Мебель уже занялась на полную. Собрав последние силы, я свернула ближайший огонь, загасив шторы полностью. Посмотрела на рукоять, не смея шевелиться. Отец… Отец!

- Кто-нибудь…

Комната кружилась перед глазами. Казалось, должно быть жарко… Но тело охватывал мороз. Боль как будто притупилась. Ниара! Кажется, сил не хватало даже для мысленного крика. В горле пересохло. Закрыв глаза, я пошевелила ледяными пальцами. Целесс?

- Целесс…

9.

В бреду я видела лицо отца. Казалось, горел он сам. Капельки пота скатывались по лицу. Вокруг был огонь, грохот и треск. Дышать было нечем.

- Мама…

Потом было холодно. Невыносимо холодно и снова больно. Спину, живот, грудь - все разрывало, и пламя уже было внутри меня. Потом все исчезло… Абсолютно все. Стало безразлично, спокойно, тихо. Снилась мама и тетя: белокурые и смеющиеся, молодые и необыкновенно красивые. Снился Инфор. Я плакала. Когда маг улыбался, блеск его глаз как будто менял знак. Я пыталась спросить его о чем-то, но слова теряли смысл. Понимая это, я лишь смотрела, чувствуя, как по щекам льются слезы. Если бы я могла хоть что-то изменить…

Открыв глаза, я вздрогнула и поморщилась. Все тело болело. Болели даже глаза. Дышать было страшно. Жажда иссушила горло и губы.

Вспомнив о произошедшем, я притронулась к животу и сглотнула. Под рукой оказалась перевязь. Окинув взглядом светлую комнату, мысленно позвала Нис. Кошка мгновенно оказалась возле правой руки. 

Когда дверь приоткрылась и в проходе показался отец, я открыла рот. Но из пересохшего горла не вылетело и звука. Тихо присев рядом, он подал воды и сжал мою ладонь.

- Мама?.. - Спросила я, морщась от боли.

Отец не ответил. Моргнув, я сжала его пальцы.

- Что с ними?

Отец отрицательно кивнул и отвел взгляд. Почувствовав слезы на щеках, я закрыла глаза. Не может быть. Не может быть… Не может быть!

Желая отвернуться, я пошевелилась и вскрикнула. Отец положил тяжелую руку на плечо, отрицательно качая головой. В серых глазах застыла боль и немые слезы. Это я виновата. Только я. Это я впустила его в дом в тот день, после эсхонцев. Потому и не было сигнала… «Теперь все четверо. Гори, мразь». Это я убила их.

- Это я убила их…

- Не смей даже думать так.

- И Инфора тоже…

Я подавилась слезами. Когда мышцы в животе напрягались от рыданий, становилось еще больнее. Когда в комнате появилась Целесс, отец обернулся. Женщина тихо подошла. Светлая и излишне, неправильно, нечеловечно совершенная, положила ладонь мне на лоб. Глаза налились тяжестью…

Я больше спала, чем бодрствовала. Через несколько дней уже поднималась. Тогда же меня перевезли из резиденции Гильдии медиков домой к отцу. Я принимала все, будто происходило это не со мной. Важная часть меня осталась там, в нашем новом доме. И умерла вместе с ним и моими родными. Вины за их смерть я с себя снять не могла. И при этом не ощущала, что их на самом деле нет. Казалось, мама и тетя уехали по работе. Далеко. Надолго. Но обязательно вернуться. Обязательно. А когда приходили мысли о том, что их больше нет, снова накатывали слезы…

Ко мне постоянно заходил отец, Саша, Целесс и Марго. Один раз пришла Кларисс и навестил старый Декан. Я ждала, когда придет мама. Но она не приходила. Шли дни, недели… Мамы больше не было. И тети вместе с ней. Самых родных женщин на земле… Смириться с этим было невозможно. Жизнь осталась там. «Теперь все четверо. Гори, мразь». В голове постоянно всплывали его последние слова. И я чувствовала вину за то, что осталась жива. Не стало мамы, тети, Инфора. А я, почему-то была жива. Это было неправильно. Не справедливо. Это не должно было случиться. И я снова ревела, прижимая руку к животу…

