хотелось еще раз почувствовать нежность и силу его объятий.
Что-то происходит. Что-то странное. Что-то чудесное. Что-то… невероятное.
Граф стал более дружелюбным. Он был вежлив, иногда поддразнивал Викторию. Но он больше не был холодным. С каждым днем Майлз относился к жене все нежнее. Виктория же хотела большего. Она страстно желала, чтобы Майлз обращался с ней как с женой… своей женой.
Но муж не стремился сблизиться с ней. Ее чары на него не действовали. И Виктория не знала, что делать. Она не могла забыть, что сказал Грейсон в ту ночь, когда они обвенчались: «Послушайте моего совета, графиня. На вашем месте я бы не стал навязываться ни одному джентльмену, а тем более целовать его… Мужчины считают такую дерзость неприятной».
Возможно, пора было сделать то, о чем она никогда и не думала. Соблазнить своего мужа.
Виктория любила кокетничать, но она представить себе не могла, что можно соблазнять мужчин. Обычно было наоборот.
Итак, каким образом женщина может соблазнить своего мужа?
Майлз отличается от тех мужчин, которых она знает. Он не проводит вечера в мужских клубах, не напивается, не играет в карты. Нет, он не самодовольный лондонский павлин.
Виктория должна сделать так, чтобы Стоунхерст не заметил, что его соблазняют. Она должна быть настойчивой, но не кидаться к его ногам. Утонченной светской дамой. Возможно, именно такая женщина нужна Майлзу.
Итак, однажды в полдень Виктория постучала В дверь его кабинета. Не дожидаясь, когда муж пригласит ее войти, девушка впорхнула в кабинет, как будто делала это сотни раз.
Граф сидел за огромным письменным столом из красного дерева. Он выписывал счета. Когда вошла Виктория, он поднял голову.
Было ясно, что Майлз удивлен ее приходом.
— Виктория, что вы здесь делаете?
Она подошла к нему.
— Я здесь для того, чтобы увести вас от нудной работы. — Виктория кивнула на бумаги. Ее голос звучал весело, по крайней мере она надеялась на это.
Грейсон откинулся в кресле.
— Интересно.
— Я подумала, что мы с вами можем взять экипаж. Я знаю восхитительное место за городом. Мы можем там позавтракать.
— Сегодня?
— Да.
— Почему? — В его голосе не было насмешки, только любопытство.
— Потому что сегодня чудесный день. Судя по выражению лица Майлза, девушка едва ли его убедила.
— И потому что я… я хотела бы провести его с вами. — И это она называет утонченностью! Виктория злилась на себя. Но отступать было некуда.
Майлз смотрел на Викторию. Никогда раньше она не замечала, чтобы он так на нее смотрел. В его глазах что-то вспыхнуло. Граф отложил в сторону перо, поднялся и подошел к жене. Сердце готово было выскочить у нее из груди.
Время для Виктории остановилось, ей показалось, что это мгновение длится бесконечно. Майлз открыл рот, собираясь что-то сказать.
Но в этот момент вошел Нельсон.
— Ваша светлость, приезжали от портного. Он спрашивает, можно ли ему заехать сегодня днем.
— Лучше завтра. — Сердце Виктории замерло в груди, потому что Майлз пристально смотрел ей в глаза. — Сегодня я занят.
Несколько часов спустя они отдыхали в тени раскидистого дуба после обильной еды, которую упаковала для них кухарка. Виктория сидела на мягком, расстеленном на траве одеяле.
Далеко впереди были видны маленькие домики. А за ними — лес. Виктория вспомнила: когда мама была жива, они часто приезжали сюда. Девочка сразу бежала в поле, рвала цветы и приносила букет маме.
Майлз лежал рядом с женой, приподнявшись на локте. Он снял шейный платок и сбросил куртку. В сапогах, плотно облегавших бриджах и белоснежной рубашке граф выглядел очень элегантно. Беседа, подобно протекавшему поблизости ручейку, была неспешной.
— Около Линдермер-Парка есть место, очень похожее на это, — тихо проговорил Майлз.
— Линдермер-Парк?
— Это мое поместье в Ланкашире.
— Ланкашир! Как это далеко от Лондона! Я не знала, что у вас там поместье.
— Я провожу там большую часть года. Обычно я приезжаю в Лондон примерно на месяц, по делам.
— Ну, я, конечно, понимаю почему. Временами Лондон становится очень утомительным. — Виктория поморщилась. — Летом здесь жарко. А зимой так тоскливо и холодно.
Майлз ничего не сказал.
— Итак, — беспечно продолжала она, — если бы вы сейчас находились в Линдермер-Парке, чем бы вы занимались?
Улыбка тронула губы Майлза.
— Вполне возможно, я бы скакал по полю в поисках пропавшей овцы. Виктория рассмеялась;
— Вы? Я не могу представить, как вы гоняетесь за овцой.
— А я представляю, как вы в шелках и лентах блистаете в свете и в вашу честь поднимают бокалы.
Голос Майлза был тихим и безрадостным, Виктория внимательно посмотрела на него.
— Майлз? Что случилось?
На его губах играла едва заметная улыбка.
— Ничего, Виктория. Не нужно беспокоиться. Виктория решила, что здесь что-то не так. По лицу Майлза нельзя было понять, в чем. дело. Но девушка чувствовала, что настроение мужа изменилось. Осторожно она дотронулась до рукава Майлза.
— Майлз, — тихо попросила она, — если вас что-то беспокоит, я хочу, чтобы вы мне рассказали. Он взглянул на руку Виктории, затем ей в лицо.
— Вы действительно этого хотите, графиня? . — Майлз медленно приподнялся. — Что бы вы сказали, узнав, что я испытываю вожделение к своей жене сейчас? В этот самый момент.
На губах Виктории заиграла улыбка.
— Я бы сказала… вам больше не нужно испытывать вожделение.
Тут же Майлз заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Глядя на Викторию сверкающими глазами, граф спросил:
— Вы представляете, о чем выговорите? Вы представляете? Виктория провела рукой по его груди.
— Да, — прошептала она. — Да. Казалось, что прогремел гром. Майлз дотронулся губами до рта Виктории. И это было именно так, как она себе представляла. Его поцелуй был неистовым. Однако девушка испытала дивное ощущение. Она чувствовала его необузданную страсть, желание обладать ею. И она хотела этого. Сердце ее ликовало.
Она прильнула к мужу. Девушку охватила странная дрожь. У нее заболели груди. Тонкие мужские пальцы проникли за декольте. У нее чуть не остановилось сердце. Но Виктория не отстранилась.
Подушечкой большого пальца Майлз лишь слегка дотронулся до ее груди.
Виктории показалось, что в том месте, которого он коснулся, вспыхнуло пламя. Но теперь она знала, чего так страстно жаждет. Время остановилось, пока эти дьявольские пальцы дотрагивались и дразнили то один сосок, то другой.
«Майлз, — думала юная графиня. — О Майлз…»
Граф развязал тесемки лифа, и он упал с плеч, открывая округлую нежность ее груди. Грейсон в изумлении смотрел на Викторию, на розовую набухающую плоть, которую никогда не видел ни один мужчина.
Глаза Виктории были устремлены на мужа. Внезапно выражение его лица изменилось. Казалось, оно опять стало каменным.
