— Вы — Михаил Гриневский. Предатель. Мы не ошибаемся. Вы все понимаете и отдадите нам артефакт добровольно, иначе мы сами извлечем из вас нужную информацию — из живого или из мертвого.

— Вы ведь в любом случае убьете меня.

— Да. Но если вы откажетесь сотрудничать, тем более если окажете сопротивление, то испытаете сильное и длительное страдание.

Михаил, словно бы в раздумье, опустил голову. У него уже созрел план нового побега. Сейчас, для достоверности, важно было выдержать паузу, означающую внутреннюю борьбу и колебания, а затем согласиться.

— Хорошо. Вы меня убедили. Я отвезу вас к артефакту.

Михаил медленно отошел от стола, стянул с рук перчатки, усталым движением снял очки и колпак. Стоя перед стендом с аппаратурой спиной к пришельцам, он бросил им, не поворачивая головы:

— Подождите, я должен здесь все выключить.

Но вместо этого он незаметно включил какой-то прибор. Когда тот тихонько загудел, быстро увеличивая частоту звука, стало ясно — это мощные конденсаторы набирают заряд. Спокойно и неторопливо Михаил сделал несколько шагов в сторону раковины, повернул вентиль и, пополоскав руки под струей воды, плеснул пару пригоршней себе в лицо и на голову. Затем, не вытираясь, все так же медленно прошел обратно. Повернул ручку регулировки электроразрядника на максимум, прижал электроды к вискам и нажал кнопку...

Серые фигуры, метнувшиеся к нему в самый момент разряда, успели подхватить падающее тело. Но уже через несколько секунд бросили бесполезную мертвую плоть на пол, рядом с лежащей без сознания медсестрой.

Он успел уйти и испортить носитель информации.

Вслух произнесено это не было. Адресатом же для сообщения являлся некто, находившийся чрезвычайно далеко от больничного подвала в Сан-Диего.

Через некоторое время мертвую тишину нарушил вопль несчастной женщины, внезапно осознавшей себя вдовой.

Сеньора Гонсалес давно была одержима идеей, что муж изменяет ей. Она примчалась в больницу, собираясь застать любовников на месте преступления. Но при виде тела, лежащего бесформенной зеленой грудой, и мокрого бледного лица со следами электрических ожогов на висках, все в ее бедной голове смешалось.

Крик привел в чувство медсестру. Она села, недоуменно озираясь, пока ее взгляд не остановился на лежащем рядом бездыханном докторе. Затем она увидела сеньору Гонсалес и, видимо, все еще не понимая, что происходит, смущенно одернула задравшийся и обнаживший смуглые бедра халат. Похоже, это движение что-то переключило в голове вдовы. Яростно завопив: «Проклятая сучка, верни мне мужа!» — мексиканка бросилась на мулатку и, несмотря на сопротивление, расцарапала ей щеку. Когда девушка с воем, на четвереньках — будучи не в силах встать — попыталась спастись бегством от утратившей разум сеньоры Гонсалес, та резво оседлала ее, словно опытная наездница, и принялась душить.

Еще одной трагедии не случилось только благодаря двум санитарам и охраннику, вовремя прибежавшим на шум.

Для Алекса закончилось прежняя жизнь. Из нее исчезли родители, которых он знал и любил. На похоронах, глядя на мать, Алекс не узнавал в этой постаревшей и полубезумной женщине ту, которая была ему столь близка, к которой он привык с рождения. Переводя недоуменный взгляд на то, что лежит в гробу, Алекс ощущал твердую уверенность в одном: это не его отец. Его отец в каком-то в другом месте, далеко отсюда. Может быть, в своей загадочной России — где-нибудь на Урале, в сказочных поселениях бессмертных старцев-ведунов, или в алтайских горах, или в масонских катакомбах таинственного и блистательного Санкт-Петербурга. А может быть, он стал астронавтом, как дядя Рон и теперь странствует по звездному небу..

Я тень среди теней.

Но что есть тени? Тьма,

Разъятая самообманом.

Исчезнет Свет — и я исчезну,

Вновь растворясь во Тьме.

А вдруг меня не станет раньше...

Изменится ль соотношенье

Тьмы и Лжи?

Слова, ритмически организованные и явно связанные каким-то общим смыслом, звучали, словно повторяемая кем-то мантра. Откуда они взялись, каков их смысл? Алексу никак не удавалось понять. И было что-то еще, ускользающее словно сон, но все же более реальное, чем пробуждение... Ясное осознавание промелькнуло, подарив проблеск ужаса, и еще один эпизод из раннего детства всплыл радужным пятном из темной глубины.

— Папа, смотри: я нашел монетку!

Он подбежал к отцу, сидевшему в тени обрыва на чьей-то опрокинутой лодке, и положил в протянутую ладонь темный с прозеленью металлический диск. В другой руке отец держал початую бутылку текилы, завернутую в бумажный пакет, дабы не привлекать внимания блюстителей порядка.

— Ну-ка... Ооо! Да она старинная... Испанская, похоже. Или португальская... Ей, наверняка, не меньше трехсот лет!

— Она не золотая?..

— Медная. Ну и что! Если ее отчистить, будет сверкать не хуже золотой. Как же она здесь оказалась? Может быть, если копнуть глубже, найдется сундук с пиратским кладом?

— Ух ты! Здесь были пираты?

— Конечно! Лет двести-триста назад пираты везде были. И не только в Карибском море — в Тихом океане они тоже промышляли.

— Круто! Завтра с ребятами будем играть в пиратов. Я назначу себя капитаном, а эта монета станет магическим талисманом. Или амулетом... Она совсем настоящая!

— И от этого ваша игра тоже станет более настоящей... — подхватил отец, — это так важно! Достоверность — самое главное условие игры. Чем больше в игре предметов, внушающих уважение своей достоверностью, тем большую важность приобретает игра... Вот тело человека... или эта лодка — они совсем настоящие... А вот эта бутылка!..

Майкл Гонсалес приложился к горлышку и, сделав изрядный глоток, продолжил свои рассуждения. Он даже не обратил внимания на то, что Алекс уже не слушает его, увлекшись откапыванием воображаемого пиратского клада.

— Эта бутылка здесь самый настоящий предмет из всех! Ведь чем отличается настоящее от ненастоящего? Точнее, более настоящее от менее настоящего (здесь вопрос степени, только степени!..)? Более настоящее принадлежит к более сложной, более крутой, как ты говоришь, и навороченной игре. А значит, в присутствии чего-то более настоящего очевидна иллюзорность и ненастоящесть игры меньшего уровня... С этой бутылкой мир становится куда как менее реальным! Лезет наружу, выпирает отовсюду его грубая фальшь, игровая условность... Море, небо, лодки, люди... Декорации! Получается, бутылка — настоящая, а мир — нет. Однако... Так и спиться не долго!.. Но и это ведь тоже игра?..

Отец замолчал, сосредоточенно вглядываясь в темную глубину круглого бутылочного горлышка, словно пытаясь разглядеть выход в иной, более реальный мир...

Был субботний день. В выходные они частенько вместе выбирались к океану и подолгу бродили по берегу, купались, строили песочные замки, ели в какой-нибудь прибрежной закусочной, смотрели на закат... и поспешно возвращались домой, навстречу быстро надвигающейся с востока ночи.

Раньше отец никогда не пил во время их прогулок. Это случилось в первый раз. И в последний. Всего через несколько дней его не стало.

* * *

Ты полагаешь, он проснулся?