они берегли, но стремились выжать из раба побольше дохода. Страшная,угро-за и страх за Арраби заставили Шинбану пойти к воротам 'смесительниц', чтобы наняться на ночную работу в какое-нибудь веселое заведение. Вавилон был так огромен, что даже на следующий день не все граждане знали, что их город взят персами.

С Таб-цилли-Мардуком Шибака договорился быстро. Слиток серебра весом в 10 мин, подаренный Камбизом, заставил онеметь от радости вавилонянина. Это в десять раз превосходило стоимость Шинбаны. Придя в себя, Таб-цилли-Мардук на глазах Шибаки разбил глиняную табличку — документ о принадлежности ему рабыни.

Если с полунищим Таб-цилли-Мардуком, чуть не лишившимся разума от привалившего счастья, дело сладилось легко, то с Набу-цабит-кате договориться оказалось потруднее. Наглый и жестокий дворецкий бывшего царя Вавилона — Валтасара запросил за Арраби такую баснословную сумму, что Шибаке пришлось обратиться к Рустаму, так как общая казна саков находилась в его ведении. Рустам нахмурился, выслушав Шибаку, и, ничего не сказав, выдал требуемую сумму. Набу-цабит-кате даже бровью не шевельнул при виде груды серебра. Небрежно отодвинув от себя кучу, он заявил, что не может продать Арраби за такую сумму, так как этот раб является принадлежностью государства, и что самое главное — он злостный преступник, подлежащий злостной казни. Царедворец не верил, что саки принесут запрошенную цену, но когда увидел серебро на столе, то жадность взяла верх над разумом. Если эти дикари по первому требованию принесли целое состояние, то надо выжать из них как можно больше. Шибака молча сгреб серебро в мешок и ушел. Сердце дворецкого екнуло в дурном предчувствии, и оно его не обмануло.

Когда весь взмокший от страха Набу-цабит-кате написал вольную и приложил печать, Рустам вырвал перстень Валтасара из рук бывшего дворецкого, схватил его оцнои рукой за грудь приподнял, плюнул на печать и с размаху влепил ее в лоб Набу-цабит-кате.

Набу-цабит-кате сдуру бросился волку в пасть, то есть обратился с жалобой на Рустама к У гбару— наместнику Вавилона. Конечно, Угбару ненавидел Рустама. Это-была ненависть, смешанная с завистью, которую испыть(вает старый вожак стаи к молодому и более сильному сопер^ку в предчувствии своей гибели от него. Но к Валтасару, Растоптавшему его достоинство, унизившему гордого и знатно^ вавилонянина, он чувствовал ненависть неизмеримо большую> Она распространялась на все окружавшее покойного царя. К этому примешивался и здравый смысл; если раньше вождЬ саков был в подчинении Угбару и являлся одним из подданных персид- ского царя, то теперь признание Рустама царем Царей Саки- стана и братом Кира возносило сака на недосягаемую высоту. А этот царедворец Валтасара рядом и полностью Й руках все- сильного сатрапа Вавилона.

Угбару с наслаждением приказал своей стране схватить наглеца, осмелившегося подать жалобу на брата и гостя вели- кого и божественного Кира, высечь его, все имущество конфи- сковать, а затем послать виновного на формовку кирпичей для строительства.

Так Арраби попал к сакам. Обжился, подружцлСЯ. и вот пришел к Рустаму. На молчаливый вопрос вождя заговорил:

— Великий вождь саков, я обязан тебе жизнью и могу оплатить, только отдав ее тебе. Возьми с собой!

'Это плохо, если Арраби заметил нашу подготовку. Могут узнать и другие',— отметил Рустам и сказал:

— Жизнью ты обязан прежде всего Шинбане, и ей она принадлежит. Вот и расплачивайся с ней.

— Шинбана плачет, но она согласна со мной -^ я должен быть со своими братьями-саками в их трудном пути. Я нищ и гол, у меня ничего не осталось, кроме чести, а для араба честь — выше всего, и она велит мне идти вместе с вами.

