Исторический роман-дилогия

Художник Агимсалы Дузельханов

Роман 'Подвиг Ширака' — вторая книга дилогии 'Саки'.

Женщина вошла в шатер. Вошла стремительно. Серебряная чешуя панциря заискрилась и погасла, как только опустился полог. Увидя храпевшего в углу Рустама, поморщилась.

Рустам лежал навзничь, широко раскинув могучие руки. Гора — не человек!

'Опять накурился хаомаХаома – наркотик. Предположительно – из семени конопли. Опьянение при помощи хаома входило в религиозные ритуалы огнепоклонников, к которым относились многие ираноязычные народы', — равнодушно подумала женщина и отвернулась.

— Значит, война,— вслух произнесла она и, помедлив, протянула: — А что же делать?

Опустилась на плотную кошму, расстеленную на полу, вновь взглянула на Рустама и, уже не отводя от него невидящего взора, задумалась... Невольно ее мысли перенеслись к тем временам, когда она впервые видела Рустама, сына Кавада — царя и повелителя грозных тиграхаудов.

Спаргапис – царь массагетов, устроил празднество в честь прибытия своих союзников — тиграхаудов-— для совместного похода на хаомоваргов. Саки шли войной на саков Саки – ираноязычные племена, населяющие огромные просторы от Днепра до Енисея. Западная ветвь более известна под именем скифов. В VI в. до н.э. азиатские саки образовали несколько конфедераций, из которых наиболее известны три племенных союза: тиграхаудов, т.е. «носящие остроконечные шапки», которые кочевали на территории Семиречья, Чуйской долины и частично в Восточном Туркестане; Массагеты, или парадарайя, т.е. «живущие за рекой», занимали пространство от Южного Урала до Семиречья; хаомоварги, т.е. «изготовляющие хаому», располагались на территории Узбекистана, Туркмении, в долине реки Мургаб.

Кавад, занятый отражением вторгнувшихся в его владения горских племен, все же послал хотя и небольшой, но отборный и хорошо вооруженный отряд, который возглавил старший сын царя тиграхаудов — Рустам. Спаргапис, как обычно, прекрасно осведомленный о том, что делается у его соседей — близких и дальних, знал, как трудно сейчас приходится Каваду, и тем выше оценил полный великодушия и самопожертвования жест союзника, пославшего к нему в тяжелое для себя время главную надежду и опору тиграхаудов. Слава о могучем и непобедимом богатыре, разносимая стоустой молвой, гремела по всей необъятной сакской степи. Массагеты толпами стекались к царскому стану, чтобы своими глазами увидеть знаменитого тиграхауда, а Спаргапис оказывал ему поистине царские почести. Мудрый, старый царь массагетов знал о том, что Рустам, любимец Кавада, объявлен законным наследником тиграхаудского престола, а судьба же самого Кавада, ведущего постоянные воины то с горцами, лавиной скатывающимися на кочевья и селения тиграхаудов со снежных вершин, то с пастушескими племенами, как смерч налетающими из бескрайних степных просторов, зависела от остроты меча и ловкости вражеского воина.

Рустам оказался достойным своей славы. Огромный, на вид медлительный и даже неповоротливый, он преображался в состязаниях. Шутя он бросал на лопатки сильнейших массагетских богатырей. Первой же стрелой пронизывал все семь бронзовых колец, подвешенных одно за другим в ряд. Дальше всех и без особых усилий метал тяжеленный камень и легко одолевал в бою на копьях и акинаках <Акинак – короткий меч саков, персов> лучших бойцов Спаргаписа. И в тоже время, когда массагеты состязались с ним азартно и на пределе своих сил, Рустам, казалось, проделывал все играючи.

Молодые воины испили чашу горечи сполна. Над ними лукаво, но от этого не менее колко, насмехались девушки, ядовито издевались старики, и даже юркие мальчишки откровенно и обидно смеялись неудачникам в лицо, не упуская восхищенных глаз с Рустама. Массагетские богатыри отворачивались, угрюмо отмахивались, бледнели от гнева, выслушивая со всех сторон безжалостные реплики, обидные прозвища и позорные клички. Но напрасно надрывались глашатаи — желающих помериться с Рустамом силой и ловкостью не было.

И вдруг на площадь для ристалища выехала Томирис. Вороной конь под ней блестел, как отполированный агат. Гордо переступая ногами и позванивая бронзовыми подвесками, он косил глазом, как бы приглашая полюбоваться всадницей. А всадница была действительно хороша! Тонкую гибкую талию стягивал широкий кожаный пояс наподобие сакских боевых, но золотые пластины с вычеканенными изображениями хищных птиц и причудливых зверей говорили о высоком положении владелицы, а подвешенное за рукоятку к поясу отполированное бронзовое зеркало — о том, что он принадлежит девушке. Этот наряд завершал шлем затейливой работы чужеземных мастеров, из-под которого выбивались распущенные волосы, и, право, трудно было решить, чей блеск ярче — бронзового шлема или золотой россыпи волос. В левой руке у нее был щит, в правой — меч.

Рустам оказался в трудном положении. Он не хотел сражаться с Томирис и в то же время не знал, как отказаться от поединка, не обидев царевну, Спаргаписа, массагетов. Из этого состояния его вывела Томирис, стремительно бросившаяся на него. Вынужденный помимо воли вступить в бой, Рустам решил щадить дочь массагетского царя, но яростный натиск Томирис, великолепно владевшей клинком, сразу же ожесточил поединок. С трудом отбивая быстрые рубящие и колющие выпады, он понял, что перед ним настоящий мастер рукопашного боя, и, если сражаться вполсилы, не минуешь поражения. И, боец до мозга костей, Рустам моментально выбросил из головы мысль, что перед ним девушка, почти подросток, — Томирис стала для него противником, и противником опасным, которого надо сокрушить, раздавить, уничтожить!

Отбив первый натиск царевны, он обрушился на нее сам всей своей мощью. Томирис пришлось туго. Могучий красавец Жель, золотисто-рыжий жеребец Рустама, поводя безумными глазами, храпя, роняя хлопья пены с удил, теснил широкой грудью вороного коня Томирис, которая продолжала отчаянный бой, искусно маневрируя и противопоставляя безудержному напору тиграхаудского богатыря изумительную гибкость и ловкость. Удивленный таким стойким упорством, Рустам еще больше усилил свой напор. Акинак в его руке превратился в сверкающую молнию. Томирис, скорее угадывая, чем видя, едва-едва успевала отражать, парировать град ударов, посыпавшихся на нее со всех сторон. Начало сказываться физическое превосходство Рустама. Изнемогающая Томирис держалась на одной лишь воле. Сила побеждала ловкость.

Толпа, восторженно приветствовавшая появление Томирис, а затем бурно и страстно ее поддерживавшая, теперь притихла и, затаив дыхание, следила за захватывающим поединком. Все понимали, что только чудо могло помочь царевне, и Томирис попыталась его сотворить.

Она резко осадила коня, тот, отпрянув, присел на задние ноги, а затем, посланный вперед сильным ударом пяток, взвился в прыжке... Томирис мельком увидела мощную спину богатыря и рубанула наотмашь... Опережая мысль, рука Рустама рванула поводья, удилами разорвав губы Желю: от