собственный – лохматый местный конек, на коем он покинул крепость регниев. По крайней мере,
Перед ними лежал плодородный край кладбищ, ручьев и полей со спеющими колосьями. Повсюду виднелись процветающие сельские дома местных жителей. Странно, подумал Квинт, покуда крепкие туземные лошадки безостановочно трусили мимо. Удивительно, почему мы даже не заехали на широкую равнину с каменным храмом? Все выглядит совсем не так, как я ожидал.
Несмотря на путаницу пересекающихся тропинок, Бран, ни разу не поколебавшись, ехал так быстро, как только Квинт мог за ним поспевать. Через некоторое время они достигли гряды холмов, и перевала за ними, где Бран свернул севернее, к реке, вдоль которой они ехали довольно долго, пока не начали подниматься на холм. Когда они достигли вершины, Бран придержал пони, и, замычав, указал вниз.
Квинт с удивлением посмотрел на чашеобразную долину. На берегу реки виднелось скопление строений – не круглых британских хижин, а солидных каменных домов, и белое сооружение, весьма напоминавшее римский храм. Рядом вздымалось облако пара.
Наверняка здесь есть горячие источники, сообразил Квинт, и вспомнил, как бедный Флакк упоминал как-то о целебных источниках запада. Возможно, это уже Глочестер, хотя нигде не видно признаков крепости.
Он вопросительно произнес «Глочестер?», но Бран отрицательно помотал головой и указал на север. Затем, жестами изобразил еду и сон, дал понять, что здесь они должны заночевать.
Квинт неохотно кивнул – он жаждал поскорей добраться до конца трудного пути, но понимал, что сильно нуждается в отдыхе и пище, ибо мясо, извлеченное из кожаной сумки, они прикончили по дороге. На протяжении последнего часа глаза у него слипались, и сонливость боролась с удивлением, когда они въехали в городок с мощеными улицами, заполненными лавчонками и благоустроенными виллами. Бран направился прямо к храму, который вблизи выглядел не совсем римским, хотя его неуклюжие колонны были выстроены из беленого камня, а на фасаде над входом, красовалось грубое скульптурное изображение женщины, явно какой-то богини, но какой – Квинт не мог распознать.
Они спешились и пошли к деревянному навесу, откуда вырывались клубы пара. Неожиданно сонливость Квинта улетучилась при виде римской тоги. Да нет, двух! Два глубоких старика сидели на скамье у навеса, беседуя со своей ровесницей, облаченной в синюю паллу и нижнюю столу римской матроны. Квинт уставился на ее круто завитую корону седых волос, уложенных по моде, которой следовала его мать, когда он был ребенком.
– Интересно, с чего этот грязный британец так на нас таращится? – громко сказала женщина своим спутникам. – И посмотрите на эту обезьяну. Фу! Самые невозможные люди являются в Бат. Если бы не мой ревматизм…
Квинту понадобилось время, чтобы, во-первых, сообразить, что «грязный британец» – это он, а затем решить, стоит ли ему обнаруживать свою национальную принадлежность. Но, в конце концов, терять было нечего, напротив, следовало узнать, воспользовавшись встречей, что эти римляне делают в таком уединенном месте, и что им известно о мятеже, сотрясающем восток.
Они не знали ничего. Квинт обнаружил это, когда заговорил с ними по-латыни, столкнулся с их недоверчивостью и обменялся с ними объяснениями.
Старики оказались отставными ветеранами кампаний Клавдия семнадцатилетней давности. Они рассказали, что с десяток подобных им римлян поселилось здесь оттого, что мягкий климат и целебные горячие ключи, именуемые «Акве Сулис», где они ежедневно купались, помогали им сохранить здоровье. Римская матрона оказалась женой одного из них, приехавшей после наступления мира из Италии.
– Ну, нет, – заявила матрона, по-прежнему подозрительно косясь на Квинта, ни о каком мятеже мы не слышали. Но туземцы, знаешь ли, знаменосец – если ты действительно таков… кого в действительности волнуют туземцы? Они не беспокоят нас, когда приходят к источникам, а мы позволяем держать здесь их глупый храм. – Она указала на лицо статуи. – Это их богиня Сулис, но мы называем ее Минерва, и все это не имеет значения.
Многие вещи будут иметь значение для тебя, милая дама, раздраженно подумал Квинт, если Боадицея решит включить
– Вы что-нибудь знаете о Втором легионе в Глочестере? – спросил он. Но старики только без интереса покачали головами.
– Префект легиона Пений Постум – такой высоченный германец – приезжал сюда в прошлом году на воды; – заявил один из них, – но он туп, как пес. Ни с кем не разговаривал… слишком много ел – у него что- то было с желудком.
– О нет, Марк, – нетерпеливо перебила его жена. – У него были фурункулы. Вечно ты все забываешь.
– Дорогая Октавия, моя память ничуть не хуже твоей, и я абсолютно уверен, что префект страдал желудком.
Квинт быстро пробормотал прощальные приветствия и ретировался. Какие недуги мучали префекта Второго легиона, ему было вполне безразлично.
Он узнал, что при купальнях сдаются комнаты для приезжающих и, наскоро перекусив, улегся спать.
Глава седьмая
Квинт проснулся от знакомого, но давно позабытого звука – скрипения и клацанья колесницы. Этот звук часто будил его в украшенной фресками спальне на материнской вилле. Он вскочил и приоткрыв дверь, увидел вчерашнюю супружескую чету—Марка и Октавию, подъезжающих к купальням, некрупный старый конь, несомненно, кавалерийский ветеран, обитая бронзой колесница, тщательно уложенные складки его тоги и ее столы – все выглядело таким почтенным и добропорядочным, что Квинт неожиданно расхохотался.
Бран, спавший на полу, настороженно взглянул на него.