В ночь с 18 на 19 августа, в два часа утра к Пеенемюнде подошли крупные соединения английских бомбардировщиков, которыми руководил командор авиации Д. X. Сирби.
Они вылетели накануне в десять часов вечера с различных баз на английском побережье и, собравшись вместе, в несколько приемов атаковали Пеенемюнде.
Командор Сирби руководил операцией с борта флагманского самолета, кружившего над целью и имевшего шифрованные радиопозывные «Foretope».
Метод с кружением самолета над целью для наведения на нее бомбардировщиков был применен в массированном налете впервые, но проверен был ранее: 3 августа, при бомбардировке Турина. Командор Сирби тогда пролетел над Лионом, и объявленная из-за него воздушная тревога разбудила Октава и Верна…
Было полнолуние. Тяжелые бомбы легли точно на цели, указанные в наших донесениях и проверенные аэрофотосъемкой.
Нападение было для немцев абсолютно неожиданным, но эскадрильи истребителей из Берлина быстро прибыли на место, и потери английской авиации оказались немалыми.
Генерал фон Шамье-Глицинский, начальник Пеенемюнде, был убит. Генерал Йешонек, начальник штаба немецких вооруженных сил на острове, также погиб [30].
Были убиты свыше пятисот специалистов по оружию «фау» и множество экспертов и консультантов по смежным отраслям техники, в том числе по электронике. Готовые модели, проекты и значительная доля заводского оборудования, необходимого для производства «фау», были уничтожены.
Таковы были приблизительные итоги налета английской авиации на Пеенемюнде. Этот налет спас от разрушения Лондон и немалое число портовых английских городов.
Германия проиграла важное сражение, удары по Англии были отсрочены на неопределенное время, но введение в войну оружия «фау» этим налетом отнюдь не было ликвидировано. На Пеенемюнде находилась лишь часть заводов и фабрик, выпускавших оружие «фау» и детали к нему.
Это подтверждалось донесениями, которые мы получили в течение августа 1943 года из Франции, Польши и Германии.
Бомбардировка немецких пусковых площадок (эта операция получила впоследствии шифрованное название «Арбалет») еще только начинала проектироваться в авиационных штабах союзников.
Так или иначе, меткость английского удара ясно показала адмиралу Канарису, что англичане информированы превосходно. Борьба с движением Сопротивления резко усилилась. В одном Париже было экстренно мобилизовано тридцать две тысячи работников гестапо для того, чтобы арестовать крупного английского разведчика подполковника Йео-Томаса.
Но немцев постигла неудача: Йео-Томас благополучно вернулся в Лондон, привезя с собой огромные досье, касающиеся оружия «фау».
Однако нарастающий нажим со стороны врага ощущался во всем: в автобусах и трамваях участились проверки, целые кварталы прочесывались облавами, деятельность французов предателей оживилась.
Мы получали множество известий от начальников низовых организаций в провинции — всюду было одно и то же: аресты, вынужденные переезды, перерывы в работе.
То, что произошло в Лионе, в меньшем масштабе происходило повсеместно,
«Люди могут гибнуть,
Рене Пелле быстро освоился со своим новым званием. По характеру он резко отличался от Сен-Гаста. Тот был романтик, любящий конспирацию и таинственность, избравший себе «рабочую маску» весельчака и гуляки. Его знали во всех злачных местах города.
Рене Пелле по-прежнему оставался директором школы, отягченным тысячами забот. Учить неполноценных детей — весьма хлопотливое занятие. Рене совмещал с педагогической деятельностью огромную подпольную работу молча, без блеска, но с энергией, не уступающей энергии своего предшественника. В отличие от Сен-Гаста, до войны связанного с французскими секретными органами, Пелле никогда в жизни не работал в разведке. Но он стал разведчиком, и, подобно своей жене, принес в новое для него дело всю серьезность и все мужество, которые были так характерны для них обоих.
Прекрасно отдавая себе отчет в смертельной опасности, подстерегающей его на каждом шагу, Рене Пелле за два месяца добился многого. При нем объем отправляемых в Лондон посылок почти удвоился, а качество посылаемых материалов стало более высоким.
Октав понимал важность дела, которому служил, и умел убедить своих подчиненных, руководителей низовых групп.
Тем временем возникла новая тайна. Было установлено, что самолеты-снаряды запускались с площадок мощной струей пара, которая выбрасывала тяжелую машину вверх лучше всякой катапульты. Однако на пусковых площадках не было никаких устройств, обеспечивающих такое количество тепла [31].
Эта техническая новинка ясно говорила, что немцы не отказались от своего замысла — «разрушить Лондон, как Карфаген».
Новая опасность возникла перед нами. Союзники могли почить на лаврах, наивно воображая, что одним налетом они истребили зло в зародыше. Эта опасность была отнюдь не меньшей, чем первичное недоверие союзников, приводившее нас в такое отчаяние в 1942 году.
Октав и Верн поняли быстро, что решение могло быть только одно: надо установить прямой, личный контакт с Лондоном. Мы попросили радиограммой обеспечить место для Октава в одном из самолетов, тайно отправляющихся в столицу Англии.
Обычно такие места представлялись лишь политическим деятелям. Любой сановник Третьей республики, быть может даже больше других виновный в разгроме Франции, мог быть вызван в Лондон и оказывался там легко и просто.
Напротив, участники Сопротивления, ученые, инженеры, люди, которых в Лондоне могло быть ощутительно полезным, — вынуждены были пробираться в Англию через Испанию и месяцами томиться в лагере Миранда, дожидаясь возможности попасть в Лондон.
Октав уехал в начале октября 1943 года, и вскоре нас успокоил голос Би-би-си.
Английская радиостанция тогда передавала особые «послания» в эфир, весьма красочные и разнообразные.
Позднее Жан Кокто уловил их суровую поэтичность и использовал для сценария своего фильма «Орфей».
Условная фраза такого послания представляла собой как бы «удостоверение личности»; мужчина или женщина, называвшие себя посланцами Лондона, ею подтверждали свою принадлежность к лагерю Сопротивления.
Проверяющий говорил проверяемому условную фразу; если Би-би-си повторяла её в течение нескольких дней, это — означало — проверка закончена.
Известно, что в нескольких трагических случаях немцам удавалось, используя радиопередатчики и захваченные шифры, внедрять свою агентуру в ячейки Сопротивления. Во Франции, к счастью, таких происшествий было очень немного. Об одном из них написал полковник Реми в книге про свою группу «Братство Нотр-Дам» [32].
В Голландии подобная история не разъяснена до сих пор и вызывает острую полемику.
Надо признать, что и у секретных служб союзников тоже бывали успехи. В частности, они захватили в Северной Африке немецкую шпионско-диверсионную и саботажную группу, выполнявшую «операцию Карфаген», и сумели воспользоваться немецким шифром и радиопередатчиком[33].
Иногда Би-би-си сообщала нам о благополучном прибытии в Лондон того или иного путешественника.
Оперативные сообщения предупреждали нас о предстоящей посадке на оккупированной территории самолета или о прыжках с парашютом. Иногда условными фразами передавались и общие руководящие указания. Так, обе высадки союзников на французском берегу — 5 июля и 14 августа 1944 года — предварялись радиоизвещениями.
О первой высадке группа Марко Поло была оповещена условной фразой: «Высокий мыс вдается в
