истории' (серию).

'…без Вас, конечно, ее не мыслю… Напишите книгу о Серебряном веке…'

'В Россию, конечно, скоро поедем… Мои мальчишки только этого и ждут…'

'Ведь американской школы вообще нет, одна скорлупа…'

'Практик'. Вот, может быть, слово более подходящее, чем 'активист'. Ему нужно 'спорить', 'созидать'… И при этом абсолютный одиночка . Люди ему, в сущности, в тягость. Он несет в себе до предела наполненный и безостановочно кипящий, бурлящий, дымящий сосуд. Его мир, его Россия, его собственное дело. Может быть, сродни Бальзаку. Он мог бы, как Бальзак, сказать кому-то, кто сообщил о смерти близкого: 'Ну а теперь вернемся к жизни', – и заговорить о собственном романе. Но только мне все больше кажется, что настоящих 'антенн' у него нет. Он пишет 'изнутри', описывает мир, что постоянно живет внутри его самого, и потому все в его творчестве в каком-то смысле 'автобиографично'.

Итак, четвертая встреча: Цюрих, май 1974; Париж, декабрь 1974; Канада, май 1975; Crestwood, декабрь 1976.

Пятница, 3 декабря 1976

Завтрак вчера с Б.С. (фамилию не запомнил), бывшим редактором 'Науки и религии', 'философом, религиозником и гуманитарием', как он сам себя рекомендует. Ужасно не понравился. Я не маниак 'заговоров' и 'провокаций', но, слушая слащавые речи этого человека, я невольно думал: не 'посылают' ли таких? 'Вся эта третья эмиграция, – сказал мне вчера Солженицын, – подозрительная и ненадежная'. В этом, увы, есть доля правды.

Оттуда на такси еду на 42-ю улицу в City College1 на 'этническую' русскую конференцию, в связи с Bicentennial2 , где я volens-nolens3 согласился читать короткий доклад о семинарии. Думая, что ошибся зданием, опять на такси, в жутком движении, еду в Hunter4 . Потом опять на 42-ю. Падает мокрый снег. Огни города. Наконец попадаю на эту конференцию. Когда кончится это эмигрантское убожество, самовосхваление, доклады на английском языке (а в зале

1 Городской университет города Нью-Йорка.

2 Двухсотлетием независимости Америки (англ.).

3 волей-неволей (лат.).

4 Hunter College – университет Хантер (англ.).

тридцать пять человек – русских стариков и старух, не считая десяти-двенадцати 'ораторов', вынужденных слушать друг друга) о наших 'contributions'1 Америке? Я слышал (кроме своего) только один доклад – некоего Лукьянова – о школах Зарубежной Церкви в Америке. Убожество и глупость этого доклада не поддаются никакому описанию ('Для того, чтобы сделать нашу русскую contribution Америке, мы должны оставаться русскими… Ибо, если бы не остались русскими, мы не могли бы сделать нашей contribution'). Остается неясным только одно: в чем состоит эта 'contribution'? Все это давит своей ничтожностью, пустотой, ненужностью. 'Кружимся в вальсе загробном на эмигрантском балу'2 . Да, в сущности, и бала никакого нет (был раньше!), а есть один огромный старческий дом, в котором живут и 'молодые' вроде Лукьянова и в котором читают друг другу никому не нужные доклады о собственной миссии…Уходя оттуда, я подумал: 'Вот так день! Утром – Солженицын, в завтрак – бывший редактор 'Науки и религии' и едва ли не чекист, днем – эмигрантщина a l'etat pur3 …'.

Сегодня утром: утреня, исповеди, лекции, снова исповеди, 'appointments'4 . По-моему, все простит Бог кроме 'безрадостности', которая состоит в забвении того, что Бог сотворил мир и спас его… Радость эта – не одна из 'составных частей' христианства, это его 'тональность', пронизывающая собой все – и веру, и 'мироощущение'. Там, где нет радости, христианство, как и религия, становится 'страхом' и потому – мучением. Но ведь даже о падшести мира (срединный член моей 'триединой интуиции': Творение – Падшесть – Спасение) мы знаем только из знания его сотворенности и его 'спасенности' Христом. И плач о падшести не убивает радости , вымогающей в 'мире сем' – всегда, все время -'светлую печаль'.

