Они поднялись по ступенькам к парадному входу в потоке других хорошо одетых людей. Букс задел несколько человек своим подозрительным ящиком, но так горячо извинялся — как, впрочем, и пострадавшие, — что на это никто особого внимания не обратил.

Оказавшись под теплыми лучами газового освещения, Эли­за сняла свой плащ и перебросила его через руку, тогда как на другой руке у нее висели смехотворно крошечная вечерняя су­мочка и яркий веер. У всех вокруг перехватило дыхание — именно на такую реакцию она и рассчитывала. Надо сказать, что, готовясь к вечеру, она некоторое время обдумывала, не одеться ли ей во все красное, но, как бы ей ни нравился этот цвет, он привлек бы к ней внимание совсем другого толка. Ее платье насыщенного зеленого цвета сразу же было замечено, и именно так, как ей того хотелось. Рукава были по-модному пышными, но располагались низко, изысканно открывая ее плечи. Платье делало фигуру по-змеиному гибкой и изящной и имело достаточно большое декольте, чтобы демонстриро­вать ее драгоценности. Веллингтон был не единственным, кто уставился на нее, — она чувствовала на себе множество вос­хищенных взглядов. В министерстве Элиза не могла пользо­ваться этим своим оружием, зато теперь она хотя бы убеди­лась, что еще обладает им.

Обернувшись к архивариусу, она слегка склонила голову.

—   Что-то не так, дорогой Веллингтон?

—   Н-нет... — Он закашлялся. — Вовсе нет, мисс Браун.

Она подняла свой веер и, ткнув им в него, громким шепо­том произнесла:

—   Считаю, что в данной конкретной ситуации, находясь под прикрытием, вам следует обращаться ко мне «дорогая», «лю­бимая» или на худой конец «Элиза».

—Думаю, у меня должно получиться последнее. — Лицо его стало жестче, хотя румянец еще исчез не полностью. За­тем он выдавил из себя: — Дорогая Элиза.

—   Очень хорошо, — сказала она и, пристроившись к нему сбоку, направила его к гардеробу.

Взяв у Элизы плащ, молодой гардеробщик непонимающе воззрился на чемодан Веллингтона. Он старался быть пре­дельно вежливым и не хотел задавать вопрос напрямую. Од­нако все-таки пришлось.

—   Сэр, вы планируете взять это с собой в зал?

Лицо архивариуса стало скорбно-суровым.

—   Мне ужасно жаль, но я просто вынужден. Распоряже­ние моего врача.

—   Именно поэтому мы взяли места в ложе, — подхватила намек Элиза и стала развивать мысль дальше. — Мой муж должен расположиться с комфортом. — Короткая вспышка обворожительной улыбки, небольшой наклон фигуры, в вы­годном свете открывший грудь и украшавшие ее драгоценно­сти, — и молодой человек растаял.

—   Ну что ж, я полагаю, что по медицинским соображени­ям мы можем сделать для вас исключение. — Он выдал Вел­лингтону небольшую желтую карточку. — Предъявите это распорядителю зала. — Затем он склонился вперед и приглу­шенным голосом добавил: — Некоторые зрители настаивают на том, чтобы проводить с собой собак, так что, думаю, в ва­шем случае все обойдется.

—   Очень хитро, Веллингтон Букс, — пробормотала Эли­за, когда они шли через главное фойе. Ее по-настоящему впе­чатлили его актерские способности. В ответ он бросил на нее весьма самодовольный взгляд.

Вручив на входе свои законные билеты, — а также не впол­не законный пропуск, — Элиза и Веллингтон попали в знаме­нитый зал Лондонской оперы. Театр этот, открытый всего год назад, привлекал толпы восторженных зрителей не только как место вечерних развлечений. Люди шли сюда, чтобы их виде­ ли. Никто не торопился на свои места. Посетители бродили по зданию, восхищаясь его внутренней отделкой, или же останав­ливались поболтать и посплетничать со знакомыми. Интерьер был оформлен весьма изысканно: сплошь спиральные линии, все выдержано в пурпурных и золотых тонах. Подпираемые снизу полуобнаженными статуями богинь ложи, которых с каж­дой стороны было по шесть, располагались по две в три ряда. В некоторых из них на видном месте был выставлен герб семьи, платившей непомерные деньги за привилегию иметь в опере свою постоянную ложу.

