– Ну, откуда-то оно у него появилось, правда? – спросил следователь. – Скажите, Бирюков, обещала вам Вострецова еще что-нибудь в качестве вознаграждения?

– Ну, я этого бы не сказал. Она, правда, говорила мне, что у этого бобра шикарная хата, – пожал плечами Жорик.

– …так, что, если вам не хватит кольца, вы сможете взять что-нибудь на память из вещей его родителей, – закончил фразу следователь.

– Ну, в принципе, так, – согласился Жорик.

– Я протестую, – возмутился Кротов. – Вывод за обвиняемого сделали вы. Попрошу занести мое возражение в протокол.

– Обязательно это сделаю, – заверил его сыщик. – Вот только задам несколько вопросов Бирюкову. Скажите-ка, любезный, упоминала ли Ева в разговоре о том, что родители Винницкого богаты?

– Да, начальник.

– Говорила ли вам Ева о том, что некоторые дорогие вещи в их доме находятся в доступных местах? – сыщик вопросительно изогнул бровь, пристально глядя на Бирюкова. – Ну? Говорила или нет?

– Говорила.

– Отлично, – удовлетворенно кивнул следователь. – Так к чему же здесь ваши возражения? – он спросил Кротова. Тот как-то сжался и с ненавистью посмотрел сначала на следователя, потом на Бирюкова.

– Просила вас Вострецова применить к потерпевшему насилие, если он окажется несговорчивым?

– Да. Поэтому я и пошел, – подтвердил Бирюков, с тоской рассматривая стену. – Еве трудно было бы справиться одной с мужиком.

– Она что, просила вас убить Винницкого? – подскочил на месте адвокат. – Что за бред? Зачем же ей убивать жениха? Это элементарно невыгодно!

– Не, конечно, она мне про убийство не говорила. Но всякое могло получиться, вы же знаете, – пожал плечами Бирюков. – Слово за слово, а потом костылем по башке.

– Ева безразлично относилась к последствиям подобного разговора, – развел руками сыщик. – Это прискорбно, но необходимо признать.

– Хорошо. Тогда какое оружие вы взяли с собой для расправы? – продолжал спрашивать Кротов. – Что это вы там говорили про костыль?

– Это я литературно выразился, – поправился Жорик. – Никакого оружия я с собою не ношу…

– Ну, вот видите! – торжествующе воскликнул Василий. – Нет тут никакого умысла на убийство! Ведь вы не будете утверждать, что Бирюков собирался задавить Винницкого голыми руками?

– … не ношу ничего, кроме ножика, – проговорил арестант.

– Ева знала о наличии у вас ножа?

– Конечно, ведь я им резал закусь под портвейн.

Кротов опустил плечи.

– Но все равно у Винницкого не обнаружено колотых и резаных ран, – упрямо произнес он. – Потерпевшего лишили жизни без использования ножа.

– А вы видели уже заключение эксперта? – ехидно спросил сыщик.

– Нет, но вы сами сказали, что…

– Поживем – увидим, – философски заметил следователь.

Дальше все пошло примерно в том же духе. Жорик рассказывал о том, как они попали в дом Винницких, о недружелюбном приеме потерпевшим, о его требовании немедленно уйти. Он признал кражу двух колец с каминной полки, говорил о потасовке в гостиной, в результате чего порядок в гостиной оказался нарушен. Про сам факт причинения смерти он говорил смазанно.

– Да, я нанес ему удар в челюсть, потому что он назвал меня быдлом. Дальше я ничего не помню.

– Но от удара в челюсть не умирают, – возразил Кротов. – Вы его били еще?

– Возможно. Но я не помню.

– Почему вы не помните?

– Потому что у меня был аффект!

– Что?! – изумился Василий. – Кто вам об этом сказал?

Аффект, то есть состояние сильного душевного волнения, во время которого человек не осознает характер своих действий и не руководит своими поступками, всегда было излюбленной линией защиты для многих лиц, обвиняемых в причинении смерти или телесных повреждений. Свалить вину на потерпевшего, а самому умыть руки – не это ли заманчивая цель? Проблема состояла лишь в том, что суд признавал наличие аффекта в единицах из сотен заявленных случаев.

– Сам не дурак, – гордо отвечал Жорик на вопрос, кто ему подсказал такой путь защиты.

– Но где же была Ева, когда ты наносил удары Винницкому?

– Рядом была.

– Но ты же не помнишь, что происходило? Если ты не знаешь, что делал сам, как же ты можешь говорить о том, что делала Ева? – возразил Кротов. Эта игра в «помню», «не помню» показалась ему подозрительной.

Он обратил внимание на адвоката, который занимался своим делом, не собираясь вмешиваться в процесс.

– Коллега, – сказал он, собираясь привлечь защитника в союзники, но тот и ухом не повел. – Коллега, вы меня слышите? – он осторожно коснулся спины корпящего над своей писаниной адвоката. – Тут происходит какое-то недоразумение.

– А? Что? – встрепенулся тот, отрывая взгляд от бумаг. – Что нужно подписывать?

Следователь покачал головой.

– У вас нет к участникам очной ставки вопросов?

– Какие вопросы? – поморщился тот.

На самом деле, откуда они могли у него появиться, если в течение двух часов он блуждал по дебрям трудового законодательства? Все, что происходило в кабинете следователя, было ему неведомо и абсолютно неинтересно.

Ева, молчавшая до сих пор, вдруг вскинула глаза. В них блестели слезы.

– Жора, скажи правду, – попросила она. – Тебя били?

Это был единственный аргумент, на ее взгляд, который мог объяснить нелепое поведение приятеля. Она смотрела на него жалостливо, как глядят на тяжелобольного. Должно быть, она уже представила себе заскорузлые раны на его теле, следы ментовских прожарок.

Жорик дернул головой, не подтверждая, но и не опровергая ее догадки.

– Просто, детка, у меня есть определенные обстоятельства… – туманно заявил он. – Жизнь чертовски трудна.

– Какие обстоятельства могут заставить человека оговорить другого? – холодно поинтересовался Кротов.

– Мой клиент заключил досудебное соглашение о сотрудничестве, если вас это интересует, – сообщил защитник Жорика, собирая бумаги в портфель. – Теперь он связан определенными обязательствами, которые ему нужно выполнить. У нас все под контролем, молодой человек! Во всяком случае, мой клиент получил недурной шанс.

– Что это за «досудебное соглашение»? О чем оно? С кем он собирается сотрудничать? – беспомощно спрашивала Ева, переводя взгляд с одного лица на другое.

– Это что-то вроде сделки с обвинением, – мрачно заявил Кротов. – Этот субъект предоставляет следователю нужную информацию о преступлении и взамен ее получает определенные поблажки. Ему дадут меньший срок, чем тот, на который он мог рассчитывать при подобных обстоятельствах.

– Вы хотите сказать, что ему дадут меньший срок, если он оговорит меня? – в голове Евы не укладывалась происходящая нелепица. – Это что, теперь закон такой – стучать за вознаграждение?

– Не нужно извращать закон! – предупредил рассерженный адвокат Жорика. – Кто может упрекнуть Бирюкова в том, что он хочет получить минимальный срок? У Бирюкова еще три эпизода разбоя, чтобы вы знали.

– Ничего личного, детка! – виновато улыбнулся Жорик. – Просто так мне меньше дадут. Сама