его имя лишь тогда, когда вы, господа, сами меня об этом попросите. Только тогда — не ранее!

Он выбежал из комнаты, а Радзивилл, в крайнем недоумении, спросил:

— Кого же доктор Ланг мог уже склонить на свою сторону?

— Э!.. Все равно у нас на Вавеле он будет значить не более, нежели Марсупин при Елизавете, — буркнул Зебжидовский.

— А кто тогда служил двум господам? Алифио? — допытывался кравчий.

— Нет. Может… может, Паппакода? — задумался епископ.

— Вижу, угодил я в змеиное гнездо! — шикнул Радзивилл.

Однако же епископ возразил ему:

— Ну зачем так?! На Вавеле нет змей, одна лишь пещера, где когда-то обитал дракон. Дракон из древней, славной польской легенды.

На свадебные торжества и коронацию в Краков прибыла Изабелла со своим четырнадцатилетним сыном Яношем Сигизмундом, все еще считавшимся наследником венгерского престола, но на самом-то деле они вместе с матерью лишь предпринимали попытки удержаться хотя бы в Семиградье.

Въезд Катерины в королевский замок прошел в соответствии с принятым ритуалом, давно известным Боне до мельчайших подробностей. Сигизмунд Август встречал свою невесту перед въездом в город, а потом в сопровождении пышной королевской свиты, каштелянов и воевод процессия направилась в королевский замок на Вавеле.

Когда Бона воочию увидела свою третью невестку, она невольно вспомнила Барбару. Невысокая, плотная Катерина с трудом передвигалась под тяжестью роскошного платья, расшитого золотом и усыпанного драгоценными каменьями. Судя по всему, Фердинанд Габсбург хотел показать краковскому двору, что на сей раз он не поскупился на приданое. Сигизмунд Август беспечно развлекал беседой свою будущую супругу, но Бона, не сводившая с него глаз, понимала, как трудно ему, как он страдает, ведь даже у нее сейчас стояла перед глазами покойная красавица Барбара.

Позже, уже готовясь к коронационным торжествам, Бона позвала в свои покои Изабеллу и, желая порадовать дочь, сама выбрала для нее из своего ларца самые красивые драгоценности: ей хотелось, чтобы Катерина позавидовала венгерской королеве, которую Габсбурги все время старались принизить.

— Как я рада, что на свадебные торжества съехалось столько знатных гостей, — говорила она дочери, — родичи Фердинанда, ты, душа моя, я, наследные принцы австрийский и венгерский, а князей и не счесть. Подай-ка мне бриллиантовое ожерелье, — велела она Марине, — и перстни к нему. Мы такую свадьбу сыграем, какой Кракову и не снилось… Если же австриячка родит Августу сына… Она мне чужая, совсем чужая, и добрых чувств к ней не питаю… но если она даст Ягеллонам наследника, то получит из моей казны щедрые дары!

— Катерина? — переспросила Изабелла.

— Да. Из Варшавы я привезла с собой серебряную колыбель. И на крестины королевича из самой дальней дали, с самого края полесской пущи, где бы я ни была, обязательно наведаюсь в Краков.

Когда-то моя мать, Изабелла Арагонская, обещала приехать из Бари. Но не сдержала слова. Я сдержу, непременно! Изабелла!

— Я слушаю вас.

— Ты ведь разговаривала с Катериной? Скажи мне, будет ли наконец в Вавельском замке настоящий королевский двор? Балы? Охота? Турниры? Как когда-то в мои юные годы?

— Право, не знаю. Со мной она говорила только об одном: о добродетели, о покорности и о том, что Краков очень красивый город и что, будь она на моем месте, никуда бы отсюда не уезжала.

— Ты — королева Венгрии! — сурово заметила Бона.

— Об этом она предпочитает не вспоминать.

— Любопытно… Это говорит о многом. Марина! Позови ко мне Паппакоду.

А уже через час Паппакода докладывал доктору Лангу, вроде бы случайно встретив его на галерее, о том, что происходило во дворце.

