Над баррикадой, из-за которой недавно вылез парламентер, снова появилась чья-то голова. За ней плечи и туловище, но это было не самое интересное. Самым интересным было то, что появившийся из-за баррикады человек был привязан к столу, повернутому столешницей вперед. Собственно, стол зэки и поднимали. Лицо привязанного, которое хоть и с трудом, но можно было рассмотреть, было знакомым. Это был Клебанов, взятый зэками ночью дежурный помощник начальника колонии.

Даже не оборачиваясь, по лицам своих противников поняв, что сзади все в порядке, блатной снова улыбнулся:

– Ты, гражданин начальник, представляешь, что произойдет, если с ним, – зэк ткнул большим пальцем себе за спину, – что-нибудь случится?

Васильев молчал. Его лицо покраснело, а губы сжались в ниточку. Блатари сразу выложили свой самый крупный козырь. В самом деле, если заложник погибнет, то он, Васильев, пойдет под суд и будет отвечать за его смерть.

– Так как, начальник, выполнишь наши требования?

Васильев не успел ничего ответить – да, собственно, он и не знал, что сказать. За спиной у него раздался какой-то шум, и кто-то тронул его сзади за плечо. Начальник лагеря обернулся. Перед ним был офицер, контролировавший сейчас въезд на территорию лагеря.

– Что такое? – спросил Васильев.

Этот офицер был одним из любимчиков Васильева и потому заговорил довольно фамильярно:

– Как в анекдоте, Алексей Иванович. Есть две новости: хорошая и плохая.

– Ну? Давай, выкладывай!

– Хорошая: наконец-то прибыли внутренние войска. У ворот стоят.

– А плохая?

– Там вместе с ними журналисты с телекамерами.

– Как – вместе с ними?

– Ну, не вместе, но они тоже у ворот. Две группы с центральных каналов, какие-то придурки с радио и пара корреспондентов из газет.

– Мать... – выдохнул Васильев. От страха у него затряслись все поджилки. Если здесь журналюги, то Еременцев уже не поможет, они все вызнают. И тогда...

– Начальник! – раздался голос зэка-парламентера. – Ты оглох, что ли? Если не ответишь, я считаю, что ты нам отказал!

– Погодь! – крикнул Васильев. – Мне нужно время, чтобы подумать.

– Без проблем! – отозвался блатарь. – Но два условия. Первое – думать недолго. И второе – еду нам принесут немедленно. Или мы заложнику глотку перережем.

– Согласен! – крикнул Васильев.

Тут же он схватил за рукав лейтенанта и приказал:

– Распорядись, чтобы им жратвы дали! Быстро!

– Есть!

Васильев шагнул назад, распихивая свою свиту. Навстречу ему шагнул Еременцев.

– Ну? Что делать будем? – с истерическими нотками в голосе спросил начальник лагеря. – Журналюги тут!

– Их нельзя сюда впускать, – решительно ответил Еременцев.

– Но ведь требования... Блатари же замочат Клебанова, меня посадят за него! И скандала все равно не миновать!

– Нужно как-то Клебанова вытащить, – сказал Еременцев. Слова были довольно глупые – как будто и так было непонятно, что заложника надо освободить, но они почему-то сыграли роль спички, поднесенной к кучке пороха. Васильева осенило.

– Есть! Я знаю, что надо делать! – Он чуть не подпрыгнул от радости. – Надо предложить этим уголовникам обменять нашего офицера на Батю. Неужели блатари от такого откажутся? Ведь он смотрящий – и не только по этой зоне, по всей области! Как только обменяем, сразу введем в зону войска и усмирим мятеж. А журналистов сначала не пустим сюда, а потом, как все кончено будет, свою версию происходящего расскажем – дескать, уголовники начали беспредельничать, а когда администрация лагеря их усмирить попыталась, взбунтовались. После ввода спецназа возразить-то нам уже некому будет! А если и останутся живые, то кто им поверит – блатные каких только сказок не придумывают!

