такому гостю, рассчитывая содрать с Абдулло больше денег. А знахарь уже обработал рану и обещал, что все будет хорошо.
– Тогда все в порядке, – кивнул Асанов, напряжение наконец спало, – отдыхайте, выступаем через полчаса.
– Вас никто не видел? – спросил Борзунов вдруг у Рахимова.
– Кажется, никто, а что?
– Двое людей идут прямо сюда. Судя по костюмам, не местные.
Все бросились на камни.
– Оружия не заметил? – спросил Асанов.
– По-моему, нет. Но точно не вижу.
– Рахимов, Чон Дин, срочно проверить, – приказал генерал.
Оба офицера, еще не успев отдохнуть после долгого перехода и переодеться, вышли навстречу незнакомцам. Все напряженно ждали.
Обе пары довольно быстро приближались друг к другу.
Борзунов взял автомат, но, заметив отрицательный жест Асанова, убрал оружие. Стрелять было нельзя, ветер мог донести грохот выстрелов до случайных гостей, оказавшихся в этой долине.
Обе пары сблизились друг с другом.
Что-то произнес Рахимов.
– Не нравятся мне эти двое, – пробормотал Борзунов, – почему они появились так быстро?
Ему никто не ответил.
Разговора не было слышно, но издалека была видна лишь спокойная беседа четырех случайных прохожих.
Но Борзунов был все-таки прав. Что-то не нравилось и Асанову в появлении этих двоих, в их слишком частых улыбках и поклонах.
Вдруг все изменилось. Послышался крик, выстрел, еще один. Рахимов, дернувшись, упал в сторону. Чон Дин почему-то присел на корточки.
Сразу же свалился один из незнакомцев. Другой, подняв руку и как-то неловко оглянувшись, стал заваливаться на бок.
– Быстро, Борзунов, Елагин, на помощь, – приказал Асанов.
Оба офицера рванулись вперед.
«Если потеряем еще одного, – со страхом подумал Акбар, – будет плохо. Очень плохо. Группа психологически может надломиться».
Борзунов и Елагин бежали, уже приготовив оружие.
Нет, кажется, все в порядке.
Рахимов поднялся, чуть прихрамывая, за ним встал и Чон Дин. Асанов вышел из-за укрытия и, заставив себя не спешить, спокойно шел к своим людям.
Оба афганца лежали на земле. Один, судя по неестественному наклону головы, был уже мертв, другой стоял рядом, зажав большую рану в боку.
– Что произошло? – спросил Асанов.
– Они первыми напали на нас, – пояснил Рахимов, – шли за нами от самого селения. Первый успел выстрелить, второй не успел.
– А вы?
– Я выстрелил вторым, успев увернуться, но попал в голову, Чон Дин сумел метнуть свой нож: команда была не стрелять и, видимо, ранил своего подопечного.
– Почему они напали на вас?
– Не знаю. Судя по всему, они не местные, не из этого селения. Они спросили на фарси: кто мы такие? Я сказал, что мы из Кандагара, оставили своего друга в селении. Внезапно один громко сказал по- русски «сволочи» и поднял пистолет. Дальше вы знаете.
Асанов наклонился над раненым.
– Кто ты? – спросил он на фарси.
Раненый громко стонал, проклиная весь мир.
– Ты можешь говорить? – на этот раз спросил он на пушту.
– Идите вы к черту! – на хорошем русском языке простонал раненый.
– Ясно, – Асанов наклонился еще ниже, – ты таджик?
– Да. А ты кто?
– Тоже таджик.
– Сука ты, служишь неверным, продаешь таджиков, – сказал уже на фарси раненый.
– Теперь понятно. Ты, видимо, из отрядов оппозиции. Кто ваш начальник?
– Абу-Кадыр. Слышал такого?
– Слышал, – помрачнел Асанов.
– Мы видели парашюты и решили проверить. Если мы не вернемся сегодня, люди Абу-Кадыра пойдут за вами и, клянусь Аллахом, никто из вас не спасется.
– Не упоминай имя Аллаха, – нахмурился Асанов, – у вас нет на это права. Вы – убийцы, насильники, отрезаете головы людям. О каком Аллахе ты говоришь?
– Ничего, – сумел улыбнуться раненый, – Абу-Кадыр догонит вас, и тогда ты все узнаешь.
– Вы знаете этого Абу-Кадыра? – спросил Рахимов.
– Да. Это отряд смертников из непримиримой таджикской оппозиции. Они самые неистовые фанатики в этой долине.
– А что им нужно?
– Ничего. Борьба с неверными. В первую очередь борются с таджиками, признающими власть в Душанбе, и российскими пограничниками. Очень опасны, но не профессионалы. Правда, вооружены отлично.
Он говорил негромко, чтобы не услышал раненый.
Чон Дин наклонился, пытаясь оказать помощь умирающему. Тот последним усилием оттолкнул его руку.
– Все вы будете в аду, – прохрипел он.
– Какой ты фанатик, – поморщился Асанов, – дурак ты. Наверно, в городе учился, русский язык знаешь, книги читал.
Раненый улыбнулся, показывая гнилые зубы. На его заросшем лице было нескрываемое торжество.
– Ты тоже в городе учился, – прошептал он, – ты здесь командир. С тебя живого снимут кожу. Таджик, а служишь этим неверным собакам.
Асанов отвернулся, затем снова посмотрел на умирающего.
– Скажи мне свое имя, я найду твоих близких на родине, – негромко предложил он.
– Мы все слуги Аллаха, – выговорил, уже теряя сознание, умирающий, – тебе не нужно знать мое имя.
Он потерял сознание.
– Умер? – спросил Рахимов.
– Пока нет. Только потерял сознание, – поднялся Чон Дин. – Но долго не проживет, – виновато добавил он, – слишком много крови потерял.
– Позовите Семенова и сделайте ему укол, чтобы не мучился, – приказал Асанов.
– Что делать с трупами? – спросил Борзунов.
– Нужно закопать, но не глубоко. Все равно люди Абу-Кадыра пойдут по нашему следу. Нет, подождите. Перед тем, как закопать, разденьте их и заверните в парашюты. Потом позовете меня, я прочту поминальную суру из корана.
– Не понял, – изумился Борзунов.
– Абу-Кадыр и все его люди должны видеть, что среди нас есть мусульмане. Мы хороним их людей по законам шариата. Это произведет сильное впечатление на фанатиков. И если кто-то из нас действительно попадет в их руки, мы можем рассчитывать хотя бы на быструю смерть.