как и муха, он влезет в нее руками и ногами. А потом, когда неожиданно осознает всю глубину затянувшей его бездны, будет уже слишком поздно…

– С этим закончили, – Славгородский аккуратно спрятал в чемоданчик подписанные инженером листы, но тут же достал оттуда еще два. – И такие вот, будьте добры…

– А эти зачем? – недоверчиво покосился Прохоров, быстро пробежал глазами текст и непроизвольно глубоко вздохнул. Перед ним лежала подписка о неразглашении государственной тайны.

– Какие-то проблемы, Вадим Витальевич? Или мне показалось? – прищурился Славгородский, и в глазах его появилась усмешка.

– Или, – Прохоров быстро поставил еще две подписи и вопросительно посмотрел на профессора. – Ну и когда мне начинать сворачиваться?

– А прямо сейчас, – быстро ответил тот, защелкнул замки «дипломата» и торжествующе повернулся к Ледовскому: – Кто оказался прав, Сергей Борисович, я или мыши?

– Не знал, что вызываю у вас такие ассоциации, – насупился директор института.

– Да я так просто, к слову. Не обижайтесь, дорогой, не обижайтесь. Все в порядке. Просто у меня хорошее настроение…

Профессор встал, поправил на груди пиджак, надел спрятанные в боковом кармане очки-»хамелеоны» и положил тяжелую руку на плечо сидящему Прохорову.

– Сегодня скажете своей дорогой супруге, чтобы начала потихоньку собирать вещи и закруглять всякие там делишки, – Славгородский повертел в воздухе растопыренной ладонью. – Пусть особенно не торопится, на все про все я даю вам целых две недели. Да, чуть не забыл, – гость задумчиво поскреб уже успевшую отрасти щетину. – Скажите, Вадим Витальевич, у вас новая мебель дома, или ее уже пора… сами понимаете… заменить?

– Какое это имеет значение?

– Дело в том, что предоставляемая вам новая квартира уже на две трети обставлена всем самым необходимым, включая автоматическую стиральную машину и центрифугу для утилизации мусора. Нет, естественно, таких вещей, как телевизор, пылесос, шторы на окнах и разное чисто личное имущество. Со дня переселения все содержимое квартиры является вашей собственностью, так что если то, что сейчас стоит у вас в комнате, не новее трехлетней эксплуатации, я рекомендовал бы не заниматься лишней транспортировкой. Соберите лишь одежду, личные вещи, бытовую технику, если есть, и прочие семейные мелочи. Чтобы весь скарб спокойно вошел в обычный двухтонный автомобильный контейнер. Он будет около вашего дома ровно через две недели, день в день, в десять часов утра. Вещи повезет грузовик, а сами поедете на микроавтобусе «Латвия». С собой возьмите только деньги и документы, все остальное – в контейнер. Здесь, в институте, ничего улаживать не нужно, все уже обговорено, и необходимые документы о вашем переводе придут в «Золотой ручей» без нашего с вами участия. Так я говорю, господин Ледовской?

Директор согласно кивнул и буркнул что-то нечленораздельное.

– Тогда все, счастливо, – Славгородский по очереди попрощался за руку с Прохоровым и директором института, взглянул на часы и походкой миллионера, вышагивающего перед сотней репортеров, прошествовал через весь огромный кабинет, скрывшись за входной дверью.

В помещении повисла секундная пауза.

– Я не нужен? – первым спросил Прохоров, уже поворачиваясь по направлению к выходу.

– Идите, работайте… Вадим Витальевич, – смотря в давно не мытое окно, равнодушно бросил Ледовской и в задумчивости облокотился на массивный дубовый стол. Директор наблюдал за терзаемыми холодным осенним ветром ветками березы и за одиноким, все еще не сорванным со своего места желто-коричневым листком в форме сердца. Осень заканчивалась… Еще две недели – и, возможно, выпадет первый снег. Нагрянут морозы. А за ними совсем скоро Новый год. Тысяча девятьсот девяносто второй от Рождества Христова.

