ничего общего нет…» Что это может значить? [38]
Огромная чашка кофе с молоком за цинковой стойкой паршивенького бистро великолепно разгоняет ночные наваждения.
На свидание ФТП не явились. Час гуляю по набережным. Великолепные возможности.
Встречи с парижанами. Узнаю, что ночью провалилась организация, именуемая «централь Пеллегрена». В помещении осталось четыре тысячи незашифрованных имен. Даю указание — организовать пожар. К счастью, в Париже еще есть небольшой запас моих зажигалок.
Наступает час решительной встречи с инженером на набережной Жавель. Запоминаю огромное количество данных. Тайных видов оружия оказывается уже четыре.
Все отрывочные данные оформляются, становятся на места, проясняются. Крепко жму руку инженеру X. Прежняя родина, новая родина, все освобожденные и все ждущие освобождения обязаны ему многим. Благодарить бесполезно, он все понимает сам.
Опять еду в предместье. Зашифровываю основное в полученном материале и прошу шифром передать в Лондон. Если радиограмма будет принята — я прожил свою жизнь не напрасно.
Завтракаю в другом районе.
На контрольной встрече с ФТП снова никого нет. Свободные два часа. Иду в кино, смотрю «Человека из Лондона».
Когда на экране появляется смена гвардейских патрулей у Букингемского дворца — публика внезапно разражается аплодисментами.
Встреча с двумя политическими деятелями.
Игрек, бывший председатель Совета Республики, хочет войти в Сопротивление.
Отказываю, он чересчур на виду. Напоминаю, что неповиновение перед лицом врага наказывается смертью, как гласит декрет Временного Правительства сражающейся Франции № 336А.
Снова отдых; долго гуляю по парижским улицам. Чувствуется течение подземных вод.
Наконец-то! Человек из ФТП оказывается на второй контрольной встрече. Делаю ему замечание, он говорит:
— Побей, но выслушай! Жена уехала с поручением, мне пришлось сидеть с двухмесячным парнишкой. Освободился — и сразу прибежал!..
Вот они, бесчеловечные террористы, о которых кричит парижская бульварная пресса… Работа, семья, родина…
Объясняю ему все. Три смертных приговора будут немедленно отменены. Радиограмма моя благополучно достигла Лондона.
Последняя прогулка по Парижу; возможно, я его больше не увижу никогда. На стенах расклеены желтые афиши — длиннейшие списки расстрелянных заложников…
Захожу в немецкий книжный магазин в Латинском квартале. Рассматриваю книжки. Очаровательная девушка толкает меня локтем в бок и шепчет: «Скорее уходите, мсье, магазин сейчас взлетит на воздух!»
Выхожу не торопясь и усаживаюсь в соседнем кафе.
Через четыре минуты — сильнейший взрыв. Чистая работа, но я лично предпочитаю зажигательные бомбы.
Возвратясь в лионскую «Централь», Верн немедленно связался по радио с Октаном. Октав собирался ехать во Францию, и уже был назначен день отъезда.
Послание Би-би-си было передано нормально, и первая половина вечера прошла благополучно.
Около десяти часов телефон сообщил, что сверхсрочное извещение от «Аякса» поступило в «особый почтовый ящик», помещавшийся на квартире дантиста Андре Пелле, младшего брата Рене.
Распечатав конверт, Верн побелел:
Посадочная площадка захвачена гестапо… — сказал он.
8. Крушение «Централи Блинденгейм»
Покой, довольство, ласковость уюта,
Добытого работой долгих лет,
Исчезли, как мелькнувшая минута.
И мы одни.
Покоя больше нет.
Но мы встречаем горе, как и прежде,
Без слез и жалоб, молча хмуря бровь,
Что нам опасности, разбитые надежды?
Они бессмертны и возникнут вновь…
Редиард Киплинг. «Far all we have andare»
Черная машина с гестаповским номером остановилась в маленькой деревушке. Она выехала из Лиона в двадцать два часа, сейчас было двадцать три часа десять минут. Маргарита Пелле, Верн и жандарм, участник нашей группы, вошли в домик, стоявший на отлете. Радист, приняв условную фразу по телефону, успел передать в Лондон страшную весть. Ответ пришел быстро:
«Самолет вылетел, попробуем связаться радио, вернуть».
Наступило молчание. Мы ждали дальнейших известий… Где-то над Ла-Маншем летел маленький «лизандр» и вез Октава во Францию, на верную смерть. Успеют ли предупредить его?
Время тянулось бесконечно… Наконец, через полчаса, которые казались вечностью, поступило сообщение: «Связаться пока не удалось».
Проползли еще пятнадцать невыносимо долгих минут. И вот — второе известие — «Связались, самолет возвращается в Англию».
Следующий час прошел несравненно быстрей. Наконец радист принял новое извещение: «Самолет совершил посадку в Англии. О дне вылета будете оповещены».
— Раньше чем через месяц он не вернется, — вздохнула Маргарита Пелле.
— Неважно, — заметил Верн, не подозревая, что эта задержка не только спасает жизнь Октава, но и меняет судьбу организации в целом. Никто тогда не знал, что часы «Централи Блинденгейм» сочтены.
Сравнительно недавно Сен-Гаст решил нарушить правило, согласно которому боевые и разведывательные действия не должны были смешиваться.
Историк, исследовавший работу и судьбу организации Марко Поло, совершенно справедливо замечает: «Свойственный Сен-Гасту динамизм не позволял ему замкнуться в узких рамках разведывательной работы. Он считал Сопротивление общенациональным делом, всенародным движением. Включиться в это движение должны были все общественные организации — и Сен-Гаст смело шел на соединение с самыми различными группами, поощряя и направляя их деятельность. Он понимал, что необходимо организационно объединять действия разрозненных боевых точек. В районе Макона им было создано одно из первых по счету маки, куда входила молодежь, уклоняющаяся от отправки в Германию, а также все имеющие основание скрываться от немецкой и «вишистской» полиций. В маки царила строжайшая воинская дисциплина, этим отрядам суждено было стать первыми отрядами войск ФФИ, которым в значительной степени принадлежит честь освобождения Франции…»
Увы! Именно из маки пришла к нам гибель: там многие знали адрес «Централи» и имена ее руководителей.
Ведомству адмирала Канариса удалось заслать в маки своего человека, тот установил постоянную