Рассмотрим машину для рисования, сконструированную Альбрехтом Дюрером и явившуюся материальной реализацией нового представления о художественном процессе творчества (рис. 175). Рисовальщик пристально смотрит одним глазом сквозь маленькое отверстие, которое обеспечивает неизменную точку наблюдения. Данный вид объекта в данный момент замещает целостность всего опыта, аккумулированного, тщательно просеянного, анализированного и организованного на протяжении всей жизни человека, — опы
та, который раньше был «моделью» для художника. Но художнику не надо раздумывать и анализировать даже данный вид объекта, а лишь копировать деталь за деталью в той форме, в какой объект проектируется на стекле.
В теории это было капитуляцией человеческого сознания перед стандартом механической точности. На практике же художники, к счастью, не воспользовались услугами этой машины и не приняли на вооружение эту концепцию. Художественное воображение сохранилось таким же сильным и активным, как и прежде, и мир. который предстояло изображать, продолжал оставаться образом, вызванным в нашем воображении внутренним «я» художника в уединении мастерской, — образом, освобожденным от наслоения всего того, что появляется случайно в данное время и в данном месте. Даже тогда, когда спустя более чем три сотни лет такая машина вновь появилась в несравненно совершенной форме — в виде фотоаппарата, — именно воображение использовало услуги этой машины, а сама же машина так и не смогла вытеснить творческое воображение.
Аналогичным образом геометрическая формула не может привлекать художников в течение более чем нескольких лет, когда она ослепляет их своей новизной и эффективностью. Она есть только абстрактная схема композиции, которая вынуждена будет отойти на задний план всякий раз, когда глаз художника не согласен с тем, что эта формула декретирует как правильное. А нарушения перспективы, в явной форме открывшиеся перед непрофессионалами только в работах Сезанна, имели место, хотя и в более утонченной манере, в произведениях всех великих мастеров начиная с того самого момента, когда это правило впервые было сформулировано.
Однако мы ни в коем случае не должны недооценивать тот факт, что принципы механического подражания и геометрического построения, хотя и ослаблены на практике интуитивным чувством мастеров, в теории и по сей день остаются привычными суждениями. Художник все время вынужден бороться с этими принципами как в собственном творчестве, так я в суждениях ценителей искусства и критиков.
Символизм сфокусированного мира
В настоящее время «жизнеподобность» центральной перспективы представляет для нас не очень значительную ценность. Скорее наше внимание больше привлекают ее характерные особенности как средства изображения и выразительности. Если сравнить метод центральной перспективы с изометрическим методом, то можно обнаружить, что центральная перспектива создает более сильный эффект глубины.
С точки зрения художественной выразительности и восприятия центральная перспектива нарушает основное представление об объекте в более значительной мере, чем остальные методы пространственного изображения. По этой причине центральная перспектива обладает сложной структурой и может быть постигнута только после длительного процесса очищения.
На первых этапах истории изобразительного искусства центральная перспектива создает образ мира, имеющего свой центр. Конечно, любая картина, ограниченная рамкой симметричной формы, имеет свой центр, а композиции всегда группируются вокруг центрального мотива, который содержит тему произведения. Но центральная перспектива, которая характерна для искусства Ренессанса, представляет собой нечто иное. Само пространство сходится в направлении центра. Изометрическое пространство гомогенно. Оно не дает каких-либо предпочтений тому или иному месторасположению. Фокусирующая перспектива устанавливает основание, из которого излучается вся активность рисунка и на которое указывает все окружающее.
В качестве самого простого примера можно привести картину Леонардо да Винчи «Тайная вечеря» (рис. 82). В этой картине центры рамы и сюжета совпадают сцентром всего пространства. Линии потолка и стен сходятся в направлении фигуры Христа. В результате достигается полная гармония, симметрия, стабильность, устойчивость и минимум глубины. Сравните все это с тем, что изображено на рис. 176. Здесь в результате сталкивания двух противоборствующих моделей достигается высокая напряженность.
Прямоугольная рамка устанавливает центр, который игнорируется пространственной системой, а радиальная симметрия пространства отвергается рамкой. И все же разрешение конфликта достигнуто. Несимметричности напряжений, образованные в различных частях картины посредством асимметрии целого, компенсируют друг друга. Сильное сжатие, с одной стороны, уравновешивается большей площадью свободного, «дышащего» пространства — с другой. В отличие от мира, где закон целого гармонично детерминирует все, вплоть до мельчайших деталей, здесь мы имеем образ другого мира, в котором жизненный центр со своими потребностями, требованиями, ценностями бросает вызов закону целого, и наоборот. Тема такой композиции есть поиск более сложного закона, который позволяет нескольким противоположным способам существования развиваться независимо друг от друга. Цена такого единства я гармонии возросла. В образ реальной действительности был введен драматический конфликт. Совершенно очевидно, что такое представление
Когда центр изображенной сцены не совпадает с центром пространства, то до некоторой степени возникает эксцентричность. Например, в одном из вариантов картины «Тайная вечеря» художника Тинторетто (рис. 177), нарисованной им спустя примерно 60 лет после появления картины Леонардо да Винчи, фокусная точка комнаты, установленная линиями стола, пола, потолка, находится в правом верхнем углу. Однако центральной фигурой сюжета является фигура Христа (обведенная кружком). Эксцентричность пространства указывает на то, что закон вселенной потерял свою абсолютную ценность. Он присутствует как один из способов существования среди множества других, равно возможных. Его специфичный «уклон» обнаруживается глазом, в действие, имеющее место в этой раме, провозглашает свой собственный центр и свои собственные стандарты, явно пренебрегая при этом законами целого. Индивидуальное действие и авторитет управления превращаются в антагонистических партнеров, претендующих на обладание равными правами. В действительности же фигура Христа, если иметь в виду измерения по горизонтали, представляет собой центр рамы, так что посредством отклонения от требований окружающего мира личность достигает условий полной жизненности. Налицо изменение взглядов, которое в наиболее характерной манере отразило дух нового века.
Если рассматривать форму как таковую, то можно сказать, что центральная перспектива способствует более богатой композиции. Двухмерное представление о пространстве, характерное для Древнего Египта, в сущности говоря, ограничивает основные оси горизонтальным и вертикальным направлениями. Используемая фронтально-изометрическая перспектива привносит систему наклонно расположенных параллелей и, если взять вариант с углами, замещает горизонтали вторичной системой наклонных параллельных линий. Сложная взаимосвязь, возникающая между устойчивой моделью вертикальных и горизонтальных линий и диагоналями, пересекающимися с ними в третьем измерении, создает перед нашим взором запутанное организованное целое. Центральная перспектива превосходит более простые системы посредством покрытия вертикалей и горизонталей солнечным кругом с лучами, которые вводят