На следующий день старший научный сотрудник пришел на работу в совершенно новом твидовом пиджаке, черных брюках, белой рубашке с красным галстуком и сверкающих, вишневого цвета ботинках. Начиная с этого дня он уже почти не работал, а только бесцельно слонялся по институту, несколько раз за день по полчаса просиживал в институтском кафе, не спеша попивая кофе со сливками и не особо желая вступать в пространные беседы с коллегами. На все задаваемые вопросы Прохоров отвечал почти всегда односложно: «Да», «Нет», «Возможно», «Перевожусь», «Две недели» и тому подобное. Сотрудники НИИ сильно ему не докучали, знали – у парня «чемоданное» настроение. Мысленно он уже там, на новом месте, с новой зарплатой и квартирой, и новыми, несоизмеримо большими возможностями продолжать исследования по известной теме. Но в одном мнение коллег было единым – после открытия алгоритма Прохоров зазнался, день за днем превращаясь в горделивого, смотрящего на всех свысока человека. Раньше он таким никогда не был, за все пятнадцать лет работы.

На четвертый день после подписания документов Прохоров возвращался после работы домой, привычно зашел в свой подъезд и вдруг услышал, как сзади кто-то негромко чихнул. Он обернулся и заметил стоящего возле почтовых ящиков мужчину в тех же самых черных джинсах и той же, только теперь уже с белой меховой подкладкой, черной джинсовой куртке.

Мужчина легонько кивнул и тихо спросил:

– Все в порядке? Один?

– Да, – Вадим Витальевич снова ощутил уже почти забытое чувство страха, хотя все вроде бы не предвещало ничего опаснее обычного разговора с представителем «структуры».

– Приезжал профессор? – Мужчина покосился на торчащий сквозь расстегнутую на кожаной куртке Прохорова «молнию» узел галстука. Уже четвертый день он видел этот условный знак.

– Приезжал. Через десять дней, семнадцатого утром, уже отчаливаю в «Золотой ручей». Адрес проживания новый пока не знаю, не говорили. Документы на перевод оформляют, договор и документ о неразглашении я уже подписал.

– Хорошо. Мы тебя сами отыщем, не беспокойся. Возьми деньги и таблетку, – гонец достал из-за пазухи две пухлые пачки денег, перетянутые резинками, и небольшую коробочку. – На следующей неделе, как и договаривались, получишь ампулу с противоядием. Зарплату тебе новую определили в двадцать тысяч в месяц. Доволен? – безапелляционно спросил мужчина.

– Спасибо… Какие дальнейшие инструкции? Что мне делать? – Прохоров поспешно затолкал деньги в куртку, а таблетку положил в карман брюк. – Как связываться будем?

– Много вопросов. Все узнаешь из письма. Его получишь уже на новом месте. За тобой постоянно будут смотреть. Знай это. Работай спокойно, месяц, три, год – сколько нужно. Для связи с нами получишь портативную рацию, настроенную только на одну волну. Сигнал с нее идет кодированный, не прослушивают. Внешне она как карманное радио, с антенной и несколькими местными диапазонами. Никто ничего не заподозрит. Слушай дома, бери его на природу, куда угодно, только не в Центр. Как включить связь, узнаешь из письма. Глупостей, надеюсь, не станешь делать? – взглядом волка окинул Прохорова представитель «структуры».

– Что вы, нет, конечно! Только… как деньги от вас получать буду? – не удержался от мучившего его вопроса Вадим Витальевич и тут же заметил, как в полумраке вечернего подъезда, освещенного лишь одной тусклой и грязной лампочкой под потолком, сверкнули в понимающей ухмылке фиксы собеседника.

– Молодец, правильно мыслишь! – одобрительно закивал мужчина. – Вопрос не сложный, все узнаешь из письма. Только читай его сразу же, как найдешь.

– Почему? – Ничего глупее Прохоров спросить не мог, но вопрос сорвался с языка сам собой.

Гонец мафии только негромко выругался и, не прощаясь, вышел из подъезда, громко хлопнув дверью. Вадим Витальевич еще минуту в задумчивости стоял возле закутка с висящими на обшарпанной стене почтовыми ящиками, а затем медленно поднялся по лестнице на третий этаж и позвонил в дверь, ровно три раза. В коммуналках существует своя система оповещения жильцов, кому именно нужно идти открывать дверь. Схема эта известна всем более-менее часто приходящим в квартиру людям и незыблемо соблюдается каждым из них. У Прохорова же за прожитые здесь полтора десятка лет выработалась устойчивая привычка во все без исключения двери звонить именно три раза.

Последние перед отъездом дни тянулись ужасно медленно. Вадим Витальевич уже не ходил в институт, притворившись внезапно подхватившим вирус ОРЗ больным, целыми днями бродил