тебе црестод, когда тм потребуешь этого.
— Ну-у-у, дядя. Как ты искренне начал и так лицемерно закончил. Ну что мне тебе сказать? Если посоветую угомониться, ты же все равно не успокоишься, пока не дорвешься до так тобой страстно желаемого трона или пока... не погибнешь в борьбе за него. Бедные тиграхауды — сколь вожделенен ваш престол для хищных претендентов! Что ж, дерись, дядя. Но когда мне понадобится, прости, я вышвырну вон и тебя, и Зогака с трона моего отца. Прощай, дядя!
— Что ж, племянник. Думал, договоримся — ошибся! Ты прав. Если я дббьюсь своей цели, то трон не отдам никому, и тебе тоже!
—Вот и хорошо! Наконец-то ты заговорил по-настоящему, на своем языке, дядя. Но и ты помни, что Рустам свое слово держит. Когда мне надоест ваша кутерьма — смету со своего *. $она Зогака ли, тебя ли — все равно!
Скун уже не смотрел благоговейно на Рустама.
Уход Рустама с двумя тысячами тиграхаудов и тысячью массагетов к персидскому царю поразил саков, как гром среди неба. Наверное, Ишпакай, Партатуа, Мадий — великие вожди саков, которые и на порог бы не пустили деда ипра нынешнего царя Персии, перевернулись в своих могилах, так же как и Кавад, и Спаргапис, от срама, виновником которого стал Рустам. Подумать только — наследник тиграхаудского престола, муж могущественной царицы массагетов, краса и гордость саков, богатырь, равного которому еще не носила земля, и вдруг — простой военачальник чужеземного царства, подобно греку-ионийцу Фанету — предводителю шайки греческих наемников, менявшему хозяев в зависимости от размера платы.
Негодование саков не поддается описанию. Тем более, что несказанно обрадованные персы воздали Рустаму царские почести и подчеркнуто именовали его царем саков и повелителем Сакистана, одним махом отдавая ему необъятные просторы от Борисфена <Борисфен - Днепр> до страны Чин, а так как Рустам теперь находился в подчинении Кира, то и бесчисленные племена скифов-сколотов, савроматов, массагетов, тиграхаудов являлись просто-напросто вассалами персидского царя.
Обида саков на Рустама осложнила положение Томирис, а Зогак значительно укрепил свою власть. Воспрянули духом Шапур, Кабус и Хусрау. Их вооруженные отрады стояли в боевой готовности. Дело было только за Бахтияром, но этот расчетливый молодой человек стал неожиданно мутить воду. У него в связи с отъездом Рустама возникли дерзкие, далеко идущие планы, связанные с Томирис, а не с вождями- заговорщиками. Вожди выходили из себя, осыпали двуличного Бах-тияра страшными проклятиями, но без него выступать не решались.
Набонид
В один из дней улула <Улула – вавилонский (лунный) месяц с 16 августа по 15 сентября>, в год, когда Набонид в семнадцатый раз 'взял руку бога Бэла' <«Взял руку бога Бела» - ежегодный и обязательный ритуал помазания на царство, состоящий в следующем: в первый месяц нового года – нисану 16 (III) – 15 (IV) претендент или правящий царь, который предварительно складывает свои атрибуты в главном храме Вавилона – Эсагиле, касался своей рукой руки шестиметрового золотого истукана, олицетворявшего собой верховного бога Вавилона – Бэла-Мардука, но обязательно в присутствии другой золотой статуи, изображавшей сына Бэла-Мардука – Набу, специально доставляемого для этой процедуры из храма города Барсиппы, находившегося в нескольких километрах от Вавилона. И только после этой церемении царский сан был действителен до следующего нового года, когда все повторялось вновь. Раз Набонид взял «руку бога Бэла» в семнадцатый раз, значит семнадцатый год его правления>, по обе стороны Айбуршабума <Айбуршабум – главный проспект Вавилона>, главной магистрали Вавилона, теснился народ — граждане величайшего города мира. Ожидался торжественный проезд Набонида, который, как гласила молва, решил выступить со своим доблестным и неисчислимым, подобно речному песку, войском против царя мидян и персов Кира, чтобы загнать этого бешеного, словно с цепи сорвавшегося пса обратно в его вонючую конуру. Не то чтобы их привлекало само зрелище пышного выезда Набонида, они видели триумфальные шествия Навуходоносора по возвращении из своих победоносных походов, когда этот счастливый в битвах полководец въезжал в Вавилон на колеснице, в которую вместо лошадей были впряжены побежденные и плененные цари. Следом гнали десятки тысяч рабов, цена которым настолько падала, что ими, как разменной монетой, платили за кувшин вина, кирпичи и работу садовника. Были свидетелями, как этот вавилонский царь всего за пятнадцать дней, не жалея ни плетей, ни жизней, на костях рабов воздвиг грандиозный дворец — Центральный — и доверху набил его трофеями, награбленными со всего Востока, так что вавилонян трудно было чем-нибудь удивить или поразить. Но в отличие от халдейских царей <Халдеи – семитский племена, захватившие Вавилон в XI в. до н.э.>, правивших Вавилоном на протяжении веков, Набонид был первым царем-вавилонянином.
