поздоровался со мной, хотя видел.
— Правильно, он же вас не знает, — ничуть не удивился
— Ничего не понимаю!.. Вы — Викентий Михайлович?..
— Да, да, родной брат, больше того, близнец Иннокентия. Я, кстати, старше его. На целых 37 минут. Нас родной отец путал, так что уж о вас-то говорить! Мама одна по каким-то ей только ведомым признакам различала нас, — пояснил Полежаев.
— А кто ездил со мной в Зареченск, кого я вытаскивала из бункера ветровской дачи?
— Безусловно, меня. Неужели, Таня, вы могли подумать, что мы дадим Кудрину и его хозяевам хоть малейший шанс захватить настоящего профессора Полежаева? Одного из создателей «гладиатора» и суперновинки «С-400»? — Викентий вопросительно посмотрел на меня.
Опять начал накрапывать дождь. Полежаев раскрыл надо мной свой огромный черный зонт. Я встала. Мы пошли по почти безлюдной Немецкой вниз, к Волге. Этот Полежаев стал рассказывать.
Натовские спецслужбы давно испытывали сильную тягу к секретам наших оружейников. Еще в феврале 1977 года добровольно стал сотрудничать с ЦРУ Адольф Толкачев, ведущий специалист тогдашнего Советского Союза по аэронавигационным системам. Получив от американцев в общей сложности около трех миллионов долларов, он продал им секреты нашей авиации на двадцать миллиардов баксов!
Шли годы. Толкачева разоблачили и расстреляли. Но американцы не переставали искать ему подобных теперь уже среди российских ученых. Поскольку наука у нас, как и вся страна, в кризисе, руководители западных спецслужб считали, что любого известного оружейника можно легко купить.
Наша резидентура в США и Брюсселе, где находится штаб-квартира НАТО, донесла о готовящейся провокации против профессора Полежаева. В начале девяностых годов, когда подул ветер демократических перемен, ослаб и режим секретности. Пару лет назад на полигоне Капустин Яр ученый нос к носу столкнулся со своим бывшим зятем, журналистом Андреем Ветровым, узнавшим в профессоре «Михайлове» своего родственника. Подлинные научные интересы профессора Полежаева стали секретом Полишинеля. Так абсолютно случайно иностранная разведка вышла на одного из ведущих конструкторов зенитно-ракетных систем: родственники Ветрова занимались оружейным бизнесом и были связаны с западными спецслужбами. Андрей мешал жене и зятю не только в амурных приключениях, он догадывался и о подлинных коммерческих интересах фирмы «Спаниель»…
От него избавились безжалостно и хладнокровно. С операцией по захвату Полежаева не спешили: уж очень хотелось заказчикам довести объект «до кондиции» — западные разведки знали, что Полежаев и его коллеги работают над новым, гораздо более совершенным образцом зенитно-ракетного комплекса, сведения о котором были поистине бесценными. Но начало конфликта в Югославии ускорило развязку. Осуществить захват в Тарасове, где Полежаев жил и работал в одном из оборонных КБ, было нереально: слишком плотно опекали его парни из ФСБ. Необходим был стопроцентно надежный повод, по которому ученый может выехать один, без охраны, в незнакомый город.
Тогда Кудрин и его сообщница Ветрова, хорошо прежде знавшая Полежаева, решились на чудовищное преступление. По их приказу была уничтожена Ирина Полежаева, бывшая жена профессора и позже самого Кудрина. Тем самым заговорщики «убивали двух зайцев» — избавлялись от доведенной ими до крайней степени нервного истощения женщины, мешавшей их любовной связи, и вынуждали Полежаева прибыть в Зареченск на поиски якобы украденной дочери.
Они уже действительно напоминали загнанных волков: ведь кровь пролилась вторично — два года назад вдвоем, Кудрин и Ветрова, убили ее мужа Андрея, также стоявшего на пути их связи, обогащения и прочих грязных делишек.
Но заговорщики не подозревали о существовании Викентия Полежаева, брата-близнеца ученого, несколько месяцев назад возвратившегося на Родину после многолетней работы нелегалом: полковник Викентий Полежаев трудился в Службе внешней разведки.
Впрочем, о том, что брат жив, не догадывался даже сам профессор Полежаев: почти три десятка лет назад для обеспечения конспирации была инсценирована смерть Викентия Михайловича.
