Маршрутка неслась во весь опор, вздрагивая на ухабах. Казалось, она вот-вот развалится. В окно Иннокентий видел широкую песчаную полоску пляжа с синими зонтиками и лежаками. Отдыхающие, похожие с такого расстояния на блох, рассеялись по всему берегу. Примерно половина из них рассекала густую белую пену, выглядевшую отсюда мыльным сливом из стиральной машинки старого образца. С равными промежутками мелькали зеленые клумбы с венчающими их пальмами.

Дорога сделала крюк, парапет исчез, и вместо него вверх стала взбираться красноватая почва, из которой порой торчали огромные корни сосен.

Мелькали бледно-розовые цветы мальвы, сплошной изумрудной стеной стоял можжевельник, яснели аметисты фиалок. Но пассажирам было не до созерцания красот природы. Маршрутку здорово трясло, головы едва не стукались о потолок, жесткие рессоры и жара не оставляли ни малейшей возможности предаваться приятным думам и мечтам.

Дурацкие призывы и рекомендации, больше похожие на приколы, которые «разнообразили» убогую обстановку салона, действовали на нервы.

«Тише назовешь остановку, дальше от нее проедешь», «Не грохочи дверью, не дома!», «Тишина – залог успеха», «Три часа страха, и ты – на месте, стоимость иллюзиона – сто рублей».

Галина со смесью раздражения и насмешки косилась на эти причудливые надписи. Валентин смотрел в окно, рискуя вывихнуть шею. Юрий пялился на молодую маму с ребенком. Очевидно, его внимание привлекли пышная грудь мамаши и ее крепкие руки. Спертый воздух, казалось, не производил на него никакого впечатления. Иннокентий глянул на этого суперспокойного невысокого паренька. Перехватил его быстрый, несколько напряженный взгляд. Юрий, глазея на статную мамашу, нет-нет да и косился на Галину.

Иннокентий, опасаясь встречаться с Галиной глазами, все-таки посмотрел на нее. Она сидела с отсутствующим видом, глядя куда-то в сторону – грустная, терпеливая, с развевающимися от каждого дуновения волосами, с острыми ключицами и красивыми загорелыми ногами.

Глупо, конечно, но Иннокентий ее захотел. Желание посетило его в тряской маршрутке, где мутило от жаркого дыхания людей и раскаленных стенок, где сидел враждебный Валентин и тихий, но настороженный скульптор.

Иннокентий вспомнил минуты их первой близости – на пляже, потом дикое соитие в доме. Ему казалось, что с тех пор прошла целая вечность, что речь шла о любовном пыле других людей, что той Галины, покорной и страстной, не существует. Печаль отразилась на его лице. Он встретился взглядом с Галиной. Она едва заметно улыбнулась. Валентин тут же поймал отсвет этой улыбки и окатил Иннокентия молчаливым презрением. Иннокентий отвернулся, делая вид, что интересуется пейзажем.

Водитель вез пассажиров как дрова. Через полтора часа в Туапсе была первая остановка. Люди имели возможность выйти из машины, подышать воздухом, попить водички. Сам шофер, неразговорчивый малый, утолял жажду у придорожной палатки. Ребята тоже выбрались наружу.

Общий характер пейзажа не изменился. Справа темной голубизной сияло море, слева поднимались покрытые дубовым лесом склоны. На спуске к морю выгорали под солнцем терпкие травы – череда, чистотел, пастушья сумка, хмель, репешок, васильки. Глянцевито блестели под лучами продолговатые листья магнолий, оплетенные омелой пирамидальные тополя выстроились в небольшую шеренгу, давая подобие тени. Беседка торговца напитками, шашлыком и пиццей представляла собой увитые диким виноградом колья и закрепленные на них три рейки. Мангал стоял в двух метрах от беседки, так что расположившиеся за тремя пластиковыми столами путешественники могли наслаждаться и прохладой, и сладким едким дымком, поднимающимся над шампурами.

– Зря столько с собой набирали, – покосился Валентин на сверток с бутербродами, – лучше бы шашлыку поели!

– А ты уверен, что у тебя хватило бы времени прожевать его? – возразила Галина.

