удержалась от соблазна посмотреть в «глазок». Обзор был великолепным. Отсюда можно было увидеть не только всю лестничную площадку, но и оба лестничных пролета, нижний и верхний, а также чердачный люк.

— Круто, — восхитилась я.

— Двести сорок градусов, — похвалился дядя Лева. — Я купил его за очень большие деньги. Что поделаешь, люди не жалеют средств на свои вредные привычки!

Я видела, что дядя Лева тянул время, но до конца не понимала, зачем же он, собственно, пригласил меня и рассказал о своих подозрениях.

— Пойдемте, — сказала я и слегка подтолкнула старика рукой.

— Я одет уж как-то по-домашнему, — виновато оправдывал свою нерешительность дядя Лева. — Может, накинуть на майку рубашку?

— Не стоит, — запротестовала я. — Пойдемте! Раньше зайдем, раньше узнаем, что там произошло.

Дядя Лева тяжело вздохнул, подтянул домашние трико с обвислыми коленками и поочередно открыл два замка своей квартиры.

Наконец я переступила порог хорошо знакомой мне холостяцкой квартиры Витьки Буренкова. Дядя Лева нерешительно последовал за мной. Интерьер прихожей мало изменился с тех пор, как я была здесь в последний раз чуть больше года назад. На оленьих рогах, служивших хозяину вешалкой для головных уборов, висели две бейсболки — кожаная и джинсовая. На пыльной полочке у зеркала лежала распечатанная пачка сигарет «Парламент» и зажигалка «Зипо». Витька всегда курил дорогие сигареты и с пренебрежением относился к дешевым одноразовым зажигалкам. А меня последние, напротив, устраивали. «Потеряешь — не жалко», — говорила я ему когда-то.

Мы переглянулись с дядей Левой, и я, осторожно ступая по паркету, вошла в зал. Легкий беспорядок явно не свидетельствовал ни о каком совершенном преступлении. На диване валялись газеты и журналы, около стола на полу стояла бутылка из-под водки. Вчера вечером Буренков был изрядно пьян — его третье сообщение на моем автоответчике было сделано совершенно пьяным голосом. Он говорил, что я буду о чем-то жалеть. Теперь мне особенно захотелось узнать, что он имел в виду.

Убедившись, что я не обнаружила в комнате ничего сногсшибательного, дядя Лева тоже решился зайти туда. Мы только обменивались взглядами, но ничего не произносили вслух. Разыскивая покойника, мы подсознательно боялись нарушить тишину. Витька Буренков был нам обоим дорог, и мы предпочитали обмануться в своих трагических предположениях.

Я показала глазами на дверь в спальню. Это означало, что я намерена войти туда. Дядя Лева дал мне знак, что последует за мной, но чуть позже. Дверь, оклеенная пленкой с рисунком под дерево, была плотно затворена. Я с усилием толкнула ее ногой. Перед моими глазами сразу оказалась широкая кровать, на которой лежал он. Я тихонько вскрикнула, хотя нечто подобное и ожидала увидеть.

— Нет, нет! — испуганно произнес дядя Лева и, еще ничего не видя, попятился назад.

— Успокойтесь, — сдержанно сказала я. — Он, кажется, жив. И даже ждет нас.

— Что, что это значит? — ничего не понимая, спросил дядя Лева и мелкими шажками стал приближаться ко мне.

Витька Буренков лежал на кровати лицом вниз со связанными руками и ногами, более того — он был привязан и к самой кровати. Но он был все-таки жив, потому что шевелился, а услышав знакомые голоса, попытался замычать.

— Витенька! — только и произнес старый еврей и бросился к нему.

Мы принялись освобождать пленника. Правда, дядя Лева своими неумелыми действиями здорово мешал мне развязывать Буренкова. А когда он отлепил скотч от Витенькиного рта, то работать стало просто невыносимо. Почти сутки вынужденного молчания Буренков решил компенсировать непрерывной болтовней. Он благодарил нас за свое освобождение и давал бесценные советы по развязыванию морских узлов. В конце концов мне пришлось перерезать шпагат, которым были зафиксированы ноги пленника, но бренное тело Буренкова настолько отекло, что он не мог сразу встать.

