«Куд-куд-кудах» такой силы, что многие отирают слезы. Обычно, завершения ради, племянник мой обегал комнату, хлопая полами пиджака, и прыгал на диван или на кресло, где застывал, расставив руки под прямым углом, кудахтая до посинения.
Много раз проделывал он это в «Трутнях», чтобы развлечь друзей, но никогда еще — с таким пылом, с таким неподражаемым блеском. Скромный, как все Маллинеры, он поневоле ощущал, что превзошел самого себя. Художник узнает свой звездный час. Музой его была любовь и так его вдохновила, что он обегал комнату не один раз, а все три.
После этого он взглянул в окно и увидел прекраснейший лик на свете. Аврелия смотрела на него, как смотрит первый ряд на Крейслера, когда он, опустив скрипку, отирает рукой лоб. Такое выражение обычно называют благоговейным.
Они долго молчали; потом она сказала:
— А можно еще?
Арчибальд выступил на «бис». Он воплотил курицу четыре раза и, как признавался мне позже, был готов на пятый, но вместо этого, легко спрыгнув с кресла, направился к
— Старушка, — сказал он ясно и твердо, — ну, ты даешь! Аврелия таяла в его объятиях, подняв к нему дивное лицо.
Было тихо, только бились сердца, да сипел бульдог, видимо, страдавший бронхами.
— Порядок, — сказал Арчибальд. — Закурить бы! Аврелия удивилась.
— Ты же не куришь!
— Еще как курю.
— И пьешь?
— Будь здоров. Да, кстати…
— Что, дорогой?
— Вот, скажи. Если тетя нас навестит, можно дать ей по черепушке чулком с камнями?
— Какая прекрасная мысль! — нежно сказала Аврелия.
— Близнецы! — вскричал Арчибальд. — Духовное родство, в чистом виде! Так я и думал. Знаешь, старушка, пойдем, отнесем собачку дворецкому. Проснется — а она тут. Очень полезно, курорта не надо. Шокотерапия. Как ты, «за»?
— Еще бы! — прошептала Аврелия. — О, еще бы!
И, рука в руке, они направились к парадной лестнице.
АРЧИБАЛЬД И МАССЫ
— Возьмем социализм, — вдумчиво заметил Портер. — Куда ни пойдешь, он тут как тут. Видимо, вошел в моду.
Говорили мы, собственно, о свекле, ничто не предвещало этих слов, но завсегдатаи «Привала» легко меняют тему. Мы летаем. Мы порхаем. Мы, как выразился образованный Джин-с-Горькой, можем буквально все, словно жена Цезаря. Мгновенно изменив курс мысли, мы занялись новым предметом.
— Да уж, — согласился Светлое Пиво, — что верно, то верно.
— Куда ни пойдешь, — поддержал их обоих Пиво Покрепче. — Наверное, что-то в нем есть… Нехорошо все-таки — мы живем, не тужим, а кому-то не на что выпить.
Мистер Маллинер кивнул.
— Именно так, — заметил он, — думал мой племянник Арчибальд.
— Он что, социалист?
— Побыл немного. Светлое Пиво наморщил лоб.
— Кажется, — припомнил он, — вы о нем говорили. Это он бросил курить?
— Нет, то — Игнатий.
— Значит, он служил у епископа?
— Нет, то — Августин.
— Вижу, у вас много племянников.
— Хватает. Что до Арчибальда, напомню: он кудахтал лучше всех в Лондоне.
— Ну, конечно! И обручился с Аврелией Каммарли.
— Да-да. К началу нашей повести он был самым счастливым человеком в своем почтовом отделении. Однако, как это ни печально, тучи собирались, и буря едва не утопила утлый челнок любви.
Немного обрученных пар (сказал мистер Маллинер) начали так хорошо, как Арчибальд с Аврелией. Даже циничный свет поневоле признал, что их ждет счастливый, прочный брак. В любовном союзе главное — единство вкусов, а уж оно у них было. Арчибальд любил кудахтать, Аврелия — слушать кудахтанье.
Однажды, блаженный и охрипший, племянник мой шел домой, чтобы переодеться к обеду, как вдруг на его пути встал обтрепанный субъект и сообщил, что он три дня в рот не брал хлеба.
Арчибальд немного удивился — в конце концов, он не врач, но случилось так, что недавно он не мог взять в рот даже хорошего сыра, а потому уверенно ответил:
— Это ничего. Нос заложило, от простуды.
— Ну прям! — возразил незнакомец. — У меня чахотка, сухотка, больная жена, пятеро детей и никакой пенсии, хотя я служил семь лет. Сами понимаете, интриги. Хлеба я не ел, потому что купить не на что. Послушали бы вы, как плачут мои детки!
— С удовольствием, — сказал учтивый Арчибальд. — А вот насчет хлеба… Он дорогой?
— Ну, понимаете, бутылка — дороже, а если в розлив — еще туда-сюда. Тоже не даром!
— Пятерки хватит?
— Перебьюсь.
— До свидания, — сказал Арчибальд.
Встреча эта произвела на него глубокое впечатление. Я не скажу, что он призадумался — думать он, в сущности, не умел, но все же ощутил, что жизнь сурова, и с этим ощущением пришел домой, где лакей его, Мидоус, принес ему графин и сифон.
— Мидоус, — осведомился мой племянник, — вы сейчас не заняты?
— Нет, сэр.
— Тогда поговорим о хлебе. Знаете ли вы, что у многих его нет?
— Знаю, сэр. В Лондоне царит бедность.
— Нет, правда?
— Еще какая, сэр! Съездите в Боттлтон-ист, услышите глас народа.
— Народа?
— Вот именно, сэр. Называется «массы». Если вас интересует страдалец-пролетариат, могу дать хорошие брошюры. Я давно состою в партии «Заря свободы». Как явствует из названия, мы — предвестники революции.
— Это как в России?
— Да, сэр.
— Убийства всякие?
— Они, сэр.
— Шутки шутками, — сказал Арчибальд, — а себя заколоть я не дам. Ясно?
— Ясно, сэр.
— Ну, тогда тащите брошюры. Полистаю, полистаю…
Если знать Арчибальда, как я (продолжал мистер Маллинер), трудно поверить, что его, скажем так, разум совершенно переменился от этих самых брошюр. Я даже не думаю, что он прочитал их. Вы же знаете, что такое брошюра — разделы, подразделы, пункты, подпункты. Если ей придет в голову сочетание слов «основные основы принципов дистрибуции», она удерживаться не станет. Гораздо вероятней, что его
