глазами.

В коридоре я столкнулась с Профессором.

Он словно прочёл мои мысли.

— Не думай, душа моя, что мальчикам всё равно. Это не так. Жизнь и смерть здесь ходят рядом, а убивать людей, это не тараканов давить, и всегда лучше обойтись без крайностей. Но иногда приходится делать и это.

— Но у меня какой-то ненормальный приступ веселья, — буркнула я, вспомнив свою реакцию на письмо Янтарного. — Это меня тревожит.

— Не только у тебя — это защита. Смерть дохнула слишком близко. Поэтому все мы сейчас будем немного неуместно радостными и остроумными. Веселись, не стесняйся. Так и должно быть.

Профессор оказался прав.

— Душенька, а хочешь, я тебе спинку потру? — предложил отмытый до блеска Лёд, галантно открывая дверь в баню.

— Лучше денег дай, — охотно откликнулась я. — Там твой кот людям ноги обгрызает, еды требует. Иди корми свое чудовище.

— Я же не называю чудовищем твоего Сильного с Горы, — радостно обиделся за котёнка Лёд, — хотя на мой взгляд Копчёный по сравнению с ним — одуванчик.

— Янтарный, к твоему сведению, на шторах у нас в приемной не качается, и еду у меня круглосуточно не требует! — возмутилась я, облегчённо чувствуя, как весь этот трёп заслоняет от меня пылающие решётчатые башни. — Как твой ненаглядный одуванчик-обжора.

— Да уж, если бы ваш ненаглядный на наших шторах качаться решил, то карниз бы с мясом вырвал, одуванчик твой невесомый… — расплылся до ушей Лёд.

— Ну не сочиняй! — теперь обиделась я за Янтарного. — Не такой уж он и тяжелый — это я тебе с полной ответственностью заявляю!

— Но ведь и ты не штора, — возразил Лёд и, озабоченно нахмурившись, спросил — А чем я могу накормить Копчёного?

— Град вчера рыбы нажарил, лежит в кладовой на деревянной тарелке под колпаком, — объяснила я. — Ешьте, меня не ждите.

— А спинку потереть?

— А деньги?

— Эх, — вздохнул Лёд, — да если бы у меня деньги были, — разве ж тебе бы я тогда спинку тёр?

— А кому? — заинтересовалась я.

— О-о-о, — мечтательно протянул Лёд, — тогда бы самые прекрасные женщины Отстойника слетались ко мне, как бабочки.

— Фу-у, — скривилась я. — Продажная любовь — она не искренняя.

— А кто говорит о продажной любви? — удивился Лёд. — Богатого человека красавицы любят бескорыстно. Просто так.

— Попроси Профессора выдать тебе премию за успешную работу в общественной бане, — посоветовала я. — Объясни, что хочешь чистой бескорыстной любви.

— Профессор скорее сам мне спинку потрёт, чем премию выдаст, — вздохнул Лёд. — Он уже пожилой, многие вещи для него потеряли важность.

— Тогда давай составим конкуренцию поджигателю, — он с одним заклинанием вон как развернулся, а мы-то знаем куда больше. Запугаем весь Отстойник.

— Мысль хорошая, но Профессор знает заклинаний ещё больше, чем мы, и, скорее всего, утопит нас, если застукает. В гневе он ужасен.

— Не успеет. Мы скажем, что действуем на благо представительства.

— Всё равно утопит. Из экономии, — зачем мы ему нужны, если Огрызок все будут бояться? Кстати, а ты знаешь, что начальник Службы Надзора за Порядком выздоровел? Я его вчера в общественных банях встретил. Жив, здоров, энергичен и зол.

— Да, вот это по-настоящему печально, а не то, что у тебя денег на любовь красавиц нет, — согласилась я и пошла мыться.

К слову, хоть Профессор и был в гневе ужасен, известие о том, что Копчёный облюбовал наши шторы, он перенёс на удивление спокойно. Я думала, будет возмущаться, но нет, — котёнку это сошло с рук, то есть с лап.

Профессор, конечно, побурчал:

— Развели тут живность, как в деревне, а кормить чем? Не такие нынче времена, чтобы роскошествовать, котов держать, и стоимость штор, ежели будут попорчены, вычту из жалования Льда! — но я как-то застукала его на кухне, когда поблизости никого не было, и стало ясно, что голодная смерть котёнку не грозит.

Профессор сидел на табурете и подманивал своим хвостом Копчёного, который, урча и двигаясь боком, радостно нападал на соблазнительно шевелящийся кончик.

А неприступный глава представительства растроганно ворковал:

— Ах, ты хулига-а-а-ан, ах, ты баловни-и-и-ик!

Моясь, я всё думала, кто же мог узнать заклинание. И с таким размахом его использовать. И решила, что это прокурор.

Человек он грамотный и умный, других прокуроров и не бывает, — когда на представительство подали иск, он сообразил, что мог узнать посыльный в Огрызке. А поскольку человек он азартный, деньги ему нужны. Вот он и нашёл способ их получать.

Сначала он с Ряхой разобрался, а потом во вкус вошёл и начал лавочки палить, — кто против прокурора слово скажет? А совмещение должностей в Отстойнике широко практикуется.

Вот гад, — а я в нижних юбках его супруги на балу отплясывала! Знала бы — нипочём бы не надела!

Вымывшись, я поспешила на кухню делиться открытием.

Там, пользуясь, что меня нет, Профессор, Лёд и Рассвет быстро доедали последние кусочки жареной рыбы.

— А тебе вредно для фигуры! — завопил Лёд, только увидев меня на пороге, и сграбастал последний кусок.

А я ехидно подумала, что надо последней дурой быть, чтобы в собственной кухне голодной остаться, какая я, всё-таки, мудрая, что свой ужин припрятала.

— Ну что, когда идем прокурора арестовывать? — надменно проигнорировав его вопль, спросила я. — Это же он?

— Нет, к сожалению, не он, — развёл руками Профессор.

— Да как не он? — загорячилась я. — Кто ещё о заклинании мог узнать?

— Прокурор подходит, — согласился Профессор, обсасывая рыбью косточку. — Но он никак не мог сегодняшней ночью бегать по улицам.

— Почему? — спросила я мрачно, зная, что нельзя задавать этого вопроса, потому что именно его от меня ждут.

— Видишь ли, душа моя, — бесцеремонно отправил кость под стол Профессор. — Мы тоже думали, что это прокурор, и Град, пока все выгружались и мылись, съездил верхом, навестил его. Очень вовремя. Растроганный прокурор высоко оценил чуткость представительства.

— Вчера твой дружок Ряха встретился с ним в узком проулке и, видимо, проулок был настолько тесным, что разойтись двоим там очень сложно, — решил ускорить рассказ Лёд.

— Ну и?

— Ну и Ряха нечаянно наступил господину прокурору на ногу. Теперь тот неделю ходить не сможет, пока опухоль со ступни не спадет.

— И что самое интересное, жаловался прокурор Граду, — продолжал Профессор, — найти на твоего