Ежедневно Антонин посылал Раби мехи, наполненные золотым песком, сверху засыпанным пшеничным зерном, и посланному говорил:
– Отнеси эту пшеницу к Раби.
Говорит при встрече Раби Антонину:
– Напрасно ты посылаешь мне это золото, – у меня и своего достаточно.
– Нет, не напрасно, – отвечает Антонин, – пусть унаследуют это золото твои потомки, чтобы иметь из чего давать моим потомкам.
– Помолись за меня, – сказал однажды Антонин Раби.
– Да спасет тебя Господь от холода! – произнес Раби.
– Но стоит ли об этом молиться? – возразил Антонин. – Один теплый плащ – и холода как не бывало.
– Пусть же спасет тебя Господь от зноя!
– Вот это пожелание, – сказал Антонин, – имеет действительно большое значение. И дай Бог, чтобы молитва твоя услышана была. Ибо памятно мне сказанное вашим псалмопевцем: «Ничто не укрывается от зноя Его».
Пришел однажды Раби в один город поучать народ. Не нашлось в том городе достаточно обширного помещения, и Раби вышел с учениками в поле. Поле оказалось сплошь занятым свежескошенным хлебом – и Раби тут же принялся за работу и весь хлеб перевязал в снопы.
Раби спросил однажды престарелого р. Иошую бен Карха:
– Чему ты обязан своим столь необыкновенным долголетием?
– Да мне это долголетие мое давно надоело, – ответил р. Иошуа.
– Учитель! – продолжал Раби. – Это вопрос весьма серьезный, и я должен его уяснить себе.
Отвечает Р. Иошуа:
– Во всю жизнь мою взор мой не останавливался на облике человека злого и порочного.
Перед смертью р. Иошуи Раби пришел к нему за последним благословением.
Раби Иошуа произнес:
– Да благословит тебя Бог дожить до половины моих лет.
– Почему не полностью?
– Но ведь и другим не пастухами же только быть?[77]
Чувствуя приближение смерти, Раби сказал:
– Я хочу видеть моих детей.
Когда дети явились, он обратился к ним со следующими словами:
– Завещаю вам, дети мои: «Оберегайте честь и покой матери вашей». Из-за траура по мне не нарушайте ничем обычного порядка в доме: лампады пусть горят, стол стоит накрытым и ложе убранным – все по-прежнему.
Иосиф хайфянин и Симеон ефратянин, прислуживавшие мне при жизни, пусть займутся приготовлениями к моему погребению.
Далее Раби заявил:
– Прошу ученых зайти ко мне.
Когда ученые явились, он сказал:
– Прошу вас нигде не устраивать по мне траура.
По истечении тридцати дней после моей кончины приступите вновь к обычным занятиям в академии.
Хахамом будет сын мой Симеон, патриархом – мой сын Гамлиель, главою академии – Ханина бен Хамма.
Отпустив ученых, Раби велел позвать младшего сына р. Симеона и подробно объяснил ему правила, которых должен придерживаться хахам.
Призвав затем старшего сына р. Гамлиеля и изложив ему правила патриаршества, Раби прибавил:
– Завещаю тебе держать патриаршую власть на подобающей высоте и соблюдать строгое отношение к ученикам.
В последний день перед смертью Раби учеными объявлен был пост, и молебствия происходили беспрерывно.
Верная служанка Раби взошла на кровлю и стала горячо взывать к Господу, говоря:
– На небесах ждут Раби и на земле не желают расстаться с ним. Дай, Господи, земным победить небесных!
Но когда она сошла вниз и увидела, как тяжко страдает любимый учитель, борясь со смертью, она страстно начала молить:
– Нет, Милосердный, пусть уже победят небесные!
С этими словами она схватила глиняный кувшин и бросила его об землю. При треске разбитого кувшина молебствие прервалось, и в ту же минуту раби почил навеки.
Посланный Бар-Капара нашел Раби уже скончавшимся и, разорвав на себе одежды, начал погребальный плач такими словами:
Перед последним вздохом поднял Раби руки свои к небесам, и уста его прошептали:
– Тебе, Властелину миров, известно, что я всеми силами своими служил св. Торе Твоей и даже краем мизинца не извлекал из того для земных благ моих. Да будет же воля Твоя дать мне отпущение с миром для успокоения вечного!
И прозвучал Бат-Кол:
– Да грядет с миром и покоиться будет на ложе своем.
Р. ХИЯ
Однажды, во время ученого спора с р. Хией, у р. Ханины вырвались такие слова:
– Со мною споришь ты? Но тебе следовало бы помнить, что если бы Тора, чего упаси Бог, совершенно оказалась забытой, я с моим знанием всех тонкостей ее сам снова возродил бы ее в народе.
– А я, – сказал на это р. Хия, – лучше повел бы дело так, чтобы Тора никогда не забывалась.
И сделал бы я вот что: посеял бы лен, сплел бы сети и стал бы ловить оленей. Мясо их отдавал бы сиротам в пищу, а из кожи приготовлял бы пергамент.
И написал бы я пять свитков Пятикнижия и отправился бы с ними в такие места, где некому заниматься первоначальным учением. В каждом таком месте я пятерых деток обучил бы Пятикнижию и шестерых других шести отделам Мишны.
И каждому из них был бы наказ от меня: «До следующего моего прихода сюда повторяйте сами и друг друга обучайте тому, чему я научил вас». Этим я достиг бы того, чтобы Тора никогда не забывалась в народе.
Пришло время р. Хии умереть. Но не было у ангела смерти власти приблизиться к нему. Принял ангел смерти образ нищего и, постучавшись в дверь к р. Хии, стал молить:
– Вынеси мне кусок хлеба.
Когда ему дали хлеба, он обратился к р. Хии, говоря:
– Над нищим ты сжалился, почему же ты ко мне жалости не имеешь?
И при этих словах сверкнула огненная лоза в руках ангела. Тотчас же р. Хия покорно отдал ему душу