Дядя Лева стал массировать ноги и руки Буренкова, ведь до того, как выйти на пенсию, он был врачом. Правда, каким, я не знала. А я отправилась на кухню за водой, обдумывая свои вопросы к Буренкову. Увидев мельком свое отражение в зеркале, я отметила, что выгляжу очень даже неплохо, а стало быть, не зря так тщательно собиралась на эту встречу.

Ситуация изменилась, Витька оказался жив, и мне его теперь было не жалко. Я снова стала частным детективом, а Буренков — моим подозреваемым. Личные чувства вредят работе, это я знала точно, значит, о наших прошлых отношениях стоило на время забыть.

В чайнике воды не оказалось, и я заглянула в холодильник. Тот в отличие от моего был заполнен самыми невообразимыми вкусностями. С одной стороны, это было объяснимо, так как Витька был поваром. Он и в столицу рванул только из-за того, что в московских ресторанах его труд оплачивался во много раз дороже. Но с другой стороны — если он приехал в Тарасов всего на несколько дней, как он мне сказал, зачем забивать холодильник до отказа? Это мне показалось подозрительным. Конечно, он мог ждать гостей, в частности меня, но съестных припасов здесь, по моим беглым прикидкам, вполне бы хватило на недельное питание трех-четырех человек. «Уж не тех ли, кто его связал по рукам и ногам, Витька собирался потчевать разносортными колбасами, аппетитными бифштексами, помидорчиками и болгарскими перчиками?» — спросила я себя и услышала голос дяди Левы, напоминавшего мне о том, зачем я, собственно, отправилась на кухню.

— Танюша, где же вода? Вы не можете ее найти? Эти изверги отключили водопровод? — задавал вопрос за вопросом сосед Буренкова.

Я достала из холодильника бутылку минеральной воды, взяла с полки два бокала и направилась в спальню, попутно соображая, какую тактику поведения мне выбрать. Буренков никогда не принимал всерьез мою работу частного детектива. Впрочем, его профессиональный выбор мне тоже казался странным. Но в других вопросах мы находили общий язык, и нам, несомненно, было что вспомнить.

Когда я вошла в комнату, Витька выглядел удручающе — он казался морально и физически сломленным и боялся смотреть мне в глаза. Дядя Лева выхватил у меня из рук бутылку минералки и попытался ее открыть. Крышка никак не хотела поддаваться его коротким, толстым пальцам.

— Сейчас, Витенька, сейчас, — приговаривал старик, отчаянно тужась, чтобы отвернуть крышку, и покрываясь испариной. В конце концов дядя Лева понял, что столь нехитрое дело оказалось ему сейчас не под силу, и вопрошающим взглядом посмотрел на меня, протягивая бутылку обратно.

— Зачем ты пришла? — вдруг раздался хриплый полушепот Буренкова. — Что тебе от меня надо?

Я отвела взгляд от дяди Левы и пристально посмотрела на своего давнего бойфренда. Его вопросы меня обескуражили. Я поняла, что совершила непростительную ошибку, развязав Буренкова прежде, чем получила ответы на интересующие меня вопросы. Теперь Витька стал приходить в себя и, казалось, не был расположен откровенничать со мной — у него имелся такой выбор. Шантажировать его глотком воды было бессмысленно, я с трудом, но все же открыла туго закрытую крышку и налила ему полный бокал минеральной воды. Второй бокал я предложила дяде Леве, и старый еврей с жадностью выпил его прежде, чем Буренков сделал свой первый глоток. Я поняла, что Витька тоже обдумывал тактику своего поведения со мной. Это говорило о том, что между нами началась психологическая война.

Дядя Лева быстро оценил это обстоятельство и сообразил, что ему лучше оставить нас наедине.

— Кажется, я здесь третий, а потому лишний, — философски заметил старик-сосед и попятился назад. — Да, Витенька, может быть, ты заберешь у меня свои ключи? Может быть, они тебе нужны?

Буренков молча забрал у него ключи, с помощью которых мы вошли в эту квартиру, и швырнул их на тумбочку. Ключи упали на самый край и едва не свалились. Я и дядя Лева проводили их глазами, потом посмотрели друг на друга, а затем на Буренкова. Нам обоим показалось, что Виктор уже не рад своему