В Объединенные земли давно пришло лето, но в сердце царила зима. Я мерзла постоянно. Ни солнце, ни огонь не могли согреть. Безразлично слушая о том, что Дозаран отныне входит в состав Объединенных земель, я ждала времени, когда отец пойдет на Херенхеш. Целесс смотрела на меня странно, грустно. Я же ожидала, когда она скажет… Она не могла не сказать. Я хотела сжечь эту страну дотла. Всех в ней. Каждую деревню. Каждый город. Убить каждого человека, последнюю собаку. В сердце жила лишь пустота. Мысли о том, что породившая Хермена Тесха и его хозяина страна живет и благоденствует, душила меня ежесекундно. Не было им прощения. И сказав, что виноват не один дом, а все, кто был рядом, тетя была права… Только теперь я понимала где она – грань непрощения. И от этого понимания становилось еще горче.

Через полтора месяца после того, как очнулась, я вырвалась в город одна. Отца и Целесс, как всегда, не было. Марго, окинув меня взглядом, кивнула. На убеждение деда в том, что мне не нужно сопровождение и очень нужно пройтись одной, ушло около часа. После этого часа я уже сомневалась в том, что сил для прогулки хватит, но согласный вздох Саши вернул мне их обратно.

Ощущение, что внутри меня постоянно что-то шевелится, не проходило. Но, по крайней мере, из живота не торчала трубочка и дыра потихоньку зарастала. Дышать уже не было страшно. Но кашлять, чихать, рыдать и смеяться все еще было больно. Хотя… Смеяться мне пришлось лишь раз, когда Саша рассказывал вечером одну из историй, когда-то рассказываемых на ночь Ройсу. Воспоминания о полукровке вернулись со злостью и желанием вернуться в Харенхеш с отцом, Целесс и боевой Гильдией Объединенных земель. Желание мести придавало сил и поднимало каждое утро с кровати. За маму, за тетю, за Инфора.

Выйдя за ворота особняка, я осторожно сделала глубокий вдох. Было жарко и безветренно. Но от жары я тут же накрылась стихийным щитом и медленно пошла к дому. Точнее туда, где раньше стоял мой новый дом. Если бы я могла убить тебя еще раз. Еще тысячу раз… А лучше тогда, еще во дворце кона, перед извержение вулкана. Если бы можно было хоть что-то изменить.

Определенно чувствуя взгляд в спину, я остановилась. Нужно было постоять немного, отдохнуть. Опершись плечом о прохладную шершавую стену дома, я вспомнила прогулки по Зельменю и Зальцестеру с больной ногой и переломанными пальцами. Вспомнила, как зашла отдохнуть к Петиру, откуда меня переправили аккурат за экран в подвале родной резиденции Гильдии. Усмехнулась, притрагиваясь к напрягшемуся животу. Развернулась к пройденному пути, ища среди редких прохожих наблюдателя. Это была Таина - женщина от медиков, ухаживавшая за мной раньше. Таина даже не смутилась, когда наши взгляды встретились. Хорошо, что это она, а не кто-то из родных. Кивнув, я продолжила путь.

Всего-то десять-пятнадцать минут ходьбы… Я же могу ходить часами.

Сразу после выхода из переулка на нашу улочку я увидела зияющую между ровной линией домов дыру. Будто место от выпавшего зуба в щербатом рту. Пусто. Ничего. Ни следа… Опустив голову, я остановилась. Не пойду. Там больше ничего нет… Но ноги сами понесли вперед. До конца.

Удивительно, что огонь не перекинулся на соседние дома. Всего-то метра четыре до каждого с обеих сторон. Земля была покрыта толстым черным слоем сажи. Обломки, даже фундамент убрали. Подчистили…

В саже играли две девочки. Хотелось прогнать их, накричать. Здесь пепел моих родных. Здесь сгорела часть моей жизни. Но я лишь пошла к ним, желая наступить на черный жирный слой. На щеках чувствовала влага. Я не хотела плакать. Оно само. Увидев меня, девочки поднялись. Одна побежала куда-то вправо, к домам на соседней улочке. Знакомка же наблюдала за мной внимательно, будто могла что-то понимать.

- Дайан, а твоего дома больше нет… - Оповестила она меня грустно и виновато.

Как же ее зовут? Лана, Лина, Лиан? Как-то так…

- Здесь был такой большой красивый огонь! А потом пришли люди и все убрали. – Продолжала она.