Едва мы поднялись по каменным ступеням на второй этаж, я остановилась с твердым намерением не двинуться дальше, пока он не ответит на мои вопросы. Иначе... Впрочем, я совершенно не представляю, что могло бы случиться, если бы он не ответил.

– Что, девочка? – Он повернулся ко мне, в полной готовности дать отпор психологической атаке. – Погладить тебя по головке или вытереть нос? Какая у тебя просьба к дяде Грегу?

– Объясни мне, что происходит, Грег, – продолжала я, не обращая внимания на его иронию, обращенную ко мне. – Ты сдал нас талибам, потом приехал вместе с этим садистом, потом устроил эту стрельбу... Из-за тебя мы оказались в этой каменной ловушке. Я не понимаю твоих поступков, Грег. И если ты мне сейчас не объяснишь, какую цель преследуешь, можешь считать, что мы вместе не работаем больше... Дальше я буду действовать одна...

Не знаю, достаточно ли серьезной для него оказалась моя угроза. Сама я хорошо понимала, что одна не смогу сделать, пожалуй, абсолютно ничего. Грег это тоже должен был понимать, но, к моему удивлению, ультиматум произвел на него впечатление. По крайней мере, он все же счел необходимым со мной объясниться.

Грег тяжело вздохнул, уселся на каменные ступени и достал сигареты.

– О боже милосердный! О чем только думают эти русские командиры, посылая на задания таких вот симпатичных, но, увы, бестолковых девочек! – Грег взглянул на часы и продолжал: – Можешь считать, что старый Симпсон проводит с тобой индивидуальное занятие по тактике, крошка. Ты спрашиваешь, зачем я сдал, как ты выразилась, вас талибам? Я объясню. Но сначала ответь мне на один вопрос. А что было бы, если бы я этого не сделал? Можешь не отвечать, потому что ответ столь же очевиден, сколь неутешителен. Не было бы ровным счетом ничего. Ты не оказалась бы здесь, тебе не грозила бы опасность. Ну разве – опасность быть изнасилованной Полем, если бы ты ему отказала... Но мы сидели бы в Кайдабаде на перепачканных в завалах задницах и не имели бы никакого понятия, где находятся ваши врачи. Потому что ни в одном завале мы бы их не нашли. Даже если бы разворошили все четыре тысячи бывших кайдабадских домов... Это-то, надеюсь, для тебя очевидно?

– Ты прав, нашли мы их здесь, – согласилась я. – Но вопросов у меня все равно пока гораздо больше, чем ответов на них.

– Я-то прав, – усмехнулся Симпсон. – А вот ты, девочка, не права... Это не мы их нашли. Я, старый Грегори Симпсон, их нашел. А вы были всего лишь приманкой, которую я закинул талибам... И они клюнули. Они очень не любят русских, особенно после русско-афганской войны. Точно так же, как не любили англичан в двадцатые годы. Мне было достаточно сообщить им, что у вас с Полем есть секретное задание – выйти на связь с секретным русским агентом, который работал в Кайдабаде. И они помогли вам выйти на эту связь. Но только под их присмотром...

– Почему же тогда... – начала я, но Грег перебил меня, не дав договорить.

– Потому! – закричал он. – Я не обязан объяснять тебе каждый свой шаг!

– Я тебя предупредила, Грегори Симпсон! – успела вставить я.

Грег бессильно повесил голову. Видно, я его достала своими вопросами. Не уверена, что он говорит мне правду, но его объяснения должны иметь хотя бы какую-нибудь правдоподобность.

– Потому что я поклялся именем великого Аллаха, – устало сказал Грег, – что хочу принять ислам и сражаться в рядах революционной талибской армии за священное дело искоренения неверных. И теперь я уже не лейтенант Грегори Симпсон, а сержант великой талибской Армии Спасения Ислама Гамал Саид... Я объявил свой личный джихад всем неверным, вторгшимся на исконные исламские земли, особенно – собакам-христианам...

Он захохотал, находя, наверное, очень забавным то, что он мне только что рассказал.

– И вы с Полем, – продолжал он, захлебываясь смехом, – первые кандидаты на мою священную искупительную жертву. Вы умрете первыми...