— Для саков тоже честь и родина превыше всего, но мы здесь встретились с тобой не для красивых слов, напротив, слова мои будут горьки, и прими их как муж. Один лишний клинок... это немало, если он в руках смелого, а ты смел. Если ты погибнешь в бою, мы, воины, оплачем тебя и сохраним память в сердцах, но... ты будешь не подмогой, а обузой... Подожди, не перебивай! Ты родился в жаркой Аравии, молодость провел в знойном Вавилоне, и ты не выдержишь суровых гор Кавказа, снежных вьюг савроматских степей. И если я ради высокой цели, пусть с болью в сердце, оставлю на произвол судьбы массагета или тиграхауда, меня простят и сородичи, и моя совесть. Поступить же с тобой подобным образом не позволят мне ни совесть, ни священный закон братства... Смелый клинок очень скоро понадобится твоей родной Аравии.. Кир — страшный враг, и пусть мы будем за тысячи фарсангов друг от друга, но мы будем сражаться против общего врага. Мы выведем тебя и Шинбану из Вавилона — возвращайся к своему народу, и спасибо тебе за твое большое сердце, мой Арраби, мой — брат! Дай обнять тебя!

Сквозь илистую пыль тускло желтела луна; К воротам богини Иштар подъехали два всадника. Караул несли сарбазы Зардака, их было около полусотни. Сотник подошел, осветил факелом.

— Сак Рустам?

— Открывай ворота!

— Давай знак, знак Зардака!

— Ты забыл, кто я?

— Помню, как же! Ты царь вонючих саков и сам дикий сак!

Давай зна-а-а..

Дальше послышался булькающий звук... Тело сотника, рассеченное страшным ударом акинака до пояса, осело в пыль. Из темноты надвинулась темная масса. Обмотанные ветошью копыта не цокали. Блеснули акинаки. Молча рубили ошарашенных стражей. Покончили быстро. Широко распахнулись священные ворота. Смерчем выплеснулась сакская конница из Вавилона.

Скакали неутомимо, меняя на ходу лошадей. Мчались на север.

Угбару осатанел Рассыпались в разные стороны исхлеста-ные в кровь суровым наместником гонцы с грозным приказом: перехватить, остановить и полонить саков. За невыполнение — смерть!

Сатрапы запирали завалами ущелья, выставляя на всех дорогах и тропах сторожевые посты и пикеты.

Послы персидского царя осведомили прикаспийские племена и правителей Бактрии, Маргианы и Хорезма о бегстве Рустама, многозначительно присовокупляя при этом, что великий Кир страшен в гневе, но безмерно щедр в своей мило-стн.

На всем пространстве и на всех путях от Вавилона до границ сакских степей сарбазы в полной боевой готовности ожидали саков, но Рустам со своим отрядом как в воду канул.

Кир с недоверием отнесся к сообщению о побеге Рустама. Убедившись, он почувствовал даже облегчение и мысленно пожелал полюбившемуся богатырю успеха.

В Вавилоне, во дворце Валтасара, все ломали головы — куда могла исчезнуть двухтысячная орда кочевников? Посте^ I ^Д пенно и Кир под влиянием приближенных, хором поносивших неблагодарных степняков и их вождя — низкого предателя, начал проявлять признаки нетерпения и закипающего гнева. Это первым почувствовал на себе Мард, ведавший тайной службой. 'Око и ухо' персидского царя развил бурную деятельность и наконец получил первые, еще неясные вести о немыслимом рейде Рустама.

Мард сумел преподнести эти вести Киру с юмором: 'тупые кочевники не разобрались, где левая и где правая сторона' Кир даже пожалел Рустама, сунувшегося в осиное гнездо горцев Кавказа. 'И савроматов...'— добавил сладким голосом Мард.

А саки шли и шли на север. Во взятых с налета селениях и городках они забирали лишь коней и пищу, оставляя взамен евойх, измотанных, взмыленных, покалеченных. Один Жель шел налегке. Рустам берег своего любимца. Фарнак вел для мелочного брата трех сменных могучих жеребцов. .• Саки вступили в предгорье. Впереди, на орлиных высотах, Ф*»енные твердыни урартцев. Две тысячи воинов могут оси *РИ»одау-две, но не десятки... Рустам созвал совет Высказал-'^Подождал. Тысячники и сотники задумались. Думали дол-