– Хм... Неплохая мысль, – отозвался Еременцев. – Но что делать, если блатные все-таки не согласятся? Если решат, что скоро и так смотрящего выручат?

Васильев зло оскалился:

– Согласятся. Мне сейчас терять нечего – если будут ерепениться, я им объясню, что их Батя в ШИЗО и повеситься может...

Ключи – очень маленький и очень бедный старательский поселок. Соответственно, и дорогу к нему нормальную никто проложить не озаботился – только первые два километра от «серпантинки» она была хоть на что-то похожа, а дальше уже шла раздолбанная колея, пробитая году в пятидесятом, да так с тех пор и не подвергавшаяся особенным изменениям. Колея постоянно ныряла в многочисленные ложбинки, взбиралась на невысокие пологие сопки, а более крутые обходила, петляя, как уходящий от погони заяц. В общем, не дорога, а наказание.

Но вездеход потому так и называется, что предназначен для мест, где есть или такие дороги, или вовсе никаких. Эмчеэсовский вездеход медленно, но верно двигался по направлению к Ключам. Если бы кто-то из жителей поселка увидел машину, он бы наверняка сильно удивился – никаких чрезвычайных происшествий, требовавших вмешательства властей, в Ключах не происходило давным-давно.

С тех самых пор, пожалуй, как несколько старателей, упившись самогоном, видели неподалеку от поселка снежного человека. Хотя как раз тогда Семена Лаптева, позвонившего куда-то в город – куда именно, он, протрезвев, и сам не вспомнил, – послали матерно, посоветовали лучше закусывать и бросили трубку. А сейчас нате вам – ни снежного человека, ни каких других катаклизмов, а эмчеэсники едут. Впрочем, никто из поселковых жителей вездехода пока увидеть не мог.

Здоровенная машина только начала медленно, с громким урчанием, взбираться по склону высокой, но пологой сопки, расположенной километрах в шести от поселка.

Немного не доехав до вершины сопки, вездеход остановился. Несколько секунд ничего не происходило, а потом люк приподнялся, и из машины показалась голова в очках, шлемофоне и с замотанным шарфом подбородком. Высунувшийся человек повертел головой, внимательно осматривая местность, а потом оперся руками о края люка и выпрыгнул наружу. Оказавшись снаружи, мужик в шлемофоне еще раз осторожно осмотрелся. Затем наклонился к открытому люку, что-то сказал. Из люка появился толстый черный ствол какого-то солидного оружия. Мужик сноровисто принял его и соскочил с вездехода. В руках у него был ПЗРК «Игла» – российский аналог «Стингера„, который, как признавали все знающие люди, во многом превосходил своего заокеанского братишку. Мужик двинулся вверх, по все той же разбитой колее. На вершине сопки он осмотрелся, подошел к здоровенному серому валуну, находившемуся метрах в десяти от дороги, и закурил, оперев «Иглу“ о камень. Если бы не внушительное оружие, выглядел бы мужик предельно мирно – невысокий, худой и довольно невзрачный.

Раздавшийся вдалеке еле слышный стрекот приближающегося вертолета заставил курящего насторожиться. Мужик мгновенно потушил сигарету и растер в невесомую пыль серые столбики пепла, валявшиеся под ногами. Окурок он не бросил на землю, а сунул в карман, явно не желая оставлять за собой следов. Стрекот вертолета быстро приближался. Мужик в шлемофоне поднял ПЗРК и обошел валун – теперь он стоял со стороны, противоположной той, откуда приближалась вертушка. Потом он несуетливо проверил свое оружие и, видимо, оставшись довольным результатами проверки, опустил «Иглу». Но теперь поза его была напряженной – за одну-две секунды он легко мог подготовиться к выстрелу.

Рассчитана засада была идеально. Прежде чем опуститься на вертолетную площадку, подлетающий борт должен будет взмыть и зависнуть над сопкой, чтобы не врезаться в нее. Некоторое время вертолет будет висеть в воздухе. Отличная мишень, промазать просто невозможно.

Вероятно, мужик из вездехода думал именно так. Он был абсолютно спокоен.