творить, да множество лисичек в местных лесах, которые Володя собирает и сдает во владимирские рестораны. Денег хватает на муку и краски. Две большие теплицы с избытком снабжают огурцами и помидорами, огород дает морковку, свеклу, лук. Вот только мясо на столе большая редкость. Так что природа дает все необходимое для жизни, и не волнует отшельника ни курс доллара, ни падение промышленного производства.

Иногда удается продать картины. Кстати, спрос на Володины картины, несомненно ,есть: на момент моего посещения все работы были распроданы, и осталось лишь несколько эскизов на зиму. Почему на зиму?

«Сейчас сезон делать запасы, — поясняет Володя, по–владимирски сильно «окая». — Собираю грибы, ягоды, ухаживаю за огородом. А зимой, когда все вокруг заметает снегом, делать нечего, вот тогда беру краски, да кисти. А как иначе? Иначе одному волком завыть можно».

На картинах — местные пейзажи. Опушка березового леса, река, лесная дорога. На эскизах все выглядит несколько схематичным, детали — листочки, веточки, хвоинки — Володя выписывает зимой, когда есть свободное время. Как рождается картина? «Иду по лесу, — поясняет Володя. — Вдруг гляну, и аж сердце перехватывает: такая красота открывается! И в голове, будто фотография образуется, я ее потом и перерисовываю».

Был случай, когда Володю обманули при покупке картины. «Говорят, давай мы тебе в твердой валюте заплатим, в английских фунтах, — вспоминает он. — Почему бы и нет? Я ведь в глаза эту валюту не видел, интересно. Дали мне бумажку, там цифра 50, а все остальное не по–русски. Потом умные люди объяснили, что это деньги какой–то африканской страны, которые нигде не поменять. Так и выбросил ее».

Володя показывает свои «хоромы». Замечаю удивительную вещь — в доме царит чистота. Конечно, имеет место, некоторый беспорядок — разбросаны вещи, сушатся овощи, но в воздухе неуловимо ощущается какое–то особое целомудрие, как отсутствие негативных эманации — суеты, раздражительности, злобы, и потому все как будто бы светится, сияет тем светом, который так редок в домах больших городов. И еще запахи. На стенах развешаны пучки сушеных трав, связки грибов, которые источают терпкий аромат, дающий ощущение надежности и вечности.

Хозяин ставит самовар, приглашает пить чай из трав. Пьем, не спеша, беседуем о житье–бытье. «Как насчет спиртного, Володя?» «Ни–ни. Мне никак нельзя — начну пить, в одиночестве быстро сопьюсь. Да и какой из меня художник с трясущимися руками. Хотя, когда картину продам, конечно, выпью, потому как большая радость — и деньги получил, и людям добро сделал.

Почему добро? Раз покупают, значит нравится».

Общается Володя с удовольствием, ведь, почти все время, он проводит с приблудными, безгласыми кошками и собаками. Раньше зимой к дому приходили лисы и зайцы, часто можно было повстречать в лесу лося. Сейчас зверья в лесах осталось мало. В пруду водится небольшая рыбешка. В многочисленных скворечниках селится огромное количество птиц. Вот и весь круг общения.

Транспорт у Володи абсолютно экологически чистый: летом — велосипед, зимой — лыжи. В ближайшую деревню выбирается раз в неделю, чтобы сдать грибы, купить молока. Зимой такие вылазки еще более редки. В доме есть электричество и старенький черно–белый телевизор.

«А в Бога веруешь?» — спрашиваю я.

«Нет. То есть я верую, но не так, как все. Я в церковь не хожу, потому, как вижу, что люди, которые там бывают, на самом деле в душе не веруют. Они только вид делают, выходят из церкви и творят разные безобразия. А у меня Бог как бы внутри меня и вокруг, в красоте вот этой. Вот в этого Бога я и верую».

Есть в Подмосковье замечательный уголок — тихая лесная речушка со старинным названием Воря. Когда шум и суета большого города становятся невыносимы, когда хаос мыслей достигает своего апогея, нет лучшего способа вновь обрести себя, чем посидеть погожим летним деньком на берегу Вори, заросшим пахучими лесными травами.

