квартиру?

– Да, но там никого нет дома.

Мужчина окинул меня внимательным взглядом.

– Может быть, вы пройдете, хоть чаю выпьете? – предложил он. – Я смотрю, вы замерзли совсем. А там, глядишь, и соседи вернутся.

– Нет-нет, спасибо, у меня мало времени. Да мне не столько и они нужны, сколько те, кто живет в этом подъезде несколько лет. Постоянно живет. Может быть, вы знаете таких?

Мужчина задумчиво почесал подбородок, покрытый двухдневной щетиной, потом сказал:

– Ну, разве что в сто двадцать восьмой вам повезет. По крайней мере, эти соседи из тех, кого я знаю. Там живет Маргарита Степановна, пожилая уже. Живет, кажется, давно. Во всяком случае, она знает всех и пытается вести среди жильцов общественную работу, – улыбнулся он.

– Это как? – улыбнулась в ответ я.

– Следит за порядком в подъезде, графики дежурств по лестничной площадке развешивает на каждом этаже. – Он кивнул на разграфленный тетрадный лист, висевший на стене возле лифта. – С участковым беседует, идеи какие-то предлагает... Вам нужно подняться на пятый этаж.

Я благодарно закивала и, игнорируя лифт, поспешила на пятый этаж.

– Если что, возвращайтесь, – крикнул мне вслед мужчина.

На пятом этаже я позвонила в сто двадцать восьмую квартиру, после чего была внимательно изучена в дверной «глазок». Хозяйка, видимо, привыкла к общению через домофон и теперь была удивлена, что звонят напрямую ей в дверь. Наконец она спросила:

– Вам кого?

– Мне нужна Маргарита Степановна, – сказала я. – Я насчет одной вашей бывшей соседки. По поручению участкового, – на всякий случай подчеркнула я, вспомнив об участии Маргариты Степановны в общественной жизни дома.

Дверь открылась. Маргарита Степановна стояла на пороге в теплом фланелевом халате и меховых тапочках, похожих на унты, и куталась в пуховый платок. На вид ей было около шестидесяти, почти совсем седые волосы коротко подстрижены и завиты.

– Проходите, – пригласила она меня. – Шубку-то можете не снимать, холодно у нас. Я давно хотела вопрос поднять, чтобы нас к другой котельной перевели, да только никто не слушает. Раньше у нас своя котельная была, и топили так, что зимой аж жарко было, да-да. А теперь, говорят, ее выкупили, а нас к другой подключили. И ничего вроде бы сделать нельзя – везде все оформлено, все законно... Все законно, а люди мерзнут, – со вздохом закончила она, проводя меня в кухню, где были включены все четыре конфорки. Кислорода, конечно, не хватало, зато жить здесь все-таки было можно.

– Так что ж он, Евгений Тимофеевич, хотел узнать-то? – спросила Маргарита Степановна, поворачиваясь к плите и водружая на нее чайник.

Я сообразила, что Евгений Тимофеевич – это участковый, и ничего он лично узнать не хотел, поэтому не стала завираться дальше.

– Да он, собственно, ничего не хотел. Это мне нужно кое-что узнать про одну бывшую жиличку. Вот он мне и посоветовал к вам обратиться, говорит, вы самый надежный человек в этом вопросе.

Маргарите Степановне польстили, должно быть, мои слова. Она налила чаю себе и мне и достала вазочку с вареньем.

– Так про кого узнать-то? – присаживаясь напротив меня на табурет, уточнила она.

– Про Антонину Губанову. Вы знали такую?

– Тоньку-то? Знала, конечно, – вздохнула Маргарита Степановна. – Только она уже лет пять как здесь не живет.

– А почему так получилось?

– Да по дурости ее собственной! – с досадой проговорила соседка. – Ей-то квартира эта от матери больной досталась, даже не от матери, а от бабушки, царство ей небесное. Та дом в деревне продала, скотину и в кооператив вступила. На те деньги квартиру-то и выстроили. Бабушка у нее хорошая была, добрая, все Тоньку баловала, а вот не надо было слишком-то. Вот и девчонка выросла... Ни учиться не хотела, ни работать, только с парнями гулять. Да пусть бы гуляла, дело молодое, понятно все, но только о родителях-то тоже забывать не надо. Да и о детях, – особенно подчеркнула она и пристально на меня посмотрела. – Вы небось по поводу Сережи ее пришли? Она, может, забрать его хочет? Так это посмотреть надо – остепенилась она или нет.