'Мир сей' – веселится, но он как раз безрадостен , ибо радость (в отличие от того, что американцы называют fun5 ) может быть только от Бога, только – свыше. Но потому и христианство вошло в мир как радость . Не только радость о спасении, но спасение как радость. Только подумать – мы каждое воскресенье 'трапезуем' со Христом, 'за Его трапезой, в Его Царствии', а потом погружаемся в свои 'проблемы', в страх и мученье… Бог спас мир радостью, 'но печаль ваша в радость будет', 'и радости вашей никто не отнимет от вас…'6.

Понедельник, 6 декабря 1976

Св. Николая, а по старому стилю – св. Александра Невского, день моих именин. В этот день почему-то всегда вспоминаются два '6декабря' – одно давно-давно в корпусе: это был 'корпусной' праздник, а другое – на rue Daru, храмовый праздник, и посвящение покойного о.Сергия Мусина-Пушкина…

1 Contribution (англ.) – вклад, лепта.

2 Из стихотворения Г.Иванова 'Как вы когда-то разборчивы были…'.

3 в чистом виде (фр.).

4 встречи (англ.).

5 весельем, развлечением (англ.).

6 Ин.16:20, 22.

В субботу вечером – у Трубецких, в Сайоссете, на семидесятилетии Сережи. Вчера – весь день дома с Аней и пятью 'Хопками'. Невероятно уютно. Писал скрипты и статью об Аляске для русских газет. Начинается последняя неделя лекций, на следующей – экзамены, и потом каникулы!

Среда, 8 декабря 1976

Вчера кончил и послал статью об Аляске ('Праздник на Аляске'). Писал ее как 'противоядие' суете, в которой живу. Через девять дней – каникулы! Повторяю это себе ежечасно.

Четверг, 9 декабря 1976

Вчера в городе купил, наконец, 'La Chute Finale' Emmanuel Todd1 – о грядущем развале СССР. Умно, остроумно, проницательно, удивительно – но вот, поди же ты, – стоит этот кошмарный, бессмысленный и идиотский режим 60лет! Боюсь, что чего-то не хватает в этом насладительно- картезианском доказательстве.

Вчера же под вечер – коптские епископ и диакон из Египта, проездом на какую-то конференцию о Ближнем Востоке. Удивляюсь, как 'нас' хорошо знают 'издалека'. Диакон: 'Я сам переводил Ваши книги на арабский язык'. А я об этом ничего не знал.

Письмо от митр. Игнатия (Хазим). Антиохийской Церкви поручено Всеправославным Совещанием (только что кончившемся в Женеве) представить доклад о диаспоре, а он просит моих соображений. А вдруг что- нибудь двинется…

Пятница, 10 декабря 1976

Между суетой утренней (лекции, заседания и письма) и вечерней (Совет директоров) несколько часов вчера спокойствия дома. Солнечный, морозный день. Чудесное отсутствие телефонных звонков.

Среда, 15 декабря 1976

Получил из Парижа и все эти дни читаю 'Записки об Анне Ахматовой' Лидии Чуковской. Сначала чувствовал – каюсь – некоторое раздражение, трудно объяснимое даже самому себе. Думал: в чем разница между, скажем, Пушкиным, с одной стороны, и 'серебряными', с другой? В том (пришло очень в голову), что Пушкин жил в реальном мире, реальном обществе: его средой были гвардейские офицеры, 'свет', в Михайловском – няня и 'народ'. 'Серебряные' же живут и дышат, окруженные 'литературоведами' и 'литераторами', 'специалистами' – кто по голландской живописи, кто – по запятым у Пушкина и т.д. Отсюда – впечатление искусственного мира, искусствен-

1'Окончательное падение' Эммануэля Тодда (фр.).

ного воздуха. Отсюда тоже – это оцеживанье комара, одержимость 'вариантами', тем, 'что кто сказал' и 'написал' и т.д. Было что-то от блоковского балаганчика во всем этом Серебряном веке ('истекало клюквенным соком'). Однако по мере чтения раздражение это исчезало. Исчезало из-за удивительного