этого создают соответствующие механико-климатические условия на объекте эксплуатации.

Теперь по самой сути аппаратуры. Здесь мы, к сожалению, не обнаружили ничего нового. Я без больших затруднений вычерчивал блок-схемы этих радиоустройств, устанавливал их основные тактико- технические характеристики. Свою работу сопровождал фотосъемкой блоков, узлов для будущего отчета. Сделано было около 2500 снимков.

Справедливости ради следует признаться, что один блок доставил мне немало тревоги. Он был большим и тяжелым, но на его передней панели практически ничего не располагалось, за исключением одной лампочки под красным колпачком. От блока отходил единственный кабель. Назначение его стало понятным не сразу. Сначала подумал, возможно, это блок с аккумуляторами. Но через переводчика удалось выяснить, что располагался он среди магнитофонов. На стенке рамы, где стояли магнитофоны, была инструкция для экипажа об их действиях в случае захвата судна. В этом случае предписывалось уничтожить аппаратурные журналы, устройства регистрации, а также приводить аппаратуру в негодность – разбить лицевые панели и шкалы на них.

Собственно, это экипаж и делал. Все записи были сожжены, или выброшены за борт, блоки – разбиты. Сопоставив факты, мы пришли к выводу: непонятный блок есть не что иное, как ликвидатор. В нем находится взрывчатка и взрыватель.

Потом вместе с Евсиковым мы продумали как его вскрыть и при этом остаться в живых. Это удалось.

Действительно, в блоке находилась взрывчатка. Однако капитан ею не воспользовался».

К этим словам генерала Юрия Мажорова остается добавить, что он предложил корейцам, чтобы те отдали аппаратуру с «Пуэбло». «Что вы будете делать с этой кучей полуразбитой аппаратуры? Не лучше ли ее отдать в Советский Союз?» – предложил он однажды сопровождающему их офицеру.

На следующий день кореец ответил, что аппаратуру они восстановят, и с ее помощью будут бороться со своим заклятым врагом – американским империализмом.

«Мне было смешно и грустно это слышать, – вспоминал Мажоров. – Вряд ли Корея в то время располагала такими специалистами, которые были бы способны вдохнуть в нее жизнь».

Вскоре миссия наших ученых была завершена. Отъезд прошел без осложнений. Документы и материалы отправили в Москву дипломатическим багажом.

Еще две недели пришлось потратить на написание отчета. Получились две книги текста и фотографий. Материал оказался интересным. Какой вывод сделали авторы отчетов? Они заключили, что отставания в создании аппаратуры радиоэлектронной разведки у нас от США нет. Однако некоторое отставание в современной элементной базе налицо. Обратили внимание и на конструкторскую унификацию.

Все материалы были направлены в Главное разведуправление.

А что же дальше? Дальше произошли события поистине (не побоюсь этого слова) исторические, которых доселе не знала наша разведка. Прежде всего, был сделан однозначный вывод: корабли, подобные «Пуэбло», обладающие высокими разведывательными возможностями, необходимо иметь и нашей радио- и радиотехнической разведке, чтобы добывать ценную информацию на удаленных от нас приморских объектах.

Предложение ГРУ поддержал министр обороны и Центральный Комитет партии. И уже 1 декабря 1968 года вышло совместное постановление ЦК и Совмина СССР о строительстве четырех кораблей радиоэлектронной разведки.

Летом 1968 года капитан Юрий Крестовский ждал вызова из Академии связи имени С. М. Буденного. Он собирался поступать в очную адъюнктуру. Как и положено, представил научный реферат, получил отличную оценку и по всем срокам уже должен был укладывать чемоданы и брать билет на поезд в Ленинград.

Однако вызов где-то задерживался. Он маялся, ждал, ходил в секретную часть. Секретчик, глядя на его мучения, сжалился над капитаном и шепнул: мол, есть вызов, но командир приказал молчать.

Возмущенный Крестовский пошел к командиру. Тот, видя, что дело принимает неприятный оборот, признался: «Да, письмо из академии есть, но поступила команда из Управления никуда тебя не отпускать».

Командир даже по секрету сказал, мол, слышал, что это личный приказ заместителя начальника Управления генерала Шмырева.

«Странно, – подумал Крестовский, – с чего это сам генерал Шмырев занялся моей капитанской персоной». И поехал в Москву в 6-е родное управление.

Шмырева, как назло, на месте не оказалось, вместо него оказался полковник Гудков, начальник первого направления. Однако он ничего вразумительного сказать не мог, поскольку был не в теме.

На счастье или на беду, пока Крестовский беседовал с Гудковым, в кабинет вошел генерал Шмырев. Поздоровался с обоими и, обращаясь к Гудкову, спросил:

– А что это у нас тут Крестовский делает?

Гудков отвечает:

– Да вот говорит, что его в адъюнктуру не пускают.

– И правильно не пускают, нечего тебе в адъюнктуре делать. – сказал, как отрезал, Шмырев. – Хочешь защищать диссертацию, пиши, защищайся в нашем институте. А то будешь там учить, как кси на пси умножать.

Юрий Вениаминович на всю жизнь запомнил эти шмыревские «кси на пси». В тот момент вроде обидно и досадно стало, мол, не пустили в науку. И только с годами он понял – генерал Шмырев ничего просто так не делал.

Судя по всему, он уже тогда подбирал кандидатуру офицера, кому мог бы доверить новое, неизведанное дело. Да еще какое дело! Без лишнего пафоса можно сказать – дело государственной важности – создание кораблей радиоэлектронной разведки.

Крестовского Шмырев знал хорошо. И пусть между ними была дистанция огромного размера, как по возрасту, по жизненному и профессиональному опыту, так и по воинскому званию, по служебному положению, но Петр Спиридонович давно приметил этого пытливого, любознательного и упорного офицера.

Помнится, во время итоговой проверки на объекте в Климовске он побывал в отделении исследования радиопередач. Начальником отделения и был инженер-капитан Крестовский.

Ничего особенного от этого отделения генерал не ждал. По докладам командира части специалисты собрались здесь грамотные, свои обязанности выполняют добросовестно. И тем не менее Шмырев поинтересовался, чем отделение занимается в настоящее время. Доклад Крестовского приятно удивил и обрадовал Петра Спиридоновича. Оказывается, они проводили технический анализ только что обнаруженной многоканальной передачи, все каналы которой были заняты не понятной пока для нас системой под названием «Stelma». Сама станция по данным пеленгации дислоцировалась где-то на юге Африки, в районе Йоханнесбурга. Она работала круглосуточно и только в 3 часа ночи в течение двух минут открытым текстом передавала служебное сообщение и наименование самой системы «Stelma».

Шмырев заинтересовался работой системы, просмотрел немалый накопленный материал и сразу все понял: ребята неспроста вцепились зубами в эту систему, у них есть профессиональный нюх, ибо вскрытие открывало большие перспективы. Но сделать это было непросто, ведь в ту пору не существовало персональных ЭВМ, и Крестовский со своими подчиненными обрабатывал материал вручную. Сидел на работе, засиживался по ночам дома. Жена, порою с тревогой заглядывая через плечо в его бесконечные расчеты, говорила: «Юра, ты только с ума не сойди от этих плюсов и минусов».

– Нет, ребята, – сказал им тогда Шмырев, – вручную вы это не поднимете. Я договорюсь с институтом, и мы поручим им обработать этот массив информации с помощью стационарной ЭВМ.

Институт в течение трех месяцев проводил технический анализ накопленных отделением