маршировать на манер врага? Все это глубоко оскорбляет русское национальное чувство. Скрежеща зубами, несет солдат свою службу. Недовольство захватывает и высших офицеров, которым вменяется в обязанность, несмотря ни на какие чины, на возраст, на погоду, ежедневно лично присутствовать на учении.
Хотя в момент восшествия Петра на престол казна и совершенно пуста, он начинает готовиться к новой войне – с Данией. Для того чтобы отобрать у последней клочок земли, долженствующий, по его мнению, отойти к Гол-штинии! Откуда достать денег? В марте издается указ, которым намечается будущее отобрание всех церковных иму-ществ. Секуляризация церковных имуществ оказалась не под силу даже Петру Великому. Петр III, несомненно, не мог бы провести эту меру даже в том случае, если бы хоть притворился верующим сыном той церкви, главой которой он считается. Но он даже не дает себе труда притворяться хоть настолько, насколько это необходимо для того, чтобы щадить чувство народа. Он и тут смешивает большое с малым, важное с второстепенным, внешнее с существенным. Издевается над догматами православной веры, ведет себя прямо провокационно в церкви, говорит о необходимости лишить духовенство пышных облачений и заменить их черными рясами немецких пасторов, хочет сбрить священникам бороды, удалить из храмов все иконы, кроме изображений Спасителя и Божией Матери, приказывает закрыть часовни в домах дворян. Он хочет устроить в царском дворце протестантскую часовню. Несколькими указами он хочет перевернуть вверх дном самую консервативную, наиболее верную традициям страну Европы.
В первые дни правления Петра Екатерина появляется каждое утро в его рабочем кабинете. Но ей оказывается там такой недружелюбный прием, ее советы выслушиваются с таким нескрываемым презрением, что она скоро прекращает свои визиты.
Петр требует от всех, чтобы они обращались с его метрессой Воронцовой предупредительнее, чем с его супругой. Однажды вечером он ужинает с Воронцовой и велит позвать графа Хордта, зная, что этот шведский дворянин находится как раз у Екатерины. Хордт, как человек благовоспитанный и смелый, отклоняет приглашение. Через несколько минут Петр появляется лично, красный от гнева и говорит:
– Вас ждут у графини Воронцовой, я требую, чтобы вы не заставляли эту даму дожидаться!
Он говорит теперь совершенно открыто и часто о своем намерении вскоре отделаться от Екатерины, заточить ее в монастырь или отослать обратно в Германию. Все это еще можно бы, на худой конец, объяснить ростом привязанности Петра к Воронцовой. Но если он запрещает ювелиру Понзи выполнять заказы Екатерины или даже не стесняется отдать садовнику распоряжение не приносить ей ее любимых цветов, то эта мелочная коварная ненависть имеет, очевидно, другие причины. Эта ненависть Петра гораздо старше его любви к Воронцовой. Она началась еще двадцать лет тому назад, когда после своего выздоровления от оспы Петр испытал унижение от Екатерины.
На протяжении дальнейших лет за этим унижением последовало еще немало других, в основе которых неизменно лежало превосходство над ним Екатерины. Он всегда знал, что она умнее его, сильнее его, но если прежде сплошь да рядом нуждался в ее превосходстве, то теперь полагает, что наконец достаточно могущественен для того, чтобы отплатить ей за неисчислимые поражения, нанесенные его самолюбию. Но наряду с этим он не перестает ее бояться. Он достаточно силен для того, чтобы грубо отстранить Екатерину, но недостаточно силен для того, чтобы делить с нею власть. Инстинктивно чувствует он, что как только начнет спрашивать у нее совета, управление всеми делами немедленно перейдет в ее руки. Он должен дать ей почувствовать свою власть и хотел бы устранить ее, потому что это для него единственная возможность справиться с непосильной проблемой, заключающейся в том, что хоть он и всемогущий царь, а жена его все же умнее его.
Екатерина молча сносит все его унижения. Со времени кончины Елизаветы она всего лишь два раза появилась в обществе и до сих пор ни словом не обмолвилась о поступках своего мужа. Но терпение Екатерины только кажущееся, навязанное ей ее физическим состоянием.
Когда Дашкова, Панин или кто-либо другой из ее друзей изыскивают средства, чтобы улучшить ее положение, она не может сделать ничего другого, как посоветовать им запастись терпением вместе с нею и дать судьбе время. Для нее лично это время ограничено: она должна родить, а затем уже помышлять о каких бы то ни было мероприятиях. Но как раз ее вынужденная пассивность, ее исполненная достоинства униженность, ее незлобная терпеливость вербуют ей многих друзей.
