пальнул по ним и охрана, вооруженная только газовыми пистолетами залегла. Убийца помчался к выходу по полутемному коридору, сваливая позади себя стоящие по бокам коробки и ящики, чтобы загородить дорогу тем, кто кинется его преследовать. Но, похоже, желающих попасть под пулю не было – охрана залегла и не вставала. Киллер за короткое время успел выскочить на задний двор клуба – место заставленное мусорными бачками и машинами персонала, быстро пробежал сквозь арку и скрылся где-то в переулках центра Москвы. Тем временем Татьяна в гримерке поднялась с пола и, еще не отойдя от шока, огляделась. Ее телохранитель Саша сидел на полу возле стены. Лицо его было очень бледным, а губы почти белыми.
– С тобой все в порядке? – тихим голосом спросил он у Татьяны. – Ты не ранена?
– Я – нет, – ответила девушка, – а ты? Ты бледный очень!
– Так, царапина, – усмехнулся он, – заживет… на войне было хуже…
Он уперся рукой в пол и попытался встать, но вдруг сморщился от боли и чуть не упал на бок. Татьяна подскочила к нему, упала на колени и удержала его. Рука ее почувствовала что-то липкое и теплое. Она посмотрела на свои пальцы, окрасившиеся кровью своего телохранителя.
– Надо скорую вызвать, – засуетилась Татьяна, вскочив с места, – где мой мобильный?
– Уже вызвали всех, кого нужно, – сказал, заходя в гримерку, начальник охраны клуба – седой мужчина с внешностью Джеймса Бонда, – и милицию, и скорую помощь, всех вызвали.
– Вы его поймали? – с надеждой спросила Татьяна начальника охраны. – Задержали его?
– Нет, ему удалось уйти, – неохотно ответил тот и чтобы переменить тему обратился к Саше. – Как ты, парень?
– Нормально, – ответил Александр, улыбнувшись, – вы пока побудьте за дверью, пусть сюда никто не заходит, кроме врачей. Мне Тане кое-что сказать нужно…
Начальник охраны, ни слова не говоря, вышел в коридор, где удерживали любопытных его подчиненные. Александр сильно сжал Татьяне руку и посмотрел ей в глаза.
– Звони отцу, пусть срочно приезжает, – сказал он, – я больше не смогу тебя защищать, а кроме отца твоего некому…
– Ты не говори ерунды, ничего, ты поправишься, – глотая слезы, сказала Татьяна, – потерпи, сейчас скорая приедет…
Она заметила капельку крови у Александра в уголке рта, густую капельку, которая медленно поползла вниз по подбородку.
– Отцу скажешь, что киллер был профессионал, – продолжил Саша, тяжело дыша, – бывший военный или сотрудник спецслужб. Это видно было по тому как он оружие держал… пистолет поддерживал снизу левой рукой, хотя и стрелял из Макарова… привычка…
– Ты лучше помолчи пока, Саша, – попросила Татьяна, – тебе силы беречь надо, я в кино видала, что в таких случаях раненным лучше молчать! А папа приедет, сам ему все и расскажешь.
Александр сквозь боль улыбнулся. Татьяна поняла, что сморозила глупость – Саша воевал в Чечне в составе бригады морской пехоты под руководством ее отца, не раз уже в жизни был ранен и на войне и потом, когда спасал ее от бандитов, а она ему про какое-то дурацкое кино тут рассказывает. Татьяна взяла кисть его руки в свои ладони и стала греть у себя на коленях, стараясь удержать его тут, рядом с собой, не отпустить в небытие до приезда 'Скорой помощи'.
Александр дышал тяжело, с хрипом, а Татьяна прислушивалась к этому дыханию – знала, пока дышит, значит, жив. Время до приезда 'Скорой' показалось вечностью. Наконец, дверь гримерки скрипнула и вошли люди в белых халатах. Татьяна обрадовано слегка тряхнула руку Саши, чтобы он очнулся, но ее телохранитель даже не шелохнулся. И только тогда Татьяна заметила как вдруг стала тяжела его рука. Она схватила его за плечи и заглянула в лицо. Глаза, еще минуту назад живые и подвижные смотрели прямо на нее, но их стеклянное безмолвие ничего не выражало.
– Саша! – закричала Татьяна. – Саша, очнись!
– Девушка, отойдите, дайте возможность поработать профессионалам, – попросил начальник охраны клуба.