Люди томились, изнывая от жары и жажды. Юркие мальчики-водоносы,, на лету подхватив опорожненные кувшины, мчались со всех ног к Евфрату, величаво несущему свои воды в восьми ашлу <Ашлу – вавилонская мера длины, около 60 метров> от Айбуршабума, и, наполнив посуду, стремглав возвращались назад. Эти дети торговцев знали цену деньгам.
А Набонид тем временем совершал жертвоприношение в храме бога грозы Адада. Вот уже двадцать первый день совершал подобные церемонии царь во всех 53 храмах Вавилона. Одновременно от его имени жертвы приносились и в 955 цел-лах и на 384 алтарях города. Вавилон и раньше никак не мог пожаловаться на малочисленность своих богов, их во главе со священной семеркой — самого верховного Бэла-Мардука (Юпитера), его супруги, богини любви и красоты Иштар (Венеры), его сына, бога мудрости Набу (Меркурия), бога солнца и справедливости Шумаша, бога луны и знаний Сина, бога кровопролитной войны и владыки преисподней Нергала (Марса), бога счастливой войны и витязя богов Забаба — насчитывалось несколько сотен. Но Набонид, готовясь к войне с Киром, вывел гарнизоны из всех населенных пунктов Вавилонии, чтобы присоединить их к основным силам, и перевез в Вавилон, под защиту мощных стен, самое ценное из этих городов — их казну и статуи богов-покровителей.
Вавилон бы забит идолами из золота, серебра, бронзы, дерева, глины, камня, и каждое божество надо было куда-то пристроить, охранять. Отдавая столь кощунственный приказ, Набонид преследовал определенные цели: лишив города Вавилонии их богов — заступников и покровителей, собрав эти священные реликвии в столице, он ставил эти города в зависимость от Вавилона и связывал их судьбу с судьбой Вавилона, и другое — изобилие богов в какой-то мере обесценивало их значение, и этим наносился удар влиянию вавилонских жрецов — смертельных врагов Набонида. И еще, хотя сам царь и не отличался особым религиозным усердием, но как человек осторожный, царь-дипломат решил перехитрить богов: вдруг там, где окажется бессильной тысяча богов, поможет тысяча первый!
Бог грозы Адад был второстепенным божеством, но Набонид с умыслом оставил его напоследок. Чтобы из этого храма попасть на проспект Айбуршабум, надо было проехать через мост, построенный Нитокрис, а царь хотел доставить удовольствие царице перед расставанием. Египетская царевна, дочь фараона Априя, супруга Навуходоносора, а затем и Набони-да, царица Вавилона Нитокрис очень гордилась постройкой этого жизненно важного для города моста. До этого через Евфрат, разделявший Вавилон на старый и новый город и достигавший в ширину трехсот локтей, переправлялись на лодках, а это было довольно-таки неудобно, да и накладно — приходилось платить перевозчику, поэтому обе части города по существу были обособлены друг от друга. По приказу Нитокрис, оказавшейся талантливым строителем, значительно выше Вавилона был выкопан огромный котлован, в который были спущены воды Евфрата, сухое русло было залито асфальтом, а набережные выложены обожженным кирпичом, но основным и самым главным объектом был мост — восемь мощных опор из тесаного камня, поддерживавших настил из крепких деревянных брусьев. Предусмотрительная царица, учитывая небывалый размах преступности в этом гнездовье всех пороков и разврата, повелела сделать настил съемным, и на ночь он убирался, чтобы грабители не могли под покровом темноты перебираться по мосту и совершать преступления в старом и в новом городе.
Проезжая через мост, Набонид повернулся к Нитокрис и сказал:
— Прекрасный мост, дорогая царица!
В ответ Нитокрис благодарно улыбнулась.
— Смотрите, как приветствует вас народ, мой господин!
И действительно, застоявшийся и заждавшийся люд шумно встретил появление царя. Жители Вавилона махали руками, бросали охапки цветов, кричали здравицы, добрые поже<-лания. Набонид легкими наклонами головы вправо и влево благодарил свой народ, но, сам вавилонянин с головы до пят, он прекрасно знал ветреность и изменчивость этого люда. За семнадцать лет правления его столько раз