ГЛАВА XIV
Свершив свой подвиг у воды, Берни радовалась, как радуются хорошо выполненной работе. Если к понятной гордости прибавлялась женская жалость, то очень малая, ибо человек, идущий служить в полицию, знает, что там его ждут самые разные приключения. Кроме того, думала она, мокрый полисмен быстро превратится в сухого. Время, великий целитель, позаботится о Симмсе, да и сам он может вытереться, не маленький.
Однако больше всего она размышляла о путях Провидения. Когда-то, в одной из лучших нью-йоркских школ, Берни сетовала на то, что не создана субтильной; а сейчас поняла, что Провидение знает свое дело. Да, ее товарки походили на принцесс в весе пера — но могут ли они столкнуть в воду констебля? Куда там, они его с места не сдвинут, словно бабочки, присевшие ему на плечо: А вот она просто выстрелила им, как из катапульты. Все на свете окупается, даже внешность тяжеловеса.
Радость возросла, когда Берни подумала о Криппи. Он сразу понравился ей тем, что отличался от покойного мужа, а за эти дни чувства к нему углубились и усилились. Раньше ей хотелось погладить его по голове, теперь — дожить с ним жизнь. Многие удивились бы, что можно полюбить сэра
Криспина, в том числе — фирма по устройству усадеб; многие — но не Бернадетта.
Встретились они в дверях, он — выходил, она — входила. Выходил он потому, что прикинул и решил: если ляжешь, будешь томиться, как тушеный кролик в раскаленном казанке.
Стремясь поделиться радостной вестью, Берни не сразу заметила, как он страдает, но заметив — вскрикнула:
— Криппи! Что случилось? Что с вами? Сэр Криспин ответил:
— Все, что только бывает. Пройдемся?
И они пошли по дороге к главному входу.
— Рассказывайте, — предложила она.
— Я погиб, — рассказал он.
— Деньги?
— Они самые.
— Много?
— Да.
— Сколько?
— Сто.
— Сто?! — удивленно вскричала Берни, для которой сто фунтов, в пересчете на доллары, были истинной мелочью. — Да я их вам одолжу!
Сэр Криспин покачал головой.
— Почему? — спросила она.
— Нельзя.
— Да бросьте вы!
— Спасибо вам большое, Берни, но — нельзя.
— Вы бы мне одолжили.
— Это другое дело.
— Почему?
— Другое, и все. Берни сдалась.
— Ладно, — сказала она. — Ничего не попишешь, фамильная честь Скропов. Я бы хотела, чтобы дядя Сэм был так щепетилен. Тянет и тянет. Кому вы должны эту сотню?
— Этим, ремонту.
— А, этим! Разве Уилл не дал вам денег?
Трудно признаваться в слабости, трудно — но нужно.
— Проиграл на скачках.
— Да вы же не играете!
— Много лет удерживался, но, сами знаете, когда есть деньги…
— Надо было ставить на Братолюбие. Жаль, меня не послушались.
— Послушался и поставил.
Берни удивленно взглянула на него.
— Давайте разберемся, — сказала она. — У меня мозги поехали. Какой-то улей в голове. Значит, вы послушались?
— Да.
— И поставили на эту лошадь?
— Да. Сто фунтов.
— Тогда что вам нужно? Больше двенадцати тысяч, это не кот начхал!
Криспину показалось, что упомянутый улей переместился в его голову.
— Она… она… пришла второй.
— Вы газеты читаете?
— Нет.
— А надо бы. Пришла второй, на полголовы после Мускателя. Предъявили протест. Кажется, Мускатель ее отпихнул или лягнул. В общем, проверили, разобрались, так все и было. Жокею сделали внушение, Братолюбию дали первое место. Чек получите завтра или послезавтра. Вот и все.
Сэр Криспин в обморок не упал, но был достаточно к этому близок, чтобы пробудить в Бернадетте материнские чувства. Отведя его на скамейку, она применила свое излюбленное средство, стала массировать ему шею — и так успешно, что через некоторое, достаточно тяжелое время он выпрямился и сказал, что все в порядке.
Берни это оспорила.
— Нет, — сказала она, — какой уж тут порядок! Никакого порядка у вас не будет, пока вы не женитесь. За вами надо присматривать. Помните, мы об этом говорили. Если есть возможность попасть в беду, вы в нее попадете.
Этого он отрицать не мог, поскольку с ранней юности они с бедой шли нога в ногу.
— Значит, надо жениться.
— Да, правда.
— А я не подойду? — спросила она. — Попробуйте.
Радость, согревшая Бернадетту до встречи с сэром Криспином, просто пылала и бушевала после его ухода. Повинуясь ее совету, он пошел в кабинет выписать чек этим, из ремонта, а она осталась на скамейке, перебирая подробности нежной сцены.
Отсюда она видела ворота, в которые входил ее брат Гомер с какой-то девушкой, по-видимому, — с Верой Апшоу, которую ждал Криспин. Лондонский поезд останавливался в Меллингэм-Холт, в полумиле от селения, и Гомер, по всей вероятности, ездил ее встречать.
Берни заинтересовалась. Если Гомер встречает девушек, это неспроста. Кто-кто, думала она, а он к этому не склонен. Словом, на Веру она посмотрела предвзято, и то, что она увидела, подтвердило ее догадки. Собственно говоря, это была не просто девушка, а поразительная красавица — не захочешь, а заморгаешь. Именно такие особы побуждают мужчину поправить галстук и нервно покашлять, а шейха Аравии — бросаться на них, как тюлень на рыбу. Кому-кому, а ее несчастному брату совершенно нечего с ней делать.
Ей удалось сохранить вежливость, когда он их знакомил, но беспокойство только возросло. В этой Вере, вполне резонно, она прозревала корыстолюбие. Вообще, та ей не понравилась, какая-то мрачная. Улыбнуться толком не может, вероятно — боится морщин.
Однако не это омрачало душу прекрасной эссеистки. Она думала о том, как раскачать Гомера. Когда они шли от стоянки, он говорил на разные темы — о красоте вечера, о недавнем конгрессе, о мыши, о чем угодно, кроме епископов, колоколов и флер д'оранжа.
Конечно, их ждали уединенные прогулки в тенистых заводях парка, но несчастная Вера уже