В конце марта двор переселяется в законченный постройкой Зимний дворец. Петр берет себе главные апартаменты, поселяет Воронцову в комнатах, прилегающих непосредственно к его покоям, и отводит Екатерине помещение в самой отдаленной части дворца. И с этим новым унижением она беспрекословно примиряется: оно ей даже очень кстати. Когда приближаются роды, она, чтобы устранить всякие подозрения, даже принимает участие в некоторых устраиваемых Петром вечеринках, сносит зловоние трубок, шум и гвалт, производимые пьющими, презрительные усмешки Воронцовой и нелепые речи своего супруга.
По непроверенным сведениям Петр якобы все же, и притом в самый критический момент, пронюхал, в чем дело, и поклялся 'убить эту чертовку на месте'. Но по дороге к покоям Екатерины внимание его было будто бы отвлечено каким-то пожаром, он отправился вместе со своими собутыльниками на место пожарища, а когда вернулся обратно, роды Екатерины якобы уже закончились. Она встретила его одетая, нарумяненная и причесанная, и с негодованием отвергла его бессмысленные подозрения, которых он уже ничем доказать не мог. Самый же пожар был будто бы делом рук ее преданнейшего слуги Шкурина, поджегшего для этой цели свой собственный дом.
Как бы то ни было, а сын Орлова – впоследствии Бобринский – родился 11 апреля, не вызвав никакого скандала. Жена Шкурина немедленно берет его к себе на воспитание. Десять дней спустя – в день, когда ей минуло тридцать три года, – Екатерина принимает многочисленных поздравителей. При этом случае она, впервые с того момента, как стала царицей, высказывается по политическому вопросу. Она заявляет австрийскому посланнику графу Мерси, что новый союз, заключенный с наследственным врагом России, внушает ей полное отвращение. Значение этих слов очевидно. Екатерина дезавуирует всю политику своего супруга, открыто выступает против него и старается снискать благословение своих естественных союзников. Это только несколько слов, произносимых приветливо улыбающейся императрицей при встрече с одним из поздравителей, но в тот же день они становятся известными всему двору, курьеры сообщают о них в Вену и Париж. Дипломатические предположения, надежды, комбинации получили толчок.
Екатерина освободилась от своего бремени. Борьба началась.
Для борьбы необходимы деньги, а денег у Екатерины нет. Она просит графа Бретейля устроить ей заем в сто тысяч рублей, но французский посол, хоть он и желает ей всяческого успеха, не настолько верит в этот успех, чтобы ухватиться за случай оказать будущей императрице услугу от имени Франции. Находится английский купец по имени Вальдтен, который ссужает ей просимую сумму. Но этих денег, конечно, недостаточно. Для большого восстания необходимы не только офицеры и дворяне, которых можно привлечь, апеллируя к их чувствам чести и патриотизма, но и простые солдаты, а Орловы хорошо знают своих солдат: вином на них можно лучше воздействовать, чем ключевой водой. Екатерину не приходится долго в этом убеждать.
Когда она узнает, что освободилось место казначея артиллерийского ведомства, она подает генералу Виллебуа соответственный намек, и на этот ответственный пост назначается двадцатилетний Григорий Орлов. Теперь деньги артиллерийского ведомства идут на смазку солдатских глоток. Под влиянием подносимой в обильном количестве водки языки их развязываются и изливаются в беспрестанных жалобах на царя и славословиях Екатерине. Кто может в деле пропаганды среди простого народа провести грань между искренним и неискренним, искусственным и естественным? Необходима наличность пороха, чтобы его можно было поджечь, – вот все, что можно сказать по этому вопросу. Порох доставил Петр. Орловы же – поджигательный шнур.
Дашкова работает на иной манер и в других кругах. Она продолжает свои визиты ко двору, говорит Петру шутливые колкости, которые он добродушно прощает маленькой сестрице своей возлюбленной, и поддерживает таким образом контакт с находящимися ныне у власти высшими сановниками. Она агитирует среди друзей и товарищей своего мужа, ведет переговоры с поручиками Преображенского полка Пассеком и Бредихиным и с офицерами Измайловского полка братьями Рославлевыми. Она старается воздействовать на гетмана Кирилла Разумовского – брата прежнего фаворита Елизаветы, потому что знает, что этот гетман любим армией и что он любит Екатерину. Но ни ей, ни Орловым не удается вырвать у этого хитрого хохла
