поясе несколько монет вшиты на чёрный день. Сделаем вид, как будто бы он настал.

— Это здорово, — обрадовался Ряха. — Тогда всё в порядке.

— Что же получается? — задумалась я, жуя подсохшее мясо. — Я не только присутствую при тебе в качестве устрашения врагов и провозгласителя воли небес, но ещё и оплачиваю это мероприятие из собственного кармана?! Знала бы сестра, как я о её будущем забочусь, — прослезилась бы!

Ряха фыркнул, но ни слова не сказал.

Мы бы сидели на горе и дольше, — такая безмятежная жизнь мне даже начала нравиться, — но поменялась погода.

Ночью поднялся сильный ветер, он выл и хохотал в выщербленных скалах.

— Спускаемся, — разбудил меня на рассвете Ряха. — Дождь идёт.

И мы пошли в Ряхино королевство.

Спустились с горы по сухому, чутье Ряху не подвело — и лишь уже внизу попали под первые капли дождя, как раз в тот миг, когда вышли на околицу селения.

— На несколько дней затянуло, — глядя на небо, сообщил Ряха. — Это кстати.

И мы вошли в деревушку, странная парочка, спустившаяся с гор.

За нашей спиной горы исчезали, ветер гнал низкие тучи и разбивал о горные лбы, серая пелена затягивала склоны и вершины.

Деревенская улица раскисла моментально. Грязь хлюпала под ногами, дома выглядели хмурыми и несчастными. Пахло прибитой дождём пылью, мокрой травой.

Такими же хмурыми были редкие люди, попадающиеся нам на пути. Они настороженно оглядывали нас, даже не подозревая, что видят своего нового короля.

Отрубленный хвост вызывал у них почтение, поэтому до трактира мы добрались — во-первых, живыми, во-вторых, целыми: в глухих местах чужаков, пришедших невесть откуда, очень не любят. И это разумно.

Это был больше кабак, чем трактир, и в нём уже находилось почти всё мужское население, загнанное непогодой под гостеприимную крышу. Последний раз здесь комнаты для ночлега брали полтора года назад, осенью, когда приезжали купцы. А полгода назад, прошлой осенью, был неурожай и никто не приехал.

Таковы были первые сведения, которые мы получили вместе с ключами.

Заведением управляла красивая, пышнотелая, темноволосая и темноглазая девушка, судя по всему, недюжинной силы характера. Она и рассказала нам про купцов и про урожай. И про то, что дело ей осталось от отца, которому уже тяжело держать в руках такое неспокойное заведение. Ей тоже тяжело, но она ничего, справляется. Хоть от желающих разделить тяготы управления кабаком у неё отбоя нет.

На монетки, которые мы выпороли из моего пояса (а я предусмотрительно зашила в пояс ещё в Ракушке, дома, и пару собак, и пяток коронованных кошек, да и простых кошек две штуки тоже было), — так вот на монетки Ряха снял две смежные комнатки, да ещё с завтраком и обедом.

При гробовой тишине, воцарившейся в зале, занимавшем весь первый этаж, мы протопали между столами к лестнице, ведущей на открытую галерею, на которую выходил коридор второго этажа.

Когда мы были уже на галерее, — то есть, не покидая зала, очутились вроде как на втором этаже, внизу всех словно прорвало. Не стесняясь в выражениях, обсуждали наше появление, наш чайник, отсутствие у Ряхи хвоста, его вооружение, объем моей груди и попы. Последние, впрочем, почтенное собрание ни размерами, ни формой не впечатлили, красота моя никого не потрясла, куда больше интереса вызвал Ряхин обрубок вместо хвоста.

— Пускай привыкнут к мысли, что мы есть, — пробурчал Ряха, шагая по коридорчику к дверям наших комнат. — Теперь многим придётся смириться с этим. Чайник им не понравился, ты посмотри, а?

— Ряха, а почему ты две комнаты взял, а не одну? — спросила я, рассматривая предоставленные апартаменты. — Ты бы на полу спал, на коврике. Я — на кровати. И все дела. Сэкономили бы.