— О том, что я подменил брата, знали всего два человека из центрального аппарата ФСБ: Иннокентия вызвали в Москву сразу после убийства Ирины, а в Тарасов прилетел уже я. Три дня в Москве я общался с братом, входил в его образ. Торговля оружием невозможна без покровительства спецслужб, и у Кудрина были «уши» в местном Зареченском отделении ФСБ, которые не могли пока вычислить контрразведчики. Вот почему, когда убили Ирину, я почувствовал нешуточную угрозу жизни племянницы и настоял на операции прикрытия и помощи частного детектива. Рисковать жизнью ребенка мы не имели права, — объяснял мне Викентий.
— Но роль частного детектива могла с успехом сыграть любая ваша сотрудница. Почему вы обратились именно ко мне? — недоумевала я.
— О нет, здесь вы, Таня, ошибаетесь! О брате-близнеце практически никто не знал. Я ушел в разведку сразу после окончания школы. На тарасовском кладбище есть даже моя могила… — заметив недоверчивое выражение на моем лице, подтвердил Полежаев-старший. — Жестоко, но иначе тогда было, видимо, нельзя. Для всех я умер. От осложнения после гриппа.
А частный детектив, к которому, логически рассуждая, мог вполне кинуться профессор, был нужен настоящий. Ведь, начни они проверять, любая сотрудница ФСБ провалилась бы сразу. Кто знает, как далеко протянулись их «уши» от Зареченского управления, ведь номер телефона брата им кто-то все-таки дал — сейчас это выясняет следствие, в Зареченске, Тарасове и Москве работает специальная бригада. Другое дело известный в Тарасове детектив-женщина, сама госпожа Иванова. Проверяйте сколько влезет, частник есть частник!
— Теперь я понимаю, откуда у «профессора» Полежаева такие навыки вождения машины, обращения со спецтехникой, знания приемов рукопашного боя, — произнесла я. — Выходит, мы с вами сыграли роль живцов, на которых клюнула иностранная разведка?
— Выходит, так, — подтвердил Викентий. — На жаргоне англоговорящих секретных служб эта операция называлась «RED HERRING» — «Красная селедка», или попросту отвлекающий маневр.
— Но если бы вас и Оксану все же переправили за границу, что тогда? Долго играть роль брата вы бы не смогли…
— И не надо. На этот случай в нашей прессе сразу развернулась бы кампания по обвинению западных спецслужб в похищении бывшего разведчика вместо конструктора. Поместили бы наши с братом фотографии. А после по-тихому обменяли бы на кого-нибудь из засветившихся у нас их сотрудников. Обычная практика всех спецслужб, — хладнокровно прокомментировал возможный ход событий Полежаев. — Кстати, я заканчивал Кембридж и в технике разбираюсь. Немного, — улыбнулся Викентий.
Ох, эта его милая улыбка!
— Больше всего в этой истории меня поразил поступок Галины Ветровой. Этакая леди Макбет Зареченского уезда. Сначала убила мужа и сестру ради любовника и денег, а в финале драмы пустила себе пулю в лоб. Все-таки сильный характер, — не переставала удивляться я.
— Не спорю, сильный. Галина знала, что ее ждет: соучастие в двух убийствах, незаконная торговля оружием, похищение Полежаева — тут тянет минимум на пожизненное заключение. Прибавьте к этому ненависть единственной племянницы, понимавшей, кто заказал убийство матери. Ветрова с Кудриным, став родственниками благодаря Ирине, просто нашли друг друга. Как это в русской поговорке — одного поля ягодки? Андрей Ветров, по воспоминаниям знавших его, — бескорыстный романтик, отдававшийся творчеству без остатка. Деньги его не интересовали. А Ирина — пустышка, так и не нашедшая своего места в жизни. Они оба явно мешали «сладкой парочке», и Галина с Игорем встали на кровавый путь. Вот почему Галина в конце, сообразив, что все потеряно, предпочла сама расквитаться с жизнью. — Викентий замолчал.
— Оксана знает, что ее спас дядя, а не отец? — спросила я.
— Знает. Я привез ее домой, а там все ждут — Иннокентий, Наташа, Вадим… Оксана вначале растерялась, совсем как вы сегодня, смотрела то на меня, то на брата. Потом, узнав, что я дядя, обрадовалась, рассмеялась и говорит: думала, найду одного отца, а отыскала сразу двух. Вы разве с ней не согласны? — Мы дошли до парка, что в начале Немецкого проспекта, остановились.
— Согласна. Целиком и полностью, — пролепетала я.
— Тогда почему я не слышу, Таня, вопроса, обращенного ко мне? — Полежаев пристально посмотрел