Деревья, растущие на другом берегу, подступают к самой воде, склоняются, словно хотят напиться, и своей зеленой массой образуют стену, которая отгораживает вас от неурядиц внешнего мира. Внизу плавно струится поток, огибающий островки кувшинок, и его неспешное движение захватывает обрывки мыслей, расставляет их стройной цепочкой, делает их цельными и емкими. Многочисленные желания, которые терзали вас, словно дикие звери, отступают, становятся иллюзорными и совершенно ненужными. И тогда мир раскрывается перед вами во всей своей красе и разумности.

Вы думаете, я действительно сидел на берегу Вори и все это переживал? Нет, я всего лишь смотрел картины московского художника Владимира Глебовича Никонова, которому удалось не только подсмотреть настроение природы, но и сочетанием красок передать его на полотне. Передать так, что, сидя, скажем, в галерее на Варварке, можно было в полной мере ощутить прохладу воды, услышать жужжание шмелей, почувствовать аромат лесных цветов. И все это лишь при помощи волшебной палочки, называемой кистью, способной сказочным образом передать все цветовое многообразие мира.

Для меня всегда было загадкой умение художника перенести увиденное на полотно. Бывало, я стоял за спиной работающего мастера и неизменно удивлялся, когда после нескольких, казалось бы, хаотичных мазков вдруг начинали проявляться листочки, лепестки, веточки… Это напоминало процесс проявления фотографии, но там работала химия, был определенный алгоритм соединения химических веществ, а как этот процесс происходил у художника, было совершенно непонятно. Может быть, здесь тоже присутствовал некий алгоритм, позволяющий отраженный свет преобразовать в точное движение руки? Я хотел получить ответ у Владимира Глебовича, который является не только заслуженным художником России, но и доктором технических наук и математиком по профессии.

Для того, чтобы понять какой–либо процесс, необходимо вернуться в его начало. Еще в раннем детстве Володя с удовольствием занимался легкой безударной чеканкой, при помощи которой он выдавливал на крышках деревянных коробочек различные пейзажи. Никто этому его не обучал. И уже позднее он с удивлением узнал, что подобной работой занималась его бабушка, которую специально обучали этому ремеслу. А Володя сам, без посторонней помощи, набивал песком формы, хорошо зная, как это следует делать. Откуда взялись эти знания?

Считается, что если человек следует своему предназначению, ему не требуется специального образования — все необходимые знания уже заложены в нем, как заложены знания в пшеничное зерно о том, как ему расти и плодоносить. Остается лишь вспомнить и воспользоваться ими.

Постепенно занятия декоративно–прикладными работами и литьем переросли в увлечение живописью, и Владимир Глебович выбрал достаточно редкий жанр — живописную миниатюру. В этом жанре работали известные мастера прошлого, такие как Перов, Шишкин, Похитонов. Уже само название «миниатюра» говорит само за себя — картины имеют небольшой размер, часто, не более, почтовой открытки. Чтобы разместить на такой площади образы своих любимых «героев» — пейзажи средней полосы России, монастыри и церкви — Никонову требуется поистине математическая точность в выборе сюжета. О содержательной части его картин хорошо сказал Илья Глазунов: «именно любовь к Божьему миру отличает его работы от работ многих художников–профессионалов, которые любят себя в природе, а не природу в себе».

Владимир Глебович пишет только с натуры. Он часто выезжает за город, бродит по лесам, чтобы найти ту самую единственную березку, изгиб ствола которой способен передать всю внутреннюю красоту, заложенную Создателем в каждое свое творение. Российский пейзаж, по словам художника, может быть внешне неброским, но только в нем он может найти созвучие с собственным настроением. Лишь когда возникает созвучие, аккорд, слияние, тогда появляется картина, где каждый цветок не только радует красками, но, кажется, источает чудесный аромат.

Быть цельным, являться лириком и физиком в одном лице — это, несомненно, Божий дар. Владимиру Глебовичу повезло: не каждому дано так полно и гармонично воспринимать окружающий мир. Но интересно, помогает ли математика писать картины, а занятия живописью — решать задачи многомерной геометрии? Никонов в этом не сомневается. Более того, он считает, что человек, владеющий математикой,