неблагополучные, выходцы из так называемого социального дна. Пьяницы, наркоманы, уголовники и просто тунеядцы.

Деревянная покосившаяся хибара находилась в середине переулка, по которому я ехала. Дом, конечно, был сильно запущен, однако не особенно выделялся среди других таких же, окружавших его. Я посмотрела по сторонам, но не заметила ни одного не то что коттеджа, но хотя бы добротного кирпичного дома. Контингент, населявший Змеиный овраг, был вполне определенным по социальному статусу.

Я толкнула разболтавшуюся калитку и прошла внутрь замусоренного двора. Поднявшись по шаткому крыльцу, постучала в дверь. Через некоторое время послышались неуверенные шаги, потом женский голос нетвердо произнес:

– Деньги принес?

Я несколько опешила от такого приема, потом быстренько собралась, кашлянула и сказала:

– Простите, пожалуйста, мне нужна Тоня Губанова, – нарочно назвав хозяйку дома уменьшительным именем.

Повисла пауза, затем последовал вопрос:

– А вам что нужно?

– Поговорить.

– Вы кто? – упорствовала женщина. – Я ничего не знаю! Я могу не открывать. Имею право, это мое владение!

– Конечно, можете. Но, поверьте, этот разговор для вашей же пользы. Кстати, деньги у меня есть, – привела я аргумент, который должен был стать неопровержимым для колеблющейся «хозяйки владения».

И точно, дверь тут же приоткрылась, и из нее высунулся остренький нос. Я стояла и улыбалась как можно приветливее. Окинув меня недоверчивым, подозрительным и в то же время вожделенным взглядом, Антонина наконец сказала:

– Проходите.

Я прошла через заваленные всяким барахлом сени в темную комнатку, служившую одновременно и кухней. Не стану описывать скудное убранство помещения, в нем не было ничего достопримечательного. Антонина пригласила меня сесть за старый некрашеный деревянный стол, а сама залезла с ногами на диванчик, который стоял тут же.

Женщина была еще молодой, но отнюдь не выглядела цветущей: тусклый цвет лица, синяки под глазами, отсутствие макияжа, несвежая одежда и нечесанные волосы... Она была очень худая, даже костлявая и какая-то вертлявая. Постоянно меняла положение: то поджимала под себя ноги, то опускала их, то теребила волосы... От природы она была темной шатенкой, а на концах ее волос остались рыжие от краски пряди. Красила она их явно давно – может быть, в минуты просветления и выхода из запоя, а может быть, как раз под влиянием алкоголя, не знаю. Острые, мелкие черты лица, возможно, и были когда-то симпатичными, теперь же она напоминала побитую морозами птичку. На ней была надета тонкая розовенькая кофточка и длинная цветастая юбка. Несмотря на то что в доме было жарко натоплено, она кутала плечи в серый шерстяной платок. И тем не менее она не производила впечатления опухшей и потерявшей человеческий облик конченой алкоголички. Если ее подстричь, причесать, витаминными масками освежить цвет лица, хорошо накрасить, прилично одеть... Пусть в топ-модели ее не возьмут, но привлекать внимание нормальных мужчин она вполне сможет. В общем, стилист-визажист во мне никогда не умрет.

– Так вы что-то говорили насчет денег, – небрежно бросила Антонина, не переставая напряженно следить за мной.

– Насчет денег расклад простой, – сказала я. – Вы отвечаете на мои вопросы, а я вам плачу некую сумму за труды.

– Какую сумму? – встрепенулась она.

Я молча достала из сумочки пятьсот рублей и положила их на стол. Антонина каким-то быстрым, кошачьим движением хотела было схватить купюру, но я не менее быстро убрала ее.

– Я же сказала – сначала вы ответите на мои вопросы, – улыбнулась я.

– Да вы вообще кто? – начала злиться Антонина. – Я вообще-то отдыхаю, у меня выходной.

– А где вы работаете? – спросила я.

