и не знала, что сказать.

После бессонной ночи мысли ее кружились и становились похожими на сон, они не поддавались контролю, ей казалось, она могла бы дать ему понять, что не все женщины такие, как его бывшая жена. Она сомневалась в том, что он питал к ней нежные чувства — может быть, чувство благодарности или чувство дружбы, которое закончится после ее возвращения в Англию. Лишь на мгновение ей показалось, что он был, сам того не желая, немного влюблен в нее.

Абигайль грустно посмотрела на него после вежливого «до свидания» и убедилась, что вероятность того, что он испытывал к ней нежные чувства, была очень мала, а скорее ее не было вообще. Она взяла малыша Янти на руки и положила на весы. Малыш прибавлял в весе и стал значительно лучше себя чувствовать. Он улыбнулся, она вслух сказала:

— Профессор собирается уволить меня, дорогой малыш. Даю голову на отсечение, одно из двух: или он положил глаз на какую-нибудь блондинку и хочет убрать меня с дороги, или я раздражаю его.

Она была конечно же права. Они не виделись следующие два дня. Лишь на третий он зашел во время ее дежурства с Хенком и медсестрой Рицмой. Он быстро осмотрел детей, затем сказал Абигайль:

— Спасибо. Я должен поблагодарить вас за помощь, вы прекрасно поработали. Можете уехать завтра в полдень.

Абигайль ждала этих слов, и то, что случилось, было не так для нее неожиданно. Она сухо ответила:

— Это меня вполне устраивает, спасибо, сэр. — Взглянув на него, Абигайль нашла силы улыбнуться.

Профессор пристально смотрел на нее задумчивым взглядом. Встретив ее взгляд, торопливо проговорил:

— До свидания, сестра Трент. — Протянул руку, она пожала ее и вспомнила, как он держал ее руку на концерте! Она вновь улыбнулась.

Миссис Маклин была очень удивлена ее внезапным отъездом. Она взволнованно проговорила:

— Я думала, что вы поживете в Амстердаме несколько недель или даже месяцев. Я предполагала, что вы не останетесь навсегда работать в больнице, но у Доминика очень много частных больных, и он всегда жалуется, что трудно найти медсестру, которая бы ухаживала за ними дома. Вы не ошиблись, моя дорогая?

— Нет, я была готова к этому, по крайней мере последние два дня я ждала этого.

— С тех пор как мы были на концерте, — вставила миссис Маклин.

— Да, пожалуй. — Абигайль поднялась со стула. — Если я уеду в полдень, то смогу вернуться в Англию ночным пароходом, если мне повезет с билетом.

Было бы хорошо поспать, чтобы сразу по прибытии в Лондон пойти в агентство. Абигайль поднялась в свою комнату и стала упаковывать вещи. Ей хотелось плакать, но на это не было времени; ей необходимо еще увидеть Болли, взять билет и попрощаться с профессором де Витом, а что толку от слез? Она завернула коричневое бархатное платье в наспех собранный узел с одеждой и положила его в дорожный чемодан. Она не думала, что когда-нибудь наденет его, а розовое платье аккуратно завернула в кусок ткани и положила под форму. «Жаль, — сказала она сама себе, — что я не могу спрятать так же легко и надежно свои мысли».

Абигайль уехала на следующий день, попрощавшись с сестрой Рицмой, которая пожелала ей всего хорошего и попросила у нее адрес для того, чтобы прислать рекомендации, если ее помощь потребуется.

Абигайль назвала адрес агентства, и, когда сестра Рицма сказала, что ей нужен домашний адрес, Абигайль ответила, что у нее нет дома. Сестра Рицма с жалостью посмотрела на нее. Абигайль попросила выдать ей зарплату.

Ее собеседница встревожилась. Оказывается, никаких распоряжений относительно ее зарплаты от профессора не было, и сестра Рицма была уверена, что профессор уже заплатил Абигайль.

— Пойдемте к профессору, сестра Трент, — он сейчас в комнате консультантов.

Абигайль рассердилась: почему она должна ходить выпрашивать у него заработанные ею деньги? У нее оставались деньги, чтобы добраться до Лондона; она как-нибудь устроится, потом он конечно же пришлет зарплату. «В любом случае, — успокаивала себя Абигайль, — деньги миссис Морган уже должны быть в агентстве». Оставался только Боллингер. Старик был удивлен ее рассказом.

— Мне не нравится ваша затея, мисс Абби.

— Но, Болли, — ответила она радостным голосом, — мы же решили с тобой, что так будет лучше, помнишь? Все будет хорошо, мне повезет, я сразу же найду работу. Я буду более спокойна, если буду знать, что ты останешься здесь, пока я устраиваю свои дела. Я должна ехать, дорогой Болли. Приеду и сразу же напишу тебе, обещаю.

Они крепко обнялись, она попрощалась с Анни и Колоссом и зашла попрощаться к профессору де Виту. В отличие от Боллингера, старый профессор не был удивлен, узнав о том, что она уезжает.

— Это естественный ход событий, — прокомментировал он ее сообщение.

На вопрос о том, что он имеет в виду, он ответил, что скоро она сама все узнает. Абигайль улыбнулась и