Тут он заметил, что пришел по адресу, на мерзкую улицу с чистым тротуаром и двумя рядами опрятных кирпичных домиков. Глядя на медные молоточки и белые занавесочки, Фредерик невыразимо страдал. Здесь явно жили люди, которые не знают и знать не хотят, что несколько месяцев назад одна, скажем так, особа обручилась с Диллингуотером.

Разыскав эту «Заводь», он постучал в дверь, и ему открыли.

— Да это мастер Фредерик! — воскликнула няня. — В жизни бы не узнала, как вырос!

Почему-то ему стало полегче. Он был не очень плохой — так, ровно посередине между близким к святости Джорджем и бессердечной Джейн; и самый вид старой няни удивил и тронул его.

Образы детства очень крепки. Ему казалось, что она — огромная, широкоплечая, очень грозная, а перед ним стояла старушонка, которую мог бы унести ветерок.

Он растрогался. Он умилился. Он понял брата. Конечно, ее надо порадовать. Только зверь огорчит ее, даже если она сварит яйца.

— Какой большой! — не унималась няня.

— Правда? — откликнулся Фредерик.

— Настоящий мужчина. Идите, садитесь за стол. Сейчас накормлю.

— Спасибо.

— НОГИ!

Он подскочил. Губы у няни сжались, глаза сверкали.

— Нетэтонадожевгрязныхботинках! — сказала она. — Убираешьубираешьаимхотьбычто.

— Простите, пожалуйста! — пролепетал он, вытирая ноги о половичок.

Направляясь в комнату, он ощущал, что стал меньше, моложе и гораздо слабее. От умиления остались следы.

Но и они исчезли, когда в кресле, у окна, он обнаружил Джейн.

Вряд ли читателя интересует внешность такой девушки, но все же, на всякий случай, сообщим, что у нее были золотисто-русые волосы, золотисто-русые брови и, как это ни странно, золотисто-русые глаза, а кроме того — маленький носик с одной веснушкой, маленький ротик и маленький, но решительный подбородок.

Сейчас подбородок был уж очень решителен, словно таран небольшого судна. На Фредерика она смотрела так, будто от него пахло луком.

Фредерик молчал. Трудно начать беседу с особой, которая вернула тебе письма, кстати — очень хорошие. Произнеся в. конце концов «Ык», он уселся и стал смотреть на ковер. Джейн смотрела в окно. Царила тишина, если не считать того, что из часов выскочила кукушка и сказала «Ку-ку».

Внезапность ее появления и отрывистость речи допекли истерзанного Фредерика. Он подскочил и вскрикнул.

— В чем дело? — осведомилась Джейн.

— Птицы тут всякие!

Джейн пожала плечами, давая понять, что ее не интересуют ощущения людей низшего типа, но Фредерик продолжал:

— Что вы здесь делаете?

— К няне пришла.

— Вот уж не ждал!

— Да неужели?

— Знал бы, никогда бы в жизни…

— У вас пятно на носу.

Скрипнув зубами, он вынул носовой платок, заметив при этом:

— Вероятно, мне лучше уйти.

— Ни в коем случае! — резко ответила Джейн. — Она вас очень ждала. Хотя понять не могу…

— Чего?

— Ах, неважно!

Пока он выбирал самый едкий из трех возможных ответов, явилась няня.

— Конечно, дело не мое, — сказала Джейн, — но некоторые помогли бы нести такой тяжелый поднос.

Фредерик вскочил, густо при этом краснея.

— Нянечка, — сказала Джейн, удачно сочетая заботливость со злобностью, — ты не надорвалась?

— Я как раз… — пролепетал Фредерик.

— Да, когда няня его поставила. О, Господи, какие бывают люди!

— Он всегда был глупый, — великодушно сказала няня. — Садитесь, мастер Фредерик, я вам яичек сварила. Мальчики их любят.

Фредерик посмотрел на поднос. Да, яйца там были, и крупные. Желудок, подраспустившийся за это время, болезненно сжался.

— Ох, и ели же вы! — припомнила няня. — Что яйца, что пирог… Помню, у мисс Джейн на именинах… Можно сказать, вывернуло!

— Няня! — вздрогнула Джейн, бросая неприятный взгляд на страдальца.

— Спасибо, — выговорил он. — Я… это… яиц не буду.

— Как так не будете? — удивилась няня. — Хорошие яички. Не будет он! У меня съедите.

— Да мне не хочется…

Хрупкая старушка снова превратилась в грозу Наполеона.

— Ни-ка-ких кап-ри-зов! Фредерик судорожно хрюкнул.

— Хорошо, — сказал он, — спасибо, съем яйцо…

— Два, — уточнила няня.

— Два…

Джейн повернула в ране нож.

— А вот пирога я бы на вашем месте не ела, он очень сытный. Никак не пойму, — сказала она, ломаясь, как взрослая, — никак не пойму, какое удовольствие обжираться! Мы же не свиньи!..

— Мальчики, что с них возьмешь, — заметила няня.

— Да, да, — согласилась Джейн, — а все ж неприятно. Глаза у няни сверкнули. Она не любила, когда важничают,

— Девочки, — заметила она, — тоже не сахар. Фредерик с облегчением вздохнул.

— Да, — повторила няня, — не сахар. Одна девочка так хотела похвастаться новыми панталончиками, что выбежала в них на улицу.

— Няня! — вскричала ярко-пунцовая Джейн.

— Какой ужас! — вскричал и Фредерик. Кроме того, он коротко рассмеялся, ухитрившись выразить этим такое презрение, такое снисхождение сильного мужчины к слабой и глупой женщине, что гордый дух его бывшей невесты возмутился.

— Что вы сказали? — проверила она.

— Я сказал: «Какой ужас».

— Вот как?

— Естественно. Представить себе не могу более постыдного зрелища. Надеюсь, вас оставили без ужина.

— Если бы оставили вас, — удачно парировала Джейн, — вы бы не выжили.

— Вот как?

— Да. Вы — обжора.

— Вот как?

— Да, да, да. Робин-Бобин-Барабек…

— Детки, — сказала няня, — разве можно ссориться?

Она взглянула на них тем взглядом, какой вырабатывается за полвека, если проведешь его с капризными детьми, и подытожила:

— Нельзя. Мистер Фредерик, поцелуйте мисс Джейн. Фредерик заметил, что комната вращается.