поле зрения отсут­ствовали. Выбирать, собственно, особенно не приходилось: ли­бо умереть, задохнувшись в дыму в поисках лестницы, либо раз­биться с упавшим лифтом, если его система тросов вышла из строя. Второе, по крайней мере, произойдет быстро. Он попы­тался загнать оба этих неблагоприятных сценария в самый даль­ний уголок сознания и резко нажал ручку вперед, даже не поза­ботившись о том, чтобы закрыть дверцу. Их лифт затрясся, словно стекляшки в детском калейдоскопе, но тросы были на­тянуты, и лебедки мучительно медленно стали поднимать их на поверхность, в главное здание.

Они добрались уже до середины шахты, когда внизу под ни­ми прогремел взрыв. Веллингтон быстро отодвинулся от откры­той стенки кабины, а мимо них прокатилась волна дыма, огня и жара, словно какое-то громадное чудище своим когтем тщет­но попыталось утащить их назад. Подземные заводы Общества Феникса были окончательно разрушены, однако лебедки лиф­та — под протестующие скрипы и треск тросов — по-прежнему продолжали поднимать их выше и выше.

В лицо ему ударил свет, и, когда его глаза привыкли к не­му, он понял, чем были вызваны здесь вопли и крики. Особ­няк на поверхности земли также был охвачен хаосом. Слуги, напоминавшие крыс, бегущих с тонущего корабля, рвались к ближайшему выходу, однако не забывая прихватить с собой все, что попадалось под руку. Кое-кто из более преданной сво­ему хозяину прислуги пытался не позволить разграбить иму­щество, давая отпор изменникам: по крайней мере, именно та­ким образом Веллингтон объяснил для себя имевшие место странные короткие перестрелки. Он видел, как миниатюрная кухарка схватила небольшой нож из столового прибора и вот­кнула его в глаз конюху. Дворецкий со сбитым набок париком боролся на лестнице с каким-то стариком, по-видимому, из-за пары красивых подсвечников.

У Веллингтона не было времени вмешиваться — он дол­жен был вернуть долг Элизе и спасти ее.

Напоминание о том, что времени у него действительно мало, пришло в форме долгого угрожающего скрипа дерева и метал­ла, сопровождаемого тихим позвякиванием стекла. Словно ко­рабль в бурю, особняк вдруг начал крениться. С каждым шагом наклон становился все круче и круче. Разрушение фундамента здания стало неминуемым. Поправив на плече беспомощное те­ло Элизы, Веллингтон ринулся в сторону главного входа.

На них посыпалась штукатурка и осколки лепных украше­ний. Прислуга и приехавшие на уик-энд гости кричали в пани­ке и слепом ужасе, поддаваясь одному и тому же инстинкту, стиравшему классовые барьеры, — инстинкту выживания. Веро­ятно, Веллингтон все-таки ожидал от этих людей слишком мно­ гого. Общество Феникса проповедовало возвращение к морали и истинным английским ценностям, однако ничего такого Букс не почувствовал, когда один из братьев, мужчина, сидевший за обеденным столом напротив них, буквально смел его со своего пути, в результате чего они с Элизой врезались в стену. Захри­пев, Веллингтон с трудом сохранил равновесие.

Это было очень странно, но он внезапно услыхал прорвав­шееся через всю эту сумятицу пение птицы, чистое, словно хрустальный звон. Хотя Элиза становилась с каждым шагом все тяжелее и тяжелее для него, он пошел на это щебетание, и в конце концов пыльная дымка рушащейся усадьбы Хавело­ка сменилась солнечным светом. Веллингтон увидел окружа­ющий мир, и оказалось, что на улице стоит ясный погожий день. «Как славно», — подумал он, но тут перед самым его носом сверху свалился большой кусок лепнины. Он увидел ве­реницу карет, а также стоявших на привязи и нетерпеливо бивших копытами лошадей с пеной на мордах. Он сделал еще один глубокий вдох — они были почти у цели!

Вдруг у него над головой вдребезги разлетелся висевший на стене светильник. Веллингтон понимал, что это не могло быть вызвано неустойчивостью здания. Это был одиночный писто­летный выстрел.

Обернувшись, он увидел нападавшего, всего покрытого са­жей, кровью и грязью. Бартоломью Дивейн, если ему в итоге удастся пережить все это, уже никогда не будет таким удалым джентльменом, каким он всегда себя считал. Вся правая сто­рона его лица была ободрана, запекшаяся кровь покрывала тело, которое огонь лишил кожи. В одной руке он держал пи­столет, а вторая безвольно болталась сбоку. Но даже в таком состоянии этот человек продолжал улыбаться, и эта обычно холодная хищническая улыбка Дивейна сейчас выглядела еще более отталкивающей.

