собрались?

– Кто? – не поняла я.

– Н-ну... Максим с его этим, как его...

– Никифог'ом, – подсказал Алексей Фомич, страшно картавя. – Его дг'ужком.

– А, да. Они уехали, – сказала я, подумав про себя, что у этой парочки, видимо, сильные провалы в памяти, если они только сейчас сподобились предположить возможность отъезда Максима Максимыча и Микиши. – Я, так сказать, вместо них. Старая лесопилка – это далеко отсюда?

– Эва... ну, с полкилометг'а будет, – отозвался Алексей Фомич. – А ты все пг'ямо иди, не ошибешься. Только чего ж тебе делать на лесопилке? Там ходят всякие уг'оды. Кг'етины, в общем, типа моего племянничка.

– Он т-тебе не племянничек, – возразил Антон Кузьмич. – Он т-тебе с-седьмая вода на к-киселе... Вы его не слушайте, д-дамочка. Меня слушайте. Я – канди-дат сло... сло...весности.

– Это прекрасно, – сказала я. – Ну хорошо, мужчины. Я к вам еще зайду. Готовьте бал, зажгите свечи!

И я вышла со двора, а вслед мне снова заухали раскатистые звуки ударов по металлу: Антон Кузьмич, сделав маленькую передышку, снова принялся молотить по килю многострадальной лодки...

Как оказалось двадцать минут спустя, название свое старая лесопилка оправдывала лишь наполовину. То, что обнаруженный мною на берегу болотца квадрат территории размером примерно двести на двести метров, обнесенный уваливающимся деревянным забором, был именно старым, а заодно и страшным, бесспорно. Брошено все это было, вероятно, еще лет двадцать – двадцать пять назад. С тех пор и простояло в бездействии. Но вот второй компонент названия – «лесопилка» – как-то не прослеживался. Забор завалился на двух третях своей протяженности. По всей площади обширно разрастались кустарник и молодые деревца, превратившие когда-то индустриальную территорию в своеобразный микст даров природы и рукотворного хлама от человека. Производственные мощности «старой лесопилки» когда-то располагались в десяти или пятнадцати железных сооружениях, идущих одно за другим рядками и проржавевших до такой степени, что кое-где в стенах виднелись сквозные дыры. А ведь железо было толстым, более чем семимиллиметровым!

В чем были абсолютно правы Микиша и Максим Максимыч, так это в том, что машину, загнанную сюда, будет очень тяжело найти, если кому-то и взбредет в голову ее здесь искать. Мне бы, например, если бы не точная наводка, не взбрело. Тут было где спрятаться и спрятать. Сложно описать словами жуткий хаос ржавого металла, потрескавшегося бетона, разлапистых деревьев, рассыхающихся деревянных и изогнутых железных конструкций! Если бы все это можно было перевести в музыку, то получилась бы ужасная какофония, от звуков которой содрогнулся бы и рухнул мир. Закоулков, куда Микиша и Максим Максимыч могли загнать «Рено», здесь было великое множество, причем загнать его они могли с любой стороны, посколько забор не препятствовал проникновению на сию территорию почти по всему периметру.

– М-да, – пробормотала я, – в этой жути увязла бы, наверное, танковая армия Гудериана. А ведь когда все здесь функционировало, возможно, неплохая была лесопилочка. Вот что-что, а захламить в матушке- России всегда умели с блеском и шиком. Что угодно, в любых количествах...

То, что «Рено» здесь, для меня было, к моей вящей радости, бесспорно. Ведь сведения я получила от Максима Максимыча и Микиши – то есть у первоистока. Они единственные знали о местонахождении машины, и предпринимать поиски на территории этой, с позволения сказать, лесопилки мог только тот, кто доподлинно знал, что она – здесь. Иначе не стоило и браться за почти безнадежное это дело.

Я приступила к поискам.

Прежде всего я обошла территорию по периметру. Земля тут была влажная, жирная, а отпечатки бриджстоуновских шин, установленных на этой модели «Рено», – явление в местной глуши такое же редкое, как, скажем, бутылка виски «Маклахлан» в погребе местного алкаша. Правда, в те дни, когда в Ровном происходили основные события вокруг Вадима Косинова, лил дождь, но ведь не могла же колея шин стереться на всем ее протяжении! На дороге – да, а на мягком черноземе, прикрытом молодой травой, – куда менее вероятно.

