Он скрыл усмешку, слушая, как она бурчит себе под нос о «гадких старых сплетницах», которые «лезут не в свои дела». Ему пришлось тут же сдержать смешок, когда она тем же тоном перешла к «мужьям- деспотам, от которых взбесишься». Ему стало легче на душе от того, как прекрасно она справилась с этими проблемами. Вместо того, чтобы разводить сырость и, смиренно забившись в уголок, зализывать раны, Тори разозлилась. Она готова была драться, что было гораздо лучше, чем вести себя как беззащитный зверек.

Джейк почувствовал, что, если она даст волю своему характеру, лучше ей на дороге не попадаться.

За подтверждением дело не стало. Увидев багровеющий у него на подбородке синяк, она рассердилась на него не меньше, чем на горожан. Ему пришлось доложить ей о стычке с Дженкинсом и происшедшей из- за этого потасовке, хотя он и не стал пересказывать оскорбительные слова Дженкинса о ней. Зная, что она все равно от кого-нибудь услышит, он рассказал ей, как Дженкинс пытался застрелить его и как вместо того, чтобы его убить, он только вышиб выстрелом у него из руки оружие. По крайней мере эта часть его признания доставила ей удовольствие. Она доказывала, что он пытается завязать со своим прошлым.

Когда они укладывались спать, Джейк подумал, что у него есть средство успокоить гнев Тори. Усадив ее на край постели, он сказал.

– Закрой глаза, дорогая, и не подглядывай. У меня для тебя есть кое-что, но не смотри, пока я не скажу.

Раздраженно вздохнув, Тори послушалась, хотя не преминула пожаловаться:

– Я слишком взвинчена для таких фокусов, Джекоб.

Она услышала, как он вытащил что-то из-под кровати, потом развернул шуршащую бумагу, и невольно заинтересовалась, что же такое он ей припас.

– Теперь можешь смотреть, – наконец проговорил он.

Перед нею лежала самая красивая шаль, какую она когда-либо видела. Вся из тончайшего, нежнейшего кружева, такого просвечивающего, что казалась узорчатой паутинкой. Тонкие серебряные нити, вплетенные в снежно-белую ткань, ловили свет, и от этого шаль мерцала и переливалась.

– О Джекоб! Где ты нашел ее? Я никогда не видела прелестней! – выдохнула она и пальцем коснулась кружева.

С трепетной нежностью Джекоб накинул шаль ей на голову и плечи.

– Она наверняка была сделана для тебя, любимая. Кроме тебя, нет другой женщины на свете, красота которой так бы сочеталась с ее красотой.

Его глаза подтвердили искренность его слов.

Глядя ему в лицо взглядом, в котором отразились все ее чувства к нему, Тори тихо промолвила:

– Но, Джекоб, она, наверное, стоит полмира. Право, тебе не стоит быть таким расточительным.

– Это твой свадебный подарок, Тори. Муж чина женится раз в жизни, если ему посчастливится найти свою единственную женщину и сохранить ее. По такому случаю он имеет право немного потратиться на подарок невесте.

– Но я же тебе ничего не подарила, – возражала она.

– О нет, ангельское личико, подарила. Сегодня ты встала на мою защиту против этих старых кошек, хотя я, наверное, не заслужил. Ты даришь мне свои солнечные улыбки, от которых мои унылые дни становятся светлее. Ты даришь мне себя нежно и страстно. Этого более чем достаточно для любого мужчины, Тори, и гораздо больше того, что я заслуживаю или ожидал иметь.

От выступивших слез глаза ее засверкали, как изумруды, она потянулась к нему и обняла:

– О Джекоб! Я очень, очень тебя люблю! Слегка охрипшим голосом он проговорил:

– Знаешь ли ты, что ты впервые сказала мне эти слова, и именно так, как я надеялся их от тебя услышать. Я так долго ждал, чтобы ты сказала их так, как женщина говорит своему возлюбленному, своему мужу…

– Ты, Джекоб, для меня больше, чем возлюбленный, и больше, чем просто муж. Ты – мое сердце. Мой самый дорогой на свете. – Ты – моя любовь.

Затем в уединении их спальни она взялась доказывать ему глубокую, истинную правду своих слов, отдаваясь ему полно, нежно и целиком.

Она ничего не сдерживала в себе, не скрывала, но отдавалась самозабвенно, со всей щедростью своего сердца и тела, ничего не требуя взамен, кроме его любви. Любви, согревавшей ее душу.

Неприятности, казалось, следовали за ними, как черная буря, надвигающаяся с горизонта. Когда Джейк увидел одного из своих работников, скачущего во весь опор к дому, он понял, что гром грянул. Он ощутил это нутром, глядя, как ковбой осадил взмыленного коня – так резко, что тот встал на дыбы и чуть не сбросил всадника наземь. Джейк двинулся к нему навстречу.

– Босс! – взбудоражено заорал Ред. – У нас беда! Настоящая беда!

Лицо Джейка помрачнело.

– В чем дело?

– Водопой на дальнем северном пастбище! Он отравлен!

– Проклятье! – Джейк не представлял себе, что может быть хуже этого. Они только что отогнали туда часть стада, чтобы скот летом откормился. В это время года там были хорошие травы и много воды.

– Скот погиб? – с тревогой спросил он.

– Две коровы пали, и около дюжины ведут себя странно, – мрачно объявил Ред. – А рыба всплыла