– Санитаркой в больнице, – отрезала Антонина и с вызовом посмотрела на меня. – Сутки через трое. И сегодня выходной у меня.

– Зарплата маленькая, наверное, – посочувствовала я.

– Да уж откуда она будет большая, – подхватила Губанова. – А работы – с ума сойти сколько! И утки за больными выносить, и мыть за ними, и... Всего и не перечислишь!

– А муж бывший вам не помогает?

Антонина осеклась и с прищуром посмотрела на меня.

– Не помогает, – наконец буркнула она. – Дождешься от него! А чего это вы им интересуетесь? Это не он прислал вас случайно?

В глазах Антонины появилось что-то похожее на надежду. Возможно, она решила, что меня послал именно ее бывший муж с тем, чтобы передать ей денег. И что пятьсот рублей – это только начало, а дальше она сможет получить куда больше. Во всяком случае, ее отношение ко мне явно изменилось в лучшую сторону.

– А вы что, с ним виделись? – вопросом на вопрос ответила я.

Глаза у Антонины забегали, она явно не знала, что ответить, и это навело меня на мысль, что она, похоже, виделась со своим бывшим мужем. Только вот когда и в связи с чем? И о чем они говорили? И чем закончилась их встреча? Все это предстояло выяснить, но я не была уверена, что здесь Антонина будет со мной откровенна. И, похоже, я не ошиблась.

– Бросил он меня, – с тонкими придыханиями проговорила она, разглаживая на коленях длинную юбку в цветочек. – С малым ребенком на руках бросил. Без копейки денег. А сам уехал. И ни разу не поинтересовался, как мы тут живем с Сережкой! А я чуть по миру не пошла, чтобы его поднять! А папе и дела не было!

– Но вы ведь отдали мальчика в детский дом, – напомнила я.

– А что я должна была делать? – подняла на меня маленькие злые глаза Антонина. – На что его растить?

– Но ведь многие женщины остаются без мужей и при этом детей своих не сдают в приют. – Я не собиралась быть моралисткой, мне нужно было лишь нащупать нужные струны, чтобы вызвать в Антонине искренность.

– Ну, честь им и хвала, – равнодушно отозвалась Губанова. – А я вот не смогла. Мне, между прочим, тридцати еще нету. Мне и самой пожить нужно. У меня вся жизнь впереди! Обо мне-то кто подумает?

– Никто, – спокойно ответила я. – Никто о вас не подумает, если вы сама о себе не подумаете.

– А что такое? – Антонина удивленно уставилась на меня.

– А то! – жестко продолжила я. – Если не перестанете вести тот образ жизни, какой ведете уже больше шести лет, то сказать, что с вами будет? Вы просто умрете, и все! И не будет у вас никакой жизни впереди! И никто о вас не вспомнит! И ваши неполные тридцать лет так и останутся неполными!

Я воодушевлялась все больше и больше, еле сдерживаясь, чтобы не сбиться на: «И про вас не напишут в газете «еще один сгорел на работе», и на могиле не будет сидеть прекрасная вдова с персидскими глазами», и так далее. Но эффект был достигнут: Антонина испугалась почти так же, как и незабвенный Михаил Самуэлевич Паниковский.

– Да вы что говорите, что вы говорите-то! – закричала она. – С какой это стати я должна умирать?

– Сами знаете, – постепенно остывая, сказала я.

Я имела в виду не только смерть от алкогольного отравления. Я начала подозревать, что Антонина в чем-то замешана и это, возможно, связано со смертью Сережи. И предполагала, что ей очень хочется это скрыть. Но сейчас, как мне показалось, я почти подвела ее психологически к моменту, чтобы она решилась открыть мне душу, и решила продолжить атаку.

– Вы знаете, что ваш сын умер? – жестко спросила я.

Антонина приоткрыла было рот, но тут же его закрыла. Тонкие руки ее как-то безвольно повисли вдоль