– Благодарение Богу, что вы все же вырвались из их рук. Особенно радует меня ваше спасение, дон Руфино; вы ведь не солдат.

– Нет, он убийца, – раздался вдруг гневный возглас, и чья-то рука тяжело опустилась на плечо сенатора. Присутствующие обернулись.

Спутник Твердой Руки сбросил с себя плащ и шляпу и стоял теперь мрачный и грозный перед сенатором.

– О Боже! – с невыразимым ужасом воскликнул сенатор. – Родольфо! Дон Родольфо!

– Неужели это ты, брат мой! После стольких лет! – радостно воскликнул маркиз.

– Огненный Глаз! – невольно вырвалось у доньи Марианны.

Сашем с неподражаемым презрением оттолкнул сенатора, а сам вошел в круг своих родственников.

– Да, брат, это я. Я вышел из этого дома изгнанником, а возвращаюсь его спасителем.

– Ах, брат мой, брат мой! – горестно воскликнул маркиз.

– Успокойся, Фернандо. Я не питаю к тебе никакой злобы и далек от мысли о возмездии. Напротив, я не переставал чувствовать к тебе братскую привязанность и, живя вдали, никогда не терял тебя из виду. Приди в мои объятия, брат, забудем прошлое и будем наслаждаться радостью встречи! Маркиз со слезами бросился в объятия брата; дон Руис и донья Марианна последовали его примеру. Несколько минут продолжался обмен приветствиями и поцелуями между вновь воссоединенными родственниками.

– Я не переставал расстраивать козни одного злодея, – продолжал дон Родольфо. – Это благодаря моим стараниям Паредес благополучно вернулся с деньгами, которые ты должен был получить в Эрмосильо. Я же навел твою дочь на этот спасительный для тебя рудник. Но я прибыл сюда не только для того, чтобы обнять тебя и твоих близких, брат мой. Я пришел сюда, чтобы свершить правосудие над одним преступником. Этот человек, – продолжал дон Родольфо, указывая пальцем на сенатора, которого от бешенства и страха бросало в жар и в холод, – этот человек был моим слугой; он пытался подло убить меня, предательски выстрелив мне в спину. И такому человеку, успевшему опутать тебя своими темными плутнями, ты собирался отдать свою дочь!..

– О! – застонал от бешенства сенатор.

– Негодяй! – воскликнул маркиз. – Люди! Сюда скорей! Схватите этого злодея!

Несколько слуг стремительно вбежали в гостиную. Но прежде чем они успели схватить сенатора, он с ловкостью тигра одним прыжком подскочил к дону Родольфо и вонзил кинжал ему в грудь.

Сашем с глухим стоном повалился на руки брата и сына. А убийца, свершив свое страшное дело, отшвырнул от себя кинжал и, обведя сраженных горем присутствующих исполненным ненависти и торжества взглядом, произнес:

– Я отомщен! Делайте теперь со мной что хотите!

Прошло два дня с тех пор, как сенатор нанес свой предательский удар дону Родольфо.

Воспользовавшись смятением, охватившим всех мексиканцев после покушения на жизнь старшего отпрыска семейства де– Мопоер, папагосы без единого выстрела захватили асиенду дель Торо. Справедливость требует, однако, отметить, что индейцы – то ли потому, что получили заранее соответствующие инструкции, то ли потому, что были слишком ошеломлены и удручены тяжелым ранением великого сашема, – не чинили в асиенде суда и расправы.

Донья Марианна и донья Эсперанса, прибывшая в асиенду вместе с индейским войском, не отходили от изголовья больного.

Дон Фернандо не находил места от горя, а полковник не мог себе простить, что даже на один миг принял сенатора за порядочного человека. Вся асиенда была охвачена глубокой скорбью. Один только дон Родольфо спокойно ждал приближения смертного часа.

Фрай Серапио, прибывший вместе с индейцами, наложил первую повязку на рану. Раненый провел довольно спокойную ночь. Когда поутру монах снова вошел в комнату больного, дон Родольфо знаком попросил удалиться жену и племянницу.

– Ну, теперь, падре, говорите правду! – сказал он, помогая монаху снять повязку.

Лицо монаха невольно помрачнело, когда он взглянул на рану.

– Я обречен? Правда? – произнес дон Родольфо, внимательно следивший за выражением лица монаха.

– Все во власти Божьей, – нетвердым голосом произнес отец Серапио.

– Понимаю, – кротко улыбаясь, отозвался сашем. – Так сколько же еще часов осталось мне жить? Только прошу вас, падре, говорите правду и без утайки.

– К чему это, мой добрый сеньор… – начал было монах, но сашем не дал ему договорить.

– Послушайте, падре, я должен это знать. Мне надо успеть закончить свои земные дела, прежде чем начнутся небесные.

– Если не произойдет какого-нибудь чуда, – задыхаясь от волнения, отвечал монах, – с закатом солнца вы отдадите свою душу нашему Создателю.

– Благодарю вас, друг мой, – сказал сашем, на суровом лице которого не дрогнул ни один мускул. – Попросите сюда моего брата, мне надо поговорить с ним. А жену и племянницу постарайтесь задержать там до тех пор, пока я не позову их сам. Ступайте же, друг мой, мы еще увидимся до моей кончины. Монах удалился, едва сдерживая рыдания.

Беседа братьев тянулась долго. Дон Фернандо каялся во всех своих интригах против брата, место которого он занял в семействе де Могюер. Но дон Родольфо, далекий от мысли упрекнуть в чем-нибудь брата, напротив, горячо благодарил дона Фернандо за то, что тот взвалил на свои плечи тяжелую ношу главы знатного рода, предоставив ему полную свободу жить согласно своим вкусам и взглядам. Умирающий