—   Вы видите это? — прошипел Веллингтон, положив ей руку на талию, чтобы направить ее.

—Да, да, — так же тихо ответила она.

С левой стороны в среднем ряду, на центральной ложе, сияя и блестя в свете громадной театральной люстры, красо­вался нарисованный золотом знак феникса. В данный момент эта ложа была пуста.

—   А знаете, — тихонько прошептала Элиза, — для тайно­го общества они что-то не слишком прячутся.

—   Высокомерие — великое дело, а нам их знаки понятны только потому, что мы их искали. Но есть одна сложность: нам необходимо оказаться в ложе, которая находится над этой. — Веллингтон многозначительно похлопал рукой по своему ящику.

—   Так уж и необходимо?

—   Абсолютно. — Решительное выражение его лица пол­ностью исключало любую возможность дальнейших дискуссий. Что бы ни находилось у него в ящике, он был в этом со­вершенно уверен.

—   Ну, что ж. — Элиза распахнула свой веер и разверну­лась, чтобы уйти и сделать невозможное реальностью... как обычно.

—Дорогая. — Архивариус притянул ее за руку к себе. — Возвращайся побыстрее, — сказал он для обтекавшей их тол­пы, однако затем прошептал в самое ухо: — И прошу вас, не убивайте никого.

Мило рассмеявшись, Элиза отошла от него. «Он действитель­но меня совсем не знает — Гарри уже точно бы понял, насколь­ко далеко я могу зайти». Пробираясь через толпу, она печаль­но вздохнула. Все это было довольно несложно: встать на входе в ложи, билеты в одной руке, носовой платок — в другой, и сде­лать скорбное лицо. Пришлось, правда, побеспокоить непри­частных к делу людей, прежде чем она нашла тех, кого искала.

Высокий мужчина в элегантном вечернем костюме и его ми­ниатюрная жена в ярко-синем платье учтиво остановились, когда Элиза вежливо спросила:

—   Извините, пожалуйста, у вас места случайно не в ложе номер пять?

Элиза протянула им свои билеты, и губа ее расчетливо за­дрожала.

—   Я прошу прощения, но не могли бы вы поменяться с на­ми местами?

Джентльмен опустил глаза на ее руку.

—   Но это ведь...

И в этот момент вступили в ход актерские уловки Элизы. Обернувшись, она беспомощным жестом показала в сторону Веллингтона, стоявшего в толпе и казавшегося абсолютно по­терянным в окружении незнакомых ему людей.

—   Я знаю, что это замечательные места, но мой муж... — Она всхлипнула. — В общем, у него совершенно ужасный нрав, а я должна была взять билеты в ложу номер пять. — Элиза устремила на них умоляющий взгляд. — Он у меня очень привередливый.

Мужчина посмотрел на Элизу, потом на Веллингтона, взгляд его слегка затуманился, и он спросил:

—   Привередливый? Что-то я вас, милая леди, не вполне пони...

Элиза шумно вздохнула и замотала головой.

—   Нет, нет. Все в порядке. Просто я должна была попробо­вать... — Голос ее сорвался. Она почувствовала, как по щекам покатились слезы, и голосом, полным страха и внутреннего со­дрогания, добавила: — Это только моя вина, и я должна сама нести ответственность за свои ошибки. Благодарю вас.

—   Генри, дорогой, — вмешалась его жена, — я уверена, что из ложи этой славной дамы нам все будет прекрасно видно.

—   О, мадам, вы так добры ко мне, — ответила Элиза, сжав губы, словно с трудом сдерживая рыдания, — но нет, я оказа­лась несостоятельна как жена и должна ответить за свои про­махи.

Супруги разом вздрогнули. Женщина осторожно взяла Элизу за руку.

—   Дорогая, не расстраивайтесь, это всего лишь места в опере.

—   Да, но он такой... — Она запнулась и после возникшей очень неловкой паузы вытерла щеку тыльной стороной ладо­ни, добавив: — Такой настойчивый. Но нет, довольно, все в порядке. Я уверена, что