Не успела она это произнести, как шофер зычно, с мизантропическим видом скомандовал: «Трогаемся!» Едва успев проглотить по бутерброду, ребята встали со стульев.

Остальные пассажиры тоже поспешили занять свои места в маршрутке.

В Туапсе высадилась дама в панаме. Но на ее место села грузная особа лет сорока в очках, с отвисшей до живота грудью и тройным подбородком.

Нимало не смущаясь своего дряблого тела, женщина носила цветастый сарафан, открывающий полспины. В руках у матроны была большая сумка из кожзаменителя. Заняв свое место, она стала бесцеремонно всех разглядывать.

Особенно досталось Галине. Дама косилась на ее загорелые ноги, на ее плечи и грудь так, словно Галина была виновна в воровстве.

Вскоре, правда, тетке стало уже не до гляделок. Ее так трясло и подбрасывало, что она клацала зубами при каждом особенно сильном толчке и вираже.

Галина переживала свое недавнее пленение. По ее лицу то и дело пробегали тени. Губы дрожали, глаза ввалились. К огорчениям примешивалась усталость, и даже возбуждение, вызванное известием о спрятанных сокровищах, не могло ее растормошить. Валентин нервно кусал губы. Поездка за сокровищами не выглядела пока приятным путешествием или возгоняющей к сердцу адреналин авантюрой.

Даже Иннокентий на какое-то время утратил чувство реальности – не потому, что у него голова шла кругом от письма Архелая Митридату, а потому, что он все меньше ощущал свое присутствие в мире. Ему казалось, что все происходит не с ним, лица друзей выглядели чужими – размытыми пятнами. Может, так влияла духота?

– А вдруг этот лох нас кинет? – настороженно спросил Леха.

– И что? – с оттенком издевки усмехнулся Хазар. – Мы что, его найти не сумеем? Уж тогда ему не жить – это точно!

Раздался злорадный смех.

– Этот гаденыш может любой финт выкинуть, – продолжал сомневаться Леха. – Ты вспомни, как они с сеструхой нам мозги крутили.

– Ну и поплатились хатой, – самодовольно парировал Хазар. – Нет, мы на них нагнали страху – можешь поверить старому волку.

Если что, они – покойники. Вот только нужно быть начеку, следить за маячком.

– А может, нужно было сразу у них эту маляву отобрать? – спросил Леха. – На фиг все на последний день оставлять? Всякое может случиться.

– Что-то ты уж слишком мнительным стал, – поддел Леху Хазар. – Я ж тебе объяснял тысячу раз: чтобы быть в полной уверенности, что казна Митридата там-то и там-то, нам нужно только следить за маячком и вовремя вмешаться. Вот если бы я греческий знал...

– Или хотя бы я, – простодушно сказал Леха.

– Ты-ы? – недоверчиво усмехнулся Хазар. – На тебя тоже надежда плохая – продашь, не дорого возьмешь...

– Ну ты, шеф... – обиженно пробормотал Леха.

– Ладно, расслабься, – ухмыльнулся Хазар, – пока все идет как надо. Если бы, конечно, Адольф не был такой свиньей, если бы не юлил, цен не занижал, тогда можно было бы взять у этих лохов письмо и сунуть ему под нос: на, мол, читай-переводи. Но этот хрыч наверняка ведь что-нибудь не так переведет, и тогда – прощай денежки! И потом, если начать суетиться, если тревогу поднять, засветимся же! Может, ты хочешь, чтобы я с Пеньком поделился? На хрен это надо!

– А если это липа, если Валька просто так о сокровищах ляпнул, чтобы мы их отпустили. Он – хитрый жук!

– Говорю же тебе, тупая башка, – возвысил раздраженный голос Хазар, – никуда они не денутся. Они знают, с кем имеют дело. Вздумали меня дурить, дома лишились! Это только первый этап...

Все я сделал правильно, в наших интересах. Чего нам корячиться, пыль поднимать? Сделаем все чики- чики. Пусть эти выродки едут спокойно в Сочи, найдут казну, а мы потом тихо их накроем со всеми денежками.

Подожди-ка... Они уже в Анапе. – Он следил за пульсацией красной лампочки на карте Краснодарского края. – Ну и...