— Потому, Двадцать Вторая, — важно ответил Ряха, снимая мешок с привязанным к нему чайником, оружие, без церемоний укладываясь на чистую постель в своей комнате и закидывая ноги в сапогах на спинку кровати. — Потому, что ты сестра королевы, сама сказала. Ну ничего, тюфяк вроде бы не продырявленный. Ты устраивайся у себя, а я пошёл вниз. Пора вербовать сторонников.

— Ну, Медбрат в помощь, — напутствовала я его и отправилась смотреть на своё пристанище.

Комнатка мне понравилась, а особенно умилили простыни и наволочки: они были домотканые, в разноцветную полосочку. Старательно выстиранные. Какие-то удивительно домашние. И только рядом с ними я поняла, насколько же грязная. И решила в первую очередь заняться этим.

Для начала выглянула на галерею, чтобы узнать, как там у Ряхи дела.

Ряха сидел в углу за столом на отшибе, перед ним стояла полная кружка не поймёшь чего и он солидно, как подобает серьёзному человеку, прикладывался к ней время от времени.

Убедившись, что у Ряхи всё в порядке, я вернулась в коридорчик. На другом конце обнаружилась лестница, ведущая на кухню. Туда я и спустилась.

На кухне двумя поварами, одной посудомойкой и одним кухонным мальчишкой заправляла та же девушка, что выдала нам ключи в обмен на монетки. Она объяснила, что баню топят раз в три дня, но если постояльцу совсем невтерпёж, то горячая вода есть тут, на кухне. И можно прекрасно помыться в тазу за печкой. Чистую простыню, чтобы завернуться, она даст, а полотенца лежат в комнате.

Я вернулась на второй этаж, взяла полотенца и снова выглянула на галерею.

Ряха раздавал тумаки направо и налево трём личностям, которых общество, видимо, послало пощупать незнакомца за вымя.

Убедившись, что у Ряхи всё в порядке, я вернулась на кухню, где в закутке за печкой, как смогла, смыла с себя грязь нашего путешествия.

— Ваш спутник такой интересный, — заметила, заглянув за печь, девушка, протягивая мне простыню.

— Ещё бы, милая, — сообщила я невозмутимо. — Запомните его хорошенько, такие люди к вам нечасто заглядывают.

Завернувшись в простыню и накрутив на голову полотенце, как тюрбан, я пошла к себе в комнату, чтобы передохнуть после мытья.

По пути выглянула на галерею.

Ряха снова сидел и пил в одиночестве. Общество, видно, думало, что это за гусь такой. Побитых уже унесли.

Не-е, зря он на костяной венец не согласился, чудно бы смотрелось: грубая кладка стен, тёмные балки, кованые светильники, столы, сделанные с таким расчётом, чтобы даже разгулявшиеся посетители не могли их с места сдвинуть — и на фоне всего этого великолепия неотразимый Ряха, большой, угрюмый, мужественно оборванный — и в костяной короне!

Убедившись, что у Ряхи всё в порядке, я вернулась в комнату.

Немного подремала под одеялом и встала, чтобы волосы расчесать. Обнаружила, что расчески нет, — видимо, выронила где-то. Пошла опять вниз, на кухню, расческу клянчить.

Девушка, явно впечатлённая Ряхой, одолжила мне свой гребень. Я побежала в комнату к зеркалу. По пути заглянула на галерею.

Ряха пил уже не один, вокруг него собралась небольшая компания. Шло первичное знакомство серьезных людей. Толковали об урожае и охоте, в основном говорили местные, Ряха пил и слушал.

Убедившись, что у Ряхи всё в порядке, я пошла расчёсываться.

Как здорово было никуда не спешить, сидеть и водить гребнем по волосам. За окном моросил дождь, в комнате тёплым розово-желтым пламенем горел фитиль светильника, его свет отражался в маленьких ячейках переплёта небольшого квадратного окна.