Медсестра обняла ее за плечи, Татьяна встала и отошла к разбитому окну, чтобы глотнуть воздуха. Окно выходило на задний двор, а на улице уже сгустилась непроглядная ночь. Внезапно Татьяне стало страшно, ей показалось, что убийца прячется там – в темноте двора в глубине арки. Что он целится из своего пистолета ей прямо в грудь. Она отпрянула в сторону и спряталась, прижавшись в углу. Врачи встали и отошли в сторону, оставив Сашу лежать на полу. Татьяна бросилась к нему.
Она трясла его за плечи, пытаясь привести в чувство, она звала его до тех пор, пока седой, усталый доктор не подошел к ней и не произнес, положив руку ей на плечо:
– Это бесполезно, девушка, он уже умер, вы его не воскресите…
– Нет, нет, – замотала головой Татьяна, – этого не может быть… он не может умереть вот так… не может… он на войне выжил… он не может здесь умереть…
Но Саша больше не шевелился, прикрытые веки даже не дернулись, а голова безжизненно моталась из стороны в сторону. Александр был мертв и с этим ничего нельзя было сделать. Татьяна встала, отошла от недвижно лежащего на полу тела своего телохранителя и лучшего друга, медленно подошла к своей шубке, достала из кармана мобильный телефон и набрала номер. Когда на том конце ей ответили, она сказала туда коротко:
– Папа, это я, Татьяна. Приезжай, пожалуйста, поскорее, Сашу убили. Я тебе потом, попозже перезвоню из дома и все расскажу подробно.
Поезд 'Мурманск-Москва' прибыл по расписанию и остановился на платформе Ленинградского вокзала. Из вагона номер шесть вышел мужчина лет сорока, среднего роста, худощавый, но крепкий. Он поставил сумку на перрон и огляделся. К нему из толчеи народа немедленно приблизился мужчина – примерно ровесник приехавшего, но с круглым пивным животиком, который выдавал в нем человека состоятельного, хорошо питающегося. Он был лысоват, черняв, на волосатой груди его висела толстая золотая цепь без креста. Толстяк подошел к приехавшему мужчине и сразу спросил как его зовут. Удостоверившись, что он не ошибся, мужчина протянул ему руку и представился:
– Александр Бальган, продюсер вашей дочери.
– Алексей Никитович, – ответил отец Татьяны, пожимая руку продюсеру, – можно просто Алексей, а вообще я привык, что все меня называют Краб.
– Да-да, я знаю, – закивал головой Бальган, – Татьяна мне много рассказывала о вас. Она, к сожалению, не смогла приехать, вас встретить. Она сейчас вообще никуда из дому не выходит, у нее жуткая депрессия в связи с покушением на нее и со смертью Александра, ее телохранителя. Вы, кажется, служили с ним вместе в Чечне? Были его командиром?
Краб молча кивнул, подтверждая вопрос Бальгана, поднял с перрона свою сумку и они двинулись в сторону вокзала. На площади Бальган усадил отца Татьяны в свой 'Мерседес', вырулил на дорогу и поехал к дому. Разговаривать с продюсером Крабу не хотелось, да Бальган и не привязывался с разговорами, ехал молча, а в машине играла ритмичная музыка, построенная на жестком гитарном рифе и сильный девичий голос пел что-то о роковом поцелуе змеи: 'Ты целуешь меня, но это губы не твои, ты целуешь меня поцелуем змеи…'
– Песня из последнего альбома вашей дочери, – нарушил молчание Бальган, увидев, что песня заинтересовала его пассажира, – это прорыв не только на российском, но и на мировом рынке. Песня с ходу попала в горячую ротацию почти всех Московских станции и заняла первые места в хит-парадах. Вообще, этот последний альбом Татьяны…
– Почему 'последний'? – спросил Краб. – Что, больше альбомов не будет?
Бальган не сразу понял о чем именно спросил его отец Татьяны, а когда понял, пояснил, что так вообще говорится – 'последний' – не говорить же крайний или как-то еще. И выразил надежду, что Татьяна напишет еще не один, а двадцать один альбом и станет самой известной певицей в мире. Краб молча кивал, внимая соловьиным трелям продюсера, а перед глазами у него постоянно стояло лицо Александра – его солдата, которого он когда-то спас от смерти – вытащил из лап чеченских бандитов и который теперь погиб, защищая его дочь в центре Москвы в ночном клубе. Бальган пытался порасспрашивать Краба о погоде в
