уверен, что обтяпает все по-тихому, но Рутенберг оказался слишком ушлым типом. Если отбросить жертв хаотических разборок членов совета между собой, четверо сторонников Кромверка оказались на фабрике удобрений благодаря нанятым Рутенбергом убийцам. Которые, следовало признать, орудовали не хуже Чилдермана.
И следы такой резни будет сложно скрыть от инспекции Ноблерата. К тому же мерзавец Рутенберг так и не объявился.
Чилдерман подошел к Кромверку и отодвинул от него бутылку.
– Сегодня я покидаю вас.
– Уже? – Кромверк с трудом поднял на него взгляд.
– Моя работа практически выполнена.
– Валите на все четыре стороны, все равно мне конец.
Чилдерман усмехнулся.
– Прекратите истерировать, Кромверк, и оцените ситуацию спокойно. В городе остались только две реальные силы – вы и Рутенберг. Как только останется кто-то один, Ноблерату и шеду будет абсолютно все равно, каким образом это достигнуто. Ноблерат назначит новый совет, но пройдут годы, прежде чем эти люди наберут достаточный вес, чтобы противопоставить себя вам.
Чилдерман уселся в кресло напротив Кромверка и опустил саквояж на пол.
– К тому же я выследил Рутенберга.
Кромверк подался вперед.
– Вы убили его?
– Нет.
Чилдерман опустил руку в раскрытый саквояж.
– Дальше эту проблему вы будете решать между собой.
Укола иглы, выброшенной появившимся из саквояжа пневматическим инъектором, Кромверк даже не успел почувствовать. Судорожно вздохнув, он повалился на густой ворс ковра.
Восходящее солнце залило рыжим золотом купол Урука. Лениво поднимаясь над бесконечной гладью океана, оно осветило три крошечные фигурки на его плоской вершине.
Здесь, на огороженной площадке, почти в трех сотнях метров над уровнем океана, безраздельно властвовал пронизывающий утренний ветер. Он свистел в натянутых струнах сеточного ограждения, звенел натянутыми тросами, удерживающими метеорологические приборы, и азартно крутил чашки анемометров. Люди не поднимались сюда несколько десятков лет, и в городе почти никто не помнил дороги, ведущей на крышу мира.
Одна из фигур, завернутая в черный плащ, наклонилась над двумя другими, распластавшимися на ледяном металле обзорной площадки. В ее руке что-то блеснуло, и лежащие заворочались, издавая негромкие стоны.
– Что вы вытворяете, Чилдерман?! – первым пришел в себя Кромверк. – Вы спятили?
– У меня тот же вопрос, сволочь, – Рутенберг поднялся на колени, держась за голову. – Ты, кажется, слишком долго испытывал мое терпение за мои же деньги.
Рутенберг и Кромверк уставились друг на друга. В голове каждого из них вспышкой промелькнуло озарение.
– Ты кто такой, мать твою? – Кромверк, опираясь на вибрирующую сетку, заставил себя подняться.
Лицо Чилдермана скрывали огромные круглые летные окуляры, кожаные ленты от которых обхватывали голову. Рот и нос закрывала маска для работ на больших высотах. Но Кромверк готов был поклясться, что под маской Чилдерман улыбался.
– На вашем месте я бы задался другим вопросом, – Чилдерман показал рукой на север.
Сфокусировав взгляд в указанном Чилдерманом направлении, Кромверк обнаружил строй воздушных кораблей, приближающихся к Уруку.
– Это, господа, флот Корпуса шеду, визита которого вы, Кромверк, так боялись. Впрочем, ваши опасения напрасны – сыны Мардука лишь констатируют факт утверждения власти в Уруке в лице того из вас, кто встретит их у причальных ворот. Путь к ним лежит через этот люк, – он постучал ногой по торчащему из пола штурвалу. – И встречать их должен только один из вас.
– На кой черт вы водили нас за нос все это время? – выкрикнул Рутенберг, но часть фразы потонула в вое ветра. – Вы из Ноблерата?
– Я всего лишь скромный слуга тех, кто следит за равновесием этого мира. Шеду, господа, не всегда приходят с огнем и мечом. Это крайность, которой Ноблерат старается избежать. В большинстве случаев достаточно лишь заставить таких как вы все сделать за шеду. Они даже дали вам инструмент для этого – меня.
Чилдерман прижал правую руку к груди и поклонился.
– Поздравляю, господа, вы прекрасно поработали над тем, чтобы в городе остался только один законный столп власти.
– Чего вы хотите от нас? – задал Кромверк вопрос, на который уже знал ответ.
– Только одного, – Чилдерман отступил к ограждению. – Вы, Рутенберг, навсегда должны запомнить, что значит пытаться нарушить установленный порядок и чем за это можно заплатить. А вы, Кромверк, уже убедились, что расслабляться на вашей должности опасно для жизни. Впрочем, какое из этих двух напоминаний вам пригодится, будет зависеть от того, кто из вас уйдет отсюда живым.
– А если мы договоримся? – Кромверк пытался переорать усиливающийся ветер.
– Договоритесь? – Чилдерман рассмеялся. – Не смешите меня, господа. В игре может быть только один победитель.
Он вскочил на парапет и раскинул руки. Плащ, до этого развевавшийся по ветру, вдруг стал жестким, как плавник, и обрел очертания крыла. Налетевший ветер подхватил Чилдермана и смахнул его с купола. Мгновение спустя огромная черная птица уже парила в воздушном потоке, планируя в сторону приближающегося флота шеду.
Проводив ее взглядами, Кромверк и Рутенберг уставились друг на друга.
Кромверк первым нащупал рукоять ножа на поясе. Стоило ему ухватиться за нее, как лицо его исказила злобная гримаса. Такая же появилась на лице Рутенберга, осознавшего, что у него тоже есть нож.
Взревев, они бросились друг на друга.
Ирина Комиссарова
Три – один – шесть
Утром обнаруживаю, что в доме нет ни кусочка квида, и удрученно вздыхаю. На пути колеса сансары бессчетное число ям и ухабов – если не устилать дорогу листьями бетеля, каждая выбоина отзовется в душе особенно острой болью.
Так говорил Шатхадева, провозвестник новых времен, а я многократно уверялся, что каждое его слово – истина.
Через силу заставляю себя выпить чаю. Утренний ритуал непоправимо нарушен, и к кнопке карматрона я подхожу с упавшим сердцем. Вместо трепета надежды – дрожь страха. Идентифицируюсь. Жетон с глухим стуком падает в приемник, и я спешу увидеть свой сегодняшний жребий. На серебристой поверхности – изображение скарабея. Ну что ж, могло быть и хуже. Но могло быть и гораздо лучше.
Прикрепляю жетон к рубашке и выхожу на улицу.
Первым делом – квид. Покупаю полдюжины в ближайшем автомате. Аккуратно скатанный комочек отправляется в рот. Вообще-то я предпочитаю делать квид сам, есть в этом тоже что-то от ритуала, да и готовая смесь от приготовленной собственноручно отличается, как еда в столовой от домашней кухни… Но выбирать не приходится.
