представляешь, она до сих пор думает, что с Артемом случилось временное помешательство и он был намерен продолжать с ней отношения. А вот для прекрасного друга Валерия расклад был совсем иной. Разрыв между Евой и Артемом означал лишь одно – наступила пора платить по счетам, а платить ой как не хотелось! А что ты думаешь, Елизавета Германовна?
Дубровская, помолчав, ответила:
– Я думаю, что ты влюбился в Еву, – сказала она, как рубанула топором, и на мгновенье наступила мертвая тишина. Василий во все глаза смотрел на свою коллегу. То ли переход с темы на тему давался Василию тяжело, то ли Дубровская и в самом деле попала прямо в точку, но Кротов ответил не сразу.
– Не знаю, почему это тебе пришло в голову. Ева – моя клиентка, и я ее защищаю, как могу, – проговорил он, до крайности озадаченный.
– Ева – и моя клиентка тоже, но мне почему-то не приходит в голову защищать ее кулаками. Я следила за тобой. Если бы я не завершила разговор с Валерием, ты бы устроил скандал или еще того хуже – двинул бы ему в челюсть, как сделал это раньше, с Бирюковым, – она говорила, глядя ему в глаза. – Знаешь, мне доводилось защищать убийц и насильников, но я никого не хлестала по щекам, как бы противны они мне ни были. Я заставляла себя относиться к защите как к своей работе и никогда не стирала грань между личным и профессиональным.
– Ты думаешь, я стер эту грань?
– Да, – честно ответила Дубровская. – И я думаю, это может повредить делу.
– Елизавета Германовна, я не могу оставить защиту, – испугался Вася. – Впредь я готов вести себя осмотрительнее, но прошу, не делай таких выводов.
– Вот теперь и ответь сам. Тебе очень нравится дело или…
– …мне нравится Ева? – Кротов во все глаза смотрел на Дубровскую. Похоже, это открытие ошеломило его самого. До этого момента он просто не задумывался о том, как относится к Еве. Ему нравилось быть с ней рядом, говорить с Евой и чувствовать себя ответственным за ее судьбу. А вот сейчас его коллега утверждает, что у него к Вострецовой любовь. Когда она успела появиться, любовь эта? – Может, у меня гипертрофированное чувство ответственности? – спросил он неуверенно, но Дубровская только покачала головой.
– Когда ты начал заниматься делом, ты вел себя совсем иначе. Помнишь, каких трудов стоило мне заставить тебя взглянуть на конфликт ее глазами? Это сейчас для тебя само собой разумеющееся, что Ева не убивала Артема, а тогда ты готов был защищать всех – Милицу Андреевну, ее мужа, – только не свою клиентку. Что же произошло? Что случилось с тобой, что ты бросился с кулаками на Бирюкова, человека, который, неумело защищая себя, оговорил Еву? Такое в адвокатской практике случается сплошь и рядом, но никогда не кончается рукоприкладством со стороны адвоката.
– Я был взбешен, что Бирюков поступил как предатель, – тихо сказал Василий.
– А сейчас взбешен тем, что Артем и Валерий поступили как мерзавцы, – усмехнулась Лиза. – Скажи, а до дела Евы ты, как адвокат, встречал только исключительно хороших людей? Чудесные подсудимые, не менее чудесные потерпевшие, замечательные свидетели, добрый дяденька-судья и прокурор-душка?
– Нет, – Василий замялся. – Дело в том… Я не хотел тебе говорить об этом, но… но у меня не было клиентов. Это мое первое дело.
– Ох! – изумилась Лиза. Сегодняшний день был богат на открытия. Она взяла к себе в напарники практически стажера! – А как же твоя докторская диссертация? – умоляюще произнесла она, надеясь, что ее коллега сейчас же поправится и скажет ей, что он просто неудачно пошутил, а дела у него, как у любого адвоката, есть и были.
– Нет, с докторской диссертацией у меня все в порядке, – ответил Василий. – Просто мне недоставало практики, вот я и решил поработать адвокатом. Но как-то так сложилось, что до сих пор ко мне никто не обращался за юридической помощью.
– Кроме меня… – произнесла она удрученно, радуясь, что хотя бы их не слышит ее супруг. Андрей не преминул бы ей заметить, что неразборчивость в людях – ее основная черта. Выдать начинающего адвоката за светило науки, без пяти минут доктора и практически Плевако, на это была способна только она, Лиза Дубровская.