— Старая королева была спокойна, кажется, смирилась с мыслью, что сын третий раз вступает в брак, — едва слышно шептал он. — Но когда я вошел, она стала срьшать с себя и швырять на пол драгоценности!.. Я их еле-еле собрал, ползал по ковру на коленях. Санта Мадонна! Как могла принцесса быть столь неосторожной?

— Она должна выполнить поручение императора…

— Но зачем так торопиться, сразу раскрывать карты. Ведь Изабелла после свадьбы незамедлительно выедет в Венгрию вместе с сыном.

— Ее место в Кракове, возле брата. Или в Варшаве с безумно любящей ее матерью.

— А где же место венгерского королевича? — полюбопытствовал Паппакода.

— С чего вы взяли, что он вернется когда-нибудь в Венгрию? Его воспитают в Вене. Там и решат его судьбу.

— Королева Бона до нынешнего дня даже не подозревала об этом. А сегодня повелела выведать, какие Вена плетет интриги против Изабеллы. Будьте осторожны. У здешних стен есть уши, да и Радзивилл Черный все насквозь видит.

— Ах, этот. Недолго ему осталось все видеть, — не скры-, вая раздражения, прошептал Ланг.

— Вы о Черном? — удивился итальянец.

— Он слишком много знает и многого жаждет, — прошипел посол Фердинанда.

— Ему, видно, кое-что обещано, потому он столь важно держится.

Доктор Ланг внимательно посмотрел на собеседника.

— Кажется, синьор Паппакода тоже слишком много знает?

— Я? Нет, я ничего не знаю. Догадываюсь только!

— Догадываться необязательно, — не преминул заметить Ланг.

— Я свое сделал, предупредил, — защищался Паппакода.

— И я тоже. Весьма сожалею, меня ждут…

И, повернувшись, доктор Ланг удалился. Казначей королевы Боны с ненавистью смотрел ему вслед…

После торжественного богослужения и коронации вся королевская свита направилась в замок. Бона, рядом с которой все время находился герцог Альбрехт Прусский, не смогла сдержать едкого замечания:

— Великий колокол… опять зазвучал — в честь пребывания на Вавеле Габсбургов и Гогенцоллернов.

— Ближайших родственников вашего величества, — добавил бывший великий магистр, ленник Польши, герцог Альбрехт. — Ваша первая невестка и теперешняя — дочери римского короля.

— Весьма признательна, что напомнили об этом, — с трудом сдерживая гнев, отвечала Бона.

Во время свадебного пира она пребывала в сильном волнении, буквально не сводя глаз с молодой пары. Катерина держалась непринужденно, улыбалась, то и дело обращаясь к своему супругу. О чем они могли говорить? Как закончится этот шумный вечер с бесконечными виватами в честь королевской четы? Она помнила, что случилось в первую брачную ночь после свадьбы Августа с Елизаветой. Катерина постарше своей сестры, посмелее… да, пожалуй, и поопытнее…

Бона наклонилась к сидевшей у ее ног карлице Досе и, взяв из вазы цукаты, прошептала:

— Проберись к ним в спальню и спрячься, затаись, чтобы никто не видел. Сможешь?

— О да.

— Тогда держи. — И тут же обернулась к своему соседу, герцогу Альбрехту. — Как эти крошки любят то, чего никогда не видели в глаза. Южные засахаренные фрукты… в Кракове такая редкость, а мои карлицы их обожают.

Ответа Бона не слушала, Доси возле ее ноги, слава богу, уже не было, и тут она увидела, что королевская чета наконец встала. Август… Она ненавидела Габсбургов, не выносила Катерину, но безумно хотела, чтобы в эту брачную ночь в объятьях своей новой жены ее сын хоть на минуту забыл Барбару…

Молодые вошли в королевскую опочивальню, в ту, которая была когда-то спальней старой королевы.

И остановились, повернувшись друг к другу, — так когда-то в первую брачную ночь Август стоял напротив Елизаветы. Катерина сама сняла корону и встряхнула головой, однако распущенные, согласно