— Я велела вас пригласить, потому что до меня дошли странные вести. Говорят, вы пожелали уступить настояниям Тарновского? Отправиться вместе с ним на войну с Валахией?

— Мне семнадцать лет, а я еще никогда не был в походе, — повторил он, как выученный урок, слова гетмана.

— Что за горячая голова?! Война! И на ней король-рыцарь. Победитель! О боже! Я ничего не имела бы против, но… — Она сделала вид, что колеблется, и досказала через минуту: — Нам стало ведомо, что шляхта подо Львовом собирается не для похода. Там надлежит ждать скорее рокоша, бунта.

Август коснулся правой рукой меча, так что заскрежетали доспехи.

— Я чувствую, что у меня хватит сил противостоять дерзновению подданных, — гордо заявил Август.

— Вот как? У тебя хватит сил? — удивилась она.

— А почему бы и нет? — отвечал уязвленный юноша. Королева попыталась улыбнуться закованному в доспехи рыцарю.

— Хорошо. Пусть будет так — у тебя хватит сил! Но все равно ты должен держаться в стороне.

Король чересчур распустил этот расшумевшийся сброд. Ты предстанешь перед шляхтой, уже утихомиренной королем, смирившейся, когда страсти утихнут. Покажешься перед нею во всем блеске и величии. Значит, не сейчас.

Но Август не уступал.

— Отсутствие мужества никогда не украшало королей, — отвечал он.

— У власти есть свои тернии, — вздохнула королева. — Оставь эти мелкие раны и уколы самому государю. Верь мне, лучше прославиться в победоносном сражении, нежели в укрощении бунтовщиков.

Он ответил не раздумывая:

— Мыслю иначе. И должен ехать.

Не в силах сдержаться более, она ударила кулаком по резному подлокотнику кресла.

— Нет! Довольно! Ты никуда не поедешь! После минутного молчания Август заявил:

— Я обращусь к королю. Его величество позволит…

— К его величеству? Ну что ж. — Бона уже настолько овладела собой, что могла спокойно сказать:

— Хорошо. Пусть будет как всегда — как он порешит. — И, обратившись к маршалу Вольскому, попросила его провести молодого короля к государю.

Забрало опустилось, закованный в золотые доспехи юный рыцарь шел впереди, за ним неохотно плелся Вольский.

Теперь, уже дав волю своим чувствам, Бона в ярости сбросила на пол дорогую вазу, и она рассыпалась на мелкие осколки. Глядя на них, она крикнула Алифио:

— Вы слышали?! Он заявил, что у него хватит сил?! Он — сильный? Его хотят разбить вдребезги, как это стекло. Сейчас же велите позвать ко мне Диану.

— Сейчас, когда Август собирается в поход?.. — удивился канцлер.

— Именно сейчас. Поспешите, я жду.

Вскоре вошла Диана ди Кордона в сопровождении Марины, но королева тотчас же движением руки отослала камеристку прочь. Они остались одни.

— Сколько тебе было лет, милочка, когда мы выезжали из Бари? — спросила Бона.

— Шестнадцать, — отвечала Диана, смешавшись.

— Значит, ты не намного моложе меня. И смеешь… Не отрицай! Я была в ужасе, когда узнала об этом. И ты посмела развращать отрока? Говорят, еще в Литве…

Диана бросилась к ее ногам.

— Государыня… Я собиралась вернуться в Италию десять лет тому назад, выйти замуж за богатого маркиза. Ваше королевское величество не соизволили отпустить меня тогда из Неполомиц, помнится, я болела и была моровая язва. Осталась и… Мой род слишком знаменит, чтобы я вышла здесь за какого- нибудь Моравеца или Остою… К тому же в него влюблена Анна.

— Анна? — прервала ее захваченная врасплох королева.

— Да. И он к ней весьма благосклонен. Но не о том я хотела говорить…

— Не о том я тебя и спрашиваю, — холодно возразила Бона. — Значит? Что же тебя связывает с юным королем?

— Я люблю его, — прошептала Диана, подняв прелестную головку. — Как сына, как любовника… Он так пылок, исполнен страсти, что я подумала… Может быть, лучше я научу его ars amanti, а не какая-нибудь литовская дворянка. Я от него без ума, преклоняюсь перед будущим королем…

— Он уже король, — бесстрастно прервала ее Бона. — Но как таковой не будет твоим. Это может быть мимолетная любовь. Но я не потерплю ее при моем дворе!

— Светлейшая госпожа! Умоляю, прошу вас позволить мне остаться здесь, на Вавеле. Я сделаю все, отрекусь от него, когда будет надобно, но только не теперь, не теперь…

Королева сделала вид, что раздумывает, колеблется…

— Хорошо. Не теперь. Но за это требую слепого послушания. Во всем.

— Я сделаю все, что вы прикажете, ваше величество, — шептала Диана.

— На этих днях я велю купить для тебя каменный домик неподалеку от Флорианских ворот. Ты останешься в замке, но принимать молодого короля будешь только там, и всегда его одного. Храни все в строгом секрете. Никто не должен знать о ваших свиданиях…

— Боже! Это чудесно… Спасибо! Спасибо!.. Анна догадывается.

Бона нахмурила брови.

— Знаю. Но Анне уже недолго быть на Вавеле. Выйдет за Остою и будет жить в поместье, которое получит в приданое за верную службу, здесь, под Краковом. Словом, будешь молчать и от всего отрекаться… Как ты могла полюбить юношу, почти дитя?

— Не имела права, знаю, — вымолвила несчастная с отчаянием. — И не должна. Но не могу перестать его любить. Наслаждаться его радостью, его жаркими…

— Перестань! — приказала Бона. — Меня не интересует жар, который вас сжигает. Смотри только, чтобы этот жар не сжег того, кто через несколько лет возьмет в жены какую-нибудь принцессу, чтобы дать династии сына. И оберегай его от опасностей, следи, чтоб не уступил уговорам других рыцарей пойти с ними на войну. Он должен уцелеть для трона, во имя блага Ягеллонов. Я выражаюсь достаточно ясно?

— Да, госпожа. Ах, если бы… Он так хотел, чтобы я увидела его в золотых доспехах!

— О нет! Не смей разжигать этих желаний. Юного короля гложет рыцарское высокомерие. Утверждать его в этом нельзя. Твоя задача — постоянно удерживать его в Кракове. Если сумеешь, ежели обещаешь, что будешь строго следовать этим приказам, то в ближайшее время получишь домик на Флоренской.

— Буду стараться изо всех сил… Буду самой верной, преданной слугой, счастливейшей из женщин, — шептала Диана, глядя на королеву с благодарностью.

— Хорошо. В июне, в ночь накануне Купалы, держись от него подальше. Пусть придет к тебе уже после полуночи…

Она рассмеялась неожиданно, заметив не без ехидства:

— …и принесет цветок папоротника. Это чудесная польская легенда… Означает обретенное счастье. Встань!

Но Диана ди Кордона по-прежнему стояла на коленях, повторяя в упоении:

— Такая добрая и мудрая королева, такая милостивая, одна на свете. Одна-единственная. Принцесса из Бари…