Я не стала пока ничего объяснять, решив, что Маргарита Степановна приняла меня за работника социальной опеки, и стала развивать тему:

– Так почему же она больше здесь не живет?

– Так продала она квартиру! Я вам по порядку расскажу: когда мать и бабушка у нее умерли, ей жить-то совсем не на что стало. А тут и жених подвернулся, приезжий какой-то, не помню откуда. Но парень хороший был. Она сразу за него замуж и выскочила. И нет бы им жить да радоваться, а она и дальше хвостом крутить. Хоть бы уж Сережу тогда не рожала, а то ребенком и не занималась совсем. Все муж с ним нянчился, а когда ему, он же работает! Вот он посмотрел на такое житье-бытье, да и бросил ее. И даже из квартиры выписался. А Тонька после этого попрыгала-попрыгала, да и сдала Сережу в детдом. Ей его воспитывать некогда было. Да еще сожитель к ней приблудился, такой же. Она же к тому времени уж выпивать крепко начала, каждый день. Утром, помню, спускаешься по лестнице – а она уж пьяная из ларька идет и еще бутылку тащит. Каждый день так. Где же денег напасешься? Вот она квартиру-то и продала, а купила себе какую-то хибару. А доплату, понятное дело, пропила да проела, поди, уж давно. Вместе со своим... новым. А может, она уж и не с ним живет, все же пять лет прошло. А Тонька – она не из постоянных.

– А где ее хибара? – спросила я, потому что это меня волновало больше всего.

– Да где-то в Змеином овраге, не знаю точно, я у нее в гостях не была, – махнула рукой Маргарита Степановна.

Так, в одном из листков, выданных мне в адресном столе, как раз упоминался один адрес в районе Змеиного оврага. Значит, не зря я потратила время на беседу с Маргаритой Степановной.

– Только зря, мне кажется, вы ее искать собираетесь, – снова вздохнула женщина.

– Почему?

– Да... Встретила я ее как-то. И, знаете, по ее виду не сказала бы, что она за ум взялась. Платье на ней какое-то заношенное, видно, еще материно. Колготки рваные, туфли вот-вот развалятся. И сама неухоженная. Худая вся, высохшая... А раньше-то она привлекательная девчонка была. Так что Сереже, я думаю, в детском доме лучше будет, чем с ней. Хоть и говорят, что родную мать никто не заменит, так это когда она действительно – мать. А такие, как Тонька, хуже чужой.

Я не стала сообщать Маргарите Степановне о смерти Сережи Губанова: по всему было видно, что она об этом не знает и уж, естественно, не сможет пролить свет на его убийство. Спросила я только про его отца:

– Скажите, а бывший муж Антонины здесь не появлялся?

– Владик-то? – покачала головой хозяйка квартиры. – Он как уехал тогда, так и не было его. И не слышно было о нем. Я все надеялась, что все хорошо у него сложится. Жаль, конечно, что он сыном не интересовался, ну, да мужики, сами знаете, как: пока женщина нужна – то и ребенок нужен. А как разлюбил – все. А вот недавно он приезжал, интересовался Антониной. А я что – сказала ему, что, мол, она квартиру продала, живет где-то в Змеином овраге, и все. С тех пор он и не появлялся.

– А когда это было? – уточнила я.

– Да вот с месяц, может, назад, – ответила подъездная активистка.

На этом наше общение с Маргаритой Степановной закончилось, и я отправилась на встречу с ее бывшей непутевой соседкой.

Дом Антонины Губановой находился в захолустном районе Тарасова, почти на самой окраине города, который именовался Змеиным оврагом. Почему – непонятно, поскольку змей в нашей местности отродясь не водилось. Может быть, это было образное выражение, означавшее, что жили там в основном люди