За воротами пакгауза раздался переливчатый звук многотонального клаксона, и чей-то голос завопил:

– Эй, командир, открывай ворота! Клиент созрел!

По лицу Федора можно было предположить, что он пытается прожевать лимон.

– Тюркин приехал, – сказал он коротко, – буржуй наш местный.

Я пошел открывать ворота. За ними обнаружился красный, как пожарная машина, спортивный «Форд-Мустанг», возле которого стоял коренастый мужик средних лет в таком же красном клубном пиджаке. На фоне крапивных зарослей и покосившихся заборов они выглядели нелепо, как жираф в коровнике.

– Здоров, командир! Проблему имеем!

– Поглядим, – ответил я, пытаясь не заржать самым неуважительным образом. Пресловутый Тюркин анекдотически смахивал на «нового русского» разлива этак года девяностого… Даже золотая цепь имелась. Широченная красная морда была раскормлена настолько, что казалось, поверх шеи ему немыслимым колдовством присобачили задницу, между ягодиц которой для смеху воткнули нос и усы щеточкой.

– Слышь, командир, – не унимался «буржуй», – сюда гляди.

Я поглядел: на правом крыле роскошного «Форда» была длинная глубокая вмятина.

– В натуре не вписался в ворота, прикинь?

– Отрихтую и зашпаклюю, но красить нечем, – сказал я с неохотой. Мороки с этим крылом предстояло немало.

– Говно вопрос, мне в центре правильные пацаны обещали покрасить! Делай, деньгами не обижу!

Нелепый Тюркин с третьей попытки загнал свой спорткар в пагкауз – видно было, что машина для него слишком мощная и водитель он аховый. И зачем люди покупают себе такие тачки в таком захолустье? Тут и дороги под нее не найти…

Лейтенант после долгих уговоров согласился отвезти «буржуя» домой, и они вместе отбыли, а я остался мозговать над крылом. Работа предстояла мутная и кропотливая, а дело совсем к вечеру. Да и настроение после всех этих происшествий совершенно не рабочее… В конце концов я решил, что утро вечера мудренее, а Тюркин пусть пешочком пока походит, ему полезно. Впрочем, у него, наверное, еще машина есть – какой-нибудь соответствующий образу белый с золотом «Джип-Чероки»… Так что, вместо того чтобы в поте лица зарабатывать свой кусок хлеба с маслом, я решил подробно рассмотреть зловещий паровоз – это соседство уже начало меня нервировать.

После получасового копания в латунных потрохах и кованых шатунах я впал в еще большее недоумение. Конструкция сия никак не могла работать! Описать устройство этой машины я затрудняюсь, но по уровню технического решения все это напоминало велосипед, в котором вращение педалей приводит в действие два брусочка, которые методом трения друг об друга нагревают воду в паровом котле, который приводит в действие паровую машину, которая крутит электрогенератор, который приводит в действие электромотор, вращающий колеса… Конечно, там все было не так, но по количеству бессмысленных преобразований энергии – примерно похоже. Более нелепой конструкции я в жизни не встречал. На мой технический взгляд, она нарушала все законы термодинамики и годилась только в качестве садового украшения. Пожав плечами, я отправился спать.

Во сне я снова увидел себя в кабине паровоза и почему-то ничуть этому не удивился. Похоже, подсознательно я ожидал развития событий. На этот раз мы никуда не ехали, а стояли на запасных путях какой-то немыслимо древней станции – может быть, той, которая была тут когда-то. Во всяком случае, видневшийся в отдалении пакгауз был почти такой же, только выглядел посвежее. Феофанов в каком-то замасленном картузе, тихо насвистывая, натирал тряпочкой медные детали. Мне захотелось вновь промчаться на паровозе по тем красивым местам, которые я видел в прошлом сне, но Феофанов покачал головой:

– Сегодня стоим – пассажиров нет…

– Что с вами случилось? – спросил я. – А с паровозом? Как все было на самом деле?

Феофанов помолчал, а потом сказал совершенно не в тему:

– Зря ты их накормил.

– Кого? – удивился я.

– Гремлинов. Они тебе, конечно, помогут, но с ними проснулся и кое-кто другой…

– Никого я не кормил! И кто это другой?

– Ты окропил своей кровью паровоз, и они проснулись, но проснулись не одни… И тот, другой, он не успокоится…

– Я не понимаю…

– Поймешь. Иди, тебя зовут.

Я немедленно осознал, что лежу на раскладушке в пакгаузе, через окна бросает яркие лучи солнце, а в дверь кто-то барабанит. Дурной спросонья, я поплелся открывать. За воротами стоял Тюркин собственной персоной. Он не успел ничего сказать – я махнул ему рукой, чтобы заходил, а сам поплелся к колодцу умываться. Похоже, спал я долго – солнце было высоко. Придется объяснять этому «буржую», почему я к его машине еще не прикасался… ну и фиг с ним! Тоже мне, цаца какая. Скажу, что обдумывал и готовился, – пусть уважает мастера.

Вернувшись от колодца, я увидел, что Тюркин буквально подпрыгивает в дверях, напоминая привязанный за ногу полуспущенный аэростат.

– Ну, братан, ты даешь! – восторженно заголосил он. – Ты зачем сказал, что красить не можешь? Шутка, да?

Я прошел в пакгауз и взглянул на машину: левое крыло теперь ничем не отличалось от правого. От вмятины не осталось и следа. Ноги мои подкосились, и я сел на инструментальный ящик, на некоторое время перестав воспринимать окружающее. Вокруг меня суетился и подпрыгивал Тюркин, что-то нес своим высоким визгливым голосом, совал мне какие-то деньги, которые я, не считая, сунул в карман комбинезона, – но перед глазами моими стоял печальный лик старенького механика Феофанова и слышался его голос: «Они тебе помогут, но с ними проснулся и кое-кто другой…» Мне было как-то нехорошо, и, когда Тюркин унесся на своем «Форде», я вздохнул с облегчением. Надо было о многом подумать.