Час блужданий дал то, что я искала: слабый рисунок шин прослеживался от места в пяти метрах от забора, переваливал через условную границу старой лесопилки и углублялся в территорию. Я проследила этот след почти до самого ее центра. Тут он обрывался. Почвенные напластования носили каменистый характер, так что протектору шин, верно, отпечатываться было просто не на чем.

Но теперь было от чего плясать. Я предположила, что машина спрятана в одном из четырех строений, находящихся в непосредственной близости от того места, где я в данный момент находилась. Все они изнутри были завалены хламом и поросли кустарником.

«Если парни вели машину через заросли, то они, эти заросли, должны носить следы механического воздействия», – подумала я.

И нашла – кустарник был поломан возле одного из строений. Поломан сильно. Я потянула на себя металлическую створку ворот, и та со страшным скрежетом отворилась.

Внутри было темно, как у негра в желудке. Пахло плесенью, гниющими тряпками и мазутом. Три этих запаха в смеси своей соединялись в совершенно неудобоваримые миазмы, от которых просто передергивало. По моей спине пробежали мурашки.

...В общем, я нашла «Рено». Он стоял тут, практически неразличимо для глаза замаскированный, забросанный хламом так, что его можно было принять за изуродованный каркас. Автомобиль был поврежден: в нескольких местах – когда я немного разгребла мусор, это стало видно – краска была сильно содрана, а правое крыло даже имело весьма глубокую вмятину.

Я влезла в салон «Рено». Поманипулировала с приборной доской, и вспыхнул свет. Я включила фары, и старое, сырое вонючее строение осветилось. Полоса рассеянного отраженного света легла на капот. Мне даже удалось разглядеть, что «Рено» – действительно того самого глубокого сине-зеленого тона, который называется цветом морской волны.

«Да, конечно, запрятали ребятки машину основательно, – подумала я. – Но не потому же этот „Рено“ нужен Фомичеву, что он такой страстный автолюбитель и поклонник французского автопрома. Нет, тут явно что – то не то, и нужно выяснить, из-за чего это вдруг машина понадобилась товарищу генералу...»

Я обыскала всю машину. Если то, чем интересовался Фомичев, было здесь, то оно могло не иметь отношения к самой машине. Просто спрятано тут, в салоне, Вадимом Косиновым. В тот момент я не подумала, что, возможно, ищу иголку в стоге сена: вдруг предмету разысканий Фомичева придана форма, скажем, гайки, и эта гайка навинчена на какой-нибудь болт, как одна из нескольких тысяч гаек в автомобиле. Я не знала, что именно искать. А вот интересно, знает ли это Фомичев?

Я осмотрела машину, что называется, от и до. В «бардачке», под сиденьями, прощупала кожаные чехлы. Чтобы открыть багажник, пришлось воспользоваться красивым декоративным ножиком-зажигалкой покойного Косинова, вещица была устроена очень прихотливо: зажигалка представляла собой миниатюрную копию Эйфелевой башни, из вершинки ее при нажатии на одну кнопочку исходил огонь, а вторая кнопочка заставляла выскочить скрытое лезвие длиной примерно три сантиметра, но очень острое. Я обнаружила эту забавную безделушку в пепельнице и с ее помощью открыла багажник.

Но и в багажнике не оказалось ничего, что выбивалось бы за рамки традиционного автонабора: запаска, инструменты плюс пустая канистра и какие-то тряпки.

Я машинально положила безделушку в карман, села назад в машину – там было все-таки приятнее находиться, нежели среди окружающего мусора, – и задумалась.

«Будем мыслить логически. Да, мыслить логически, – повторила я про себя. – Что могло интересовать Фомичева, если учитывать род деятельности Вадима Косинова? Какой-нибудь хитрый препарат, вынесенный из ИГИБТа? Едва ли. Кешолава говорил, что там такой режим досмотра – муха не пролетит! Информация на диске или... Ведь говорилось о какой-то информационной утечке, которая как раз и взбеленила Фомичева!

Постой, постой...»

Я стукнула себя ладонью по лбу. Ну конечно! Единственным средством, с помощью которого можно было бы скачать информацию, был бортовой компьютер «Рено»! Черт побери, неужели в самом деле все так просто?

Я опустила глаза и пробежала пальцами по сенсорной клавиатуре компьютера. Все-таки великолепны