—   Что ж вы так рано уходите, старина? — Разрушение под­земного убежища Хавелока изменило его голос. Он стал скри­пучим, грубым и резал слух Веллингтона. Похоже, Дивейну сейчас было очень нелегко. А возможно, и наоборот, он полу­чал удовольствие от всей этой агонии? — Ваша партнерша совсем недавно отвергла меня. Но, похоже, в данный момент она находится в гораздо более сговорчивом состоянии.

Внезапно весь особняк вздрогнул, как будто по нему что-то ударило. Они оба пошатнулись, стараясь сохранить равновесие, когда Веллингтон вдруг ощутил резкую боль в ноге. Он в тревоге взглянул вниз, чувствуя, как горячее жалящее ощу­щение охватывает его правую ступню. Он не мог ею пошеве­лить — что-то непонятное удерживало ее на месте снизу.

Отчаянным судорожным движением Веллингтон высвобо­дил свою ногу, борясь с желанием опуститься на колено. Он продолжал стоять на полу, но теперь обжигающая боль стала подниматься по ноге выше.

Спица колеса размером с голову Веллингтона пробила до­ску пола в том месте, где он стоял. Ее конец теперь был ис­пачкан его кровью. Затем он увидел еще одно колесо, пробив­шее пол перед Дивейном. И еще два — позади него. Красивый пол из древесины вишни снизу проламывали шестеренки, ко­леса и прочие детали, которые еще недавно представляли со­бой наружную заслонку бойлера.

—   Ради бога, Дивейн, оглянитесь! — крикнул Веллингтон, чувствуя, что ноги его начинают дрожать. Уголком глаза он за­метил, как сам по себе покатился чайный поднос. — Давле­ние в главном бойлере в любой момент может стать критиче­ским, и тогда фундамент поместья рухнет. Возможно, в этот мелодраматический момент вы все-таки перенесете свою месть на улицу?

Сквозь дребезжание столового серебра и шум падающих обломков стен Веллингтон сумел услышать, как Дивейн взвел курок своего пистолета.

—   Сойдет и здесь, хотя я мог бы позабавиться с вашей «за­стенчивой невестой» на лужайке перед домом. Она ведь у вас колониалка, так что, вероятно, любит всякие развлечения на свежем воздухе.

—   Прекратите, Дивейн! Общество Феникса умирает! Все будет...

—   Все будет кончено, — перебил его лорд, — через вы­стрел или два.

Веллингтон крепко зажмурил глаза. Он не станет винить Элизу за то, что она вытащила его из архива. Она была пра­ва. Она была права все это время. Веллингтон не будет ни о чем сожалеть. Это было потрясающее, славное время.

«Спасибо, Элиза. Простите меня».

Выстрел грянул резко и громко, и он вздрогнул, быстро выдох­нув из себя воздух. Веллингтон ждал боли, холодка текущей по коже крови, падения на пол, ощущения беспомощного отчая­ния, которое охватит его при виде того, как лорд Дивейн тащит Элизу из дома, чтобы удовлетворить свои развратные прихоти.

Но ничего этого не последовало.

Открыв один глаз, Веллингтон увидел, что Дивейн по-преж­нему стоит перед ним, вытянув руку и сжимая в ней пистолет. Открыв второй глаз, он заметил крошечную капельку крови, сорвавшуюся с губ Дивейна. Оружие выпало из его пальцев, но сам Дивейн был еще жив. Веллингтон видел на его лице об­ реченное понимание. Дивейн знал, что его подстрелили, но кто это мог сделать? Он обернулся к соседнему коридору, из ко­торого прозвучал выстрел.

Рука Оливии Дивейн даже не дрогнула. Она твердо держа­ла заряженный пистолет, который был готов выстрелить сно­ва, но медлила. Не говоря ни слова, она подошла ближе.

—Дорогая, — журчащим голосом произнес он, протяги­вая к ней здоровую руку. — Подойди ко мне. Прощальный по­целуй в память о нашей люб...

Второй выстрел отбросил его на одно из пробивших пол колес, и он с глухим стуком упал. «Месть состоялась», — подумал Веллингтон, когда Оливия выпустила в него еще три пули, несмотря на то, что он, скорее всего, уже и так был мертв.

—   Пойдемте, леди Дивейн! — крикнул Веллингтон, сно­ва поправляя тело Элизы у себя на плече, когда по зданию прокатилась последняя дрожь, похожая на судороги уми­рающего.

—   Вы не понимаете. — Оливия была свободна, но взгляд ее был пуст. — У меня осталась еще одна пуля. — Она опять взвела курок. — И я должна ее использовать.

У него не было возможности что-то возразить ей, когда она вставила дуло пистолета себе в рот. Ее размозженный заты­лок окрасил картину позади нее большим темно-красным пят­ном с вкраплениями