положение! И не рассветет никак, и телефонистка не думает просыпаться, Да еще эти муравьи никак не отцепятся. Надо было сильнее топать. Теперь они будут ползать по всему телу, пока он не вернется домой и не разденется догола… Ишь, какие быстрые! Одного на самое бедро занесло. Ну, с этим просто, он его прихлопнет ладонью – и точка… Холодно, однако! Он даже не может пошевелить рукой. Да не съедят же его муравьи в самом-то деле! Они ведь даже Не кусаются, только ползают. Лучше сказать им спасибо за это и не злить понапрасну: пусть их ползают. Покрутятся взад-вперед – вот один уже двинулся к левому плечу, – а потом увидят, что их муравейник совсем не в той стороне, и уберутся восвояси. Да, лучше их оставить в покое. Если бы только он не мерз так сильно, а то ведь кости звенят от холода. Удивительно только, что осколок в сердце совсем не тревожит его. Обычно, когда наступают холода, то первое, что он ощущает, – это осколок. Стоит ему чуточку озябнуть, и в сердце что-то начинает щемить, и дыхание перехватывает. А сегодня – даже смешно! – он дрожит как лист, а сердце хоть бы хны!.. Вот уже целый взвод муравьев взял курс на левое плечо, да как странно ползут… точно и не муравьи. Словно нити холодной воды тянутся вверх по его телу. Странно, но он почти не чувствует своей кожи. Нет, нельзя больше ждать, надо вернуться домой. Вернуться или нет? Собственно говоря, почему бы и нет? Он поднимется по лестнице, отопрет дверь, зажжет свет – а он потушил его, когда уходил? – ну, неважно… зажжет свет, разденется, внимательно осмотрит себя… Что ему мешает вернуться? Суеверие? В конце концов это чепуха! Но ему действительно никогда не везло, если он возвращался с дороги. Будь у него здесь в городе друзья, он бы завернул к ним в гости, выпил бы чаю, покалякал о том о сем, а так… знакомых-то много, но тревожить людей стыдно. Куда ни пойди, йоги сами приведут домой… Интересно, что муравьи уже как будто убрались с ног и на бедре их нет. Только где-то возле плеча… сколько их там? Любопытно, куда они дойдут, если будут ползти вверх и вверх, не сворачивая? Они начнут подниматься на шею, а потом по шее еще вверх, и тут-то он их переловит по одному и отпустит… Но тогда можно не спешить домой! Вот он присядет на тумбу у забора и подождет, пока они выберутся из-за воротника… Где же они? Вот безобразие, лезут под мышку! Это хуже, там их не взять… Да что это такое, он и присесть не может! Он не может согнуться! И нога. Нога занемела, надо же! Словно он отсидел всю левую половину тела – она как чужая… А муравьи ползают где-то на лопатках… Может, это не муравьи, а? Может, он просто замерз? Он уже давно мерзнет, с первой же минуты, как вышел из дому, и… Что же он стоит, как пугало? Двигаться, двигаться! Раз, два, три, четыре, раз, два, три, четыре… Вот чертовщина, левая нога словно каменная… Забавно он, должно быть, выглядит со стороны… Раз, два, три, четыре, раз, два, раз… И левая рука тоже… Это уж совсем никуда не годится! Двигаться, двигаться! Когда двигаешься кровь быстрее бежит по жилам и тело согревается, раз два, три, четы… раз… Что-то не выходит… А оказывается, он ухватился правой рукой за штакетник! Ну, старик, ну, Мюнхаузен! Как же ему двигаться, если он сам себя держит? Раз, два, три, четыре… Хорошенькое дельце! Выходит, он только считал вслух, а с места даже не тронулся! Он только воображал, что бежит…

Ну, наконец-то! В окне вспыхнул свет!

Тридцать пять девятого. Без двадцати пяти девять. Если она еще собирается завтракать, то… Ах, ничего-то ей не хочется! Она по горло сыта этими утренниками! Проснись, как говорится, и пой! Третий год, изо дня в день. Муж спит, но скоро и он проснется; и к этому времени завтрак должен быть готов. А что, если сегодня она не станет стряпать? Да ну его! Попозже можно будет сварить кофе… Да, да! Через пару часиков она забежит домой и сварит кофе. Она принесет его в отделение и выпьет вместе с мужем. А закусят булочками…

Жена начальника почты лежит, вольно вытянувшись в постели, и смотрит в потолок. Да, с кофе она неплохо придумала. Но что, если муж, когда встанет, попросит чего-нибудь посущественней? Он всегда много ест по утрам. Стукнет ему в голову – и изволь готовить мясо, иначе он весь день будет ныть, что голоден. М-да, придется вставать. Надо было вчера нажарить котлет, а сейчас уже поздно. Сколько минут осталось до девяти? Ой, и в самом деле пора! Мужу что? Он может спать и подольше, но она… но она… Будь проклята эта каторжная, эта ежедневная жизнь!

– Ох! – внезапно вскрикивает она и натягивает на себя одеяло, и сердце ее трепещет, словно схваченное в тиски. Как она могла забыть! Под окнами ходит этот старик, и в комнате светло, и снаружи все видно, а она лежит голая, в одной рубахе.

Сердце ее трепещет. Значит, она валялась в постели и думала бог знает о чем, а этот… этот старый хрыч! Чего ему дома не сидится? Правильно муж говорит, что… Ну, погоди, старый черт, я тебе устрою! Как вам это нравится, люди добрые: всю ночь спать не дает! Правильно муж говорит, что… солнце на небо, старик на порог.

Приспичило ему – и он тут как тут! А я, может быть, хочу… хочу отдохнуть от него!..

Жена начальника почты решительно отбрасывает одеяло и, с расчетом помедлив, садится. А что такого? Не принимать же всерьез придурковатого старика! Она в одной рубахе? Ну и что?

– Проснись! – гневно кричит она мужу, сама не понимая, отчего кричит. – Вставать пора!

Нет, она прекрасно понимает, отчего кричит. Оттого, что во всем, решительно во всем виноват ее муж. Это он придумал махинацию с поддельными разговорами! Если бы не он, старик не шлялся бы сейчас под окном. Безобразие! Да она бы в первый же день сказала старику всю правду и теперь не мучилась бы без вины!

– Проснись!

– Что ты пристала? – бормочет он спросонья. – Я же сказал: положись на меня. Ты только бери деньги, а я уж знаю, что делать…

– Я не пристала, – спокойно отвечает она. – Я только говорю, что скоро девять и пора вставать.

Она поправляет платье перед зеркалом, ищет гребешок, берет ключи и идет к дверям.

– А кофейку? – раздается вслед.

– Сам сваришь! – говорит она и выходит на улицу.

Да, лучше бы старику не попадаться ей сейчас! Она отпирает дверь и быстро входит в отделение. Ключи летят на стол. Она включает свет и садится к пульту. Пусть ей очки не втирают, она еще всем покажет…

С улицы слышны невнятные звуки, и она поворачивает голову к окну. А, понятно! Пусть он только войдет, пусть только посмеет. Что? – скажет она. Я? Вам? Обещала? Когда? Что-то не припомню! Тео? Какой еще Тео? Первый раз слышу. И не хотите ли вы, папаша, пойти подобру-поздорову домой, а?

Ну, что же он мешкает? Что он там возится? Может, ему стыдно стало? Будит людей спозаранку, а теперь интеллигентничает… А если это не он? С чего она взяла, что это он? Она и не видела его поблизости. Где же он был? Может, и под окном не он ходил? Кто же тогда?