– Да, но я ничего ведь еще не успел испортить, – выдвинул очередной аргумент Кротов. «Кроме того, что слегка поколотил обвиняемого, оскорбил свидетеля и влюбился в свою подзащитную», – с тоской подумала Елизавета.
– Да, но что мы имеем, Василий? Ничего! Ни единого доказательства невиновности, только клубок любовных историй. Что ты намереваешься рассказать судье? О своей любви? А если он с тобой не согласится, стукнешь его по лбу его же молотком? Ох, Василий, Василий, чувствую, попадем мы в переплет.
Дубровская, что было на нее совсем не похоже, надеялась только на чудо, а это свидетельствовало о том, что защита зашла в тупик…
– Ну, как там твой профессор? – поинтересовался этим же вечером супруг. Они сидели в гостиной и пили чай перед телевизором. – Справляется с защитой?
Лиза только кивнула головой, не смея взглянуть Андрею в глаза. Иногда он проявлял просто чудеса проницательности. Вот и сейчас он мог запросто сообразить, что молчание жены ничего хорошего не означает.
– Ты знаешь, я могу подкинуть ему неплохого клиента, – заметил Мерцалов. – Твой знакомый – просто находка. Адвокат, доктор наук, весьма неплохое сочетание. Ко всему еще он, видно, не рвач: гонорар запросил очень скромный.
«А какой еще гонорар может запросить начинающий адвокат за свое первое дело?» – подумала Лиза и порадовалась тому, что ее муж был не в курсе шокирующих подробностей.
– Когда я работала, ты мне не подсылал клиентов, – с легкой обидой заметила Лиза. – Откуда такая щедрость? Тебя так пленила его научная степень?
Мерцалов довольно улыбнулся. Нынешнее положение вещей, когда его жена сидела с малышами дома, его вполне устраивало. Конечно, он заметил, что она стала обидчивой и даже слегка подозрительной, но это ей даже шло. Во всяком случае, ему не нужно было ее искать, обрывая телефоны и гадая, не попала ли она снова в переплет. Бог весть, где она находила дела и клиентов, но Мерцалов беспокоился каждый раз, когда узнавал, что его жена опять носится с очередным подонком, место которому было не среди приличных людей, а где-нибудь в резервации, за колючей проволокой.
– Первое достоинство твоего профессора в том, что он – мужчина, – произнес он, чем вызвал у жены новый приступ раздражения. – Он больше нацелен на победу, он напорист и, конечно, не зависит от всех этих женских проблем: детей и их болезней, ПМС и просто дурного настроения. Если бы что-нибудь этакое случилось со мной, я бы предпочел, чтобы меня защищал мужчина.
– Буду знать, – мрачно проговорила Лиза.
– Ну, не дуйся. Если бы я остался единственным мужчиной на земле, то моим адвокатом стала бы ты, – улыбнулся он, должно быть, полагая, что сделал Елизавете комплимент.
Мерцалов, конечно, шутил, но Лизе вдруг некстати вспомнилась Жанна Лисовец. Она была ее коллегой, да и ко всему прочему женщиной. Между тем Андрей относился к ней весьма терпимо и даже обсуждал деловые вопросы. Чего здесь было больше: признания ее профессионализма или же интереса к ней как к женщине? Дубровская решила не развивать эту мысль, поскольку ни к чему хорошему это бы ее не привело. Бог с ней, с Лисовец! Лиза будет надеяться на то, что у мужа не такой дурной вкус, чтобы найти что-то особенное в стеклянном взгляде кукольной блондинки.
Через день ее навестил Кротов. Дубровская гуляла в парке с близнецами и впервые вывезла их на легкой прогулочной коляске. Дилижанс убрали в подвал, надеясь подарить кому-нибудь из знакомых, у кого вдруг появится двойня. Андрей, правда, посмеиваясь, заявил, что это приспособление может сослужить им неплохую службу, если вдруг Лиза еще раз решит родить. Кто знает, может, ее организм приспособлен вынашивать детей пачками?
Вспомнив об этом, Дубровская ощутила досаду. Похоже, с недавних пор муж стал воспринимать ее как контейнер для вынашивания младенцев, его будущих наследников. Ко всему еще он стал величать Лизу мамой. «А где наша мама? – говорил он, сюсюкая с близнецами. – Мамуль, ну-ка принеси нам водички, а мне сделай чай». Дубровская наотрез отказывалась усыновлять собственного мужа и верить его словам о
