Обрабатываю платки всевозможными химическими реактивами, какими только располагаю. Применяю тепло, мочу, лимонный сок, йод, витамин С… Никакого результата. Не воображают ли они, что у меня здесь есть лампа ультрафиолетовых лучей?..
Придя в отчаяние, иду советоваться с верными людьми. Они считают, что все очень просто: шесть платков, 6 марс [47], значит — 6 марта. В день шестого марта состоится открытие второго фронта, массовая высадка союзных войск на европейской территории. Все ясно.
Потрясенный глубиной этих умозаключений, я спрашиваю:
— А почему платки желтые?
Минута молчания и категорический ответ:
— Чтобы понял, что ты рогоносец. Впрочем, это очевидно и без платков.
Ответ остроумный, но как быть, если я не женат?
Нас начинают сильно донимать вши.
Один из допрашивавших меня — эсэсовский офицер — непременно хотел, чтобы я назвал себя «посланцем Москвы».
Я вынужден был не согласиться с ним. Он настаивал.
— Скажешь, ты никогда не был в Москве?..
Мне безумно хотелось крикнуть: «Не был. И ты тоже!»
С огромным трудом я удержался от этой реплики. В этих местах юмор ценится не слишком высоко.
По случаю уходящего года генерал Ганеваль делает общий обзор военного положения. Он считает, что война не может окончиться ранее середины 1945 года. Он предлагает не переоценивать крушения Италии. Итальянская стена из макарон это одно, а стена из германской стали — совсем другое.
Самые тяжелые бои еще впереди.
Любопытно видеть, как действуют эти прогнозы на наших товарищей. Далеко не все умеют смотреть правде в лицо. Одни плачут, другие выражают недоверие. Как выдержать еще целых полтора года?! Бедные люди, они не понимают, что Ганеваль — розовый оптимист. В своем анализе он даже не упомянул о секретном оружии!
Среди всеобщего волнения проходят последние минуты 1943 года.
Патриотические гимны нам запрещены, но стихийно возникает песнь концентрационных лагерей:
Женщины оказались счастливее нас; им разрешили спеть «Марсельезу».
Вечер завершается поэтическим фестивалем. Генерал Ганеваль декламирует на память удивительную поэму Жан-Марка Бернара:
Когда приходит мой черед, читаю поэму Арагона, превосходно подходящую к обстановке:
Поистине поэзия — единственная отдушина, единственное прибежище в жестоком, враждебном мире. Существует легенда о том, что здесь, в форте Монлюк, поэт написал два замечательных произведения, которые были озаглавлены «Рука» и «Корабль» [48].
Сам образ — тюрьма, как корабль, движущийся во времени, своеобразен. Людские судьбы плывут где-то на границе четвертого измерения. В одиночке смертника эта мысль становится почти осязаемой.
Вне пределов времени выковывается новый мир, которого я не увижу. В том мире будет множество чудес, вероятнее всего — атомная энергия и многое другое…
И все-таки — это был хороший год!..
Полная катастрофа.
Посреди допроса появляются двое молодых людей, каждый не старше двадцати пяти. Они подходят к столу и коротко говорят допрашивающим меня немцам:
— Раус!
Окаменев от изумления, вижу, как гестаповцы покорно собирают свои бумажки и улетучиваются.
Молодые люди вежливо предлагают мне присесть. Один из них открывает толстенное досье и заявляет:
— Довольно шуток. Теперь вы имеете дело не с гестапо, а с абвером, службой германской контрразведки.
Вступает второй:
— Вы являетесь агентом № 99021 лондонского штаба. Ваш псевдоним — Поло. Я только что вернулся из Глазго, где организовал подпольную группу того же типа, что ваша. Давайте поговорим серьезно…
9. «Высокий мыс» по-прежнему вздымается среди волн
Не один у него был товарищ —
Миллионы шагали, горя,
Чтобы, местью и дымом пожарищ
Занялась бы иная заря.
Поль Элюар. «Предупреждение».
Разгромленная группа Марко Поло воскресла под новым именем «Высокий мыс» (Промонтуар).