Грег оборвал свой смех и сказал серьезным и оттого несколько жутковатым тоном:

– Я должен убить сорок неверных, чтобы Аллах принял меня под свое покровительство. Пока я этого не сделаю, Аллах не будет обо мне заботиться и не почтит меня своей милостью и защитой...

Вид у меня, наверное, был достаточно красноречивый, потому что, взглянув на меня, Грег опять иронически хмыкнул. Конечно, я была несколько растеряна: ему удалось сбить меня с толку. Но не настолько, чтобы я совсем оставила подозрения на его счет.

– Ладно. Если тебе больше нравится ислам... – не хотела сдаваться я. – Я с уважением отношусь к свободе вероисповедания... Можешь быть хоть кришнаитом, хоть адвентистом седьмого дня, это твое право... Но ты мне так и не объяснил, почему они нас просто не расстреляли? Зачем пытали Судакова?..

«Если он мне сейчас начнет объяснять, – подумала я в каком-то азарте, – значит, ему известна эта фамилия. Значит, он все врет...»

Но Грег оказался слишком опытен, чтобы попасться на мой тривиальный, в общем-то, крючок... Или я не права, подозревая его, и все его объяснения были правдой... Грег поднял на меня свои хитрые глаза и спросил с искренним, как показалось, удивлением:

– Судакова? Это один из врачей? Не знаю... Но тебя-то почему это так волнует!.. Уж не ты ли связник, о котором болтала эта обезьяна в очках? Объясни-ка мне – почему вообще послали именно тебя. Я не нахожу выбор генерала Васильева особенно удачным...

Я с досадой вынуждена была констатировать, что опять до конца так ничего и не выяснила. Конечно, объяснения Симпсона оказались несколько, как бы это сказать, экзотическими, что ли, но я вынуждена была довольствоваться именно такими, ведь у меня не оставалось ни одного аргумента, опираясь на который, я могла бы уличить его во лжи. Да еще и на меня он попытался наехать. Серьезно объяснять ему что-либо я, конечно, не собиралась, но ответить что-нибудь было необходимо. И чтобы прозвучало это правдоподобно, если уж не убедительно...

– А кого бы он послал еще разыскивать этих людей, когда у него нет буквально ни одного свободного человека. Психолог входит в состав отряда по штату, – врала я напропалую, не особенно заботясь о том, что Грегу может быть известна структура российского отряда, – но в завалах моя специальность не особенно ценится, ты и сам, наверное, это знаешь... Вот Васильев и послал меня... Можешь считать, что я здесь случайно оказалась...

Я замолчала, но он молчал тоже, напряженно на меня глядя, словно в ожидании ответа. Ах да! Я же так и не ответила на его первый вопрос...

– Судаков – это тот, с изуродованным лицом... Что же все-таки они от него добивались?

В ответ на мой вопрос Грег поднялся и кивнул головой, приглашая идти за ним.

– А вот это мы сейчас попытаемся выяснить прямо, так сказать, из первоисточника...

Только войдя вслед за Грегом в комнату, в которой мы с Полем и врачами провели прошлую ночь, я окончательно поняла, что Грег просто издевался надо мной, болтая какую-то чушь о своем переходе в исламскую веру... Он попросту заткнул меня, чтобы я не мешала ему своими вопросами. Ни на один из которых он так и не ответил. Он говорил со мной в таком тоне, что у меня не было никакой уверенности, что хотя бы одно его слово – правда.

Раненый офицер в очках в неестественной позе сидел на каменном полу и пытался перебитой пулей правой рукой вытащить пистолет из-за пояса. Левая его рука висела плетью, ею он, видимо, управлять не мог. Пальцы же на правой шевелились, но кость была перебита и пистолет из кобуры ему вытащить не удавалось. Увидев нас, он зло оскалился и прошипел что-то угрожающее.

А я, глядя на него, вспомнила, как он сказал о Греге – «мой американский друг мистер Грегори Симпсон». Если бы Грег и правда принял ислам, талиб назвал бы его другим именем, новым... Симпсон опять обвел меня вокруг пальца. Порезвился, но так ничего, по существу, и не сказал...

– Он нам пообещал гнев Аллаха, – сообщил мне Грег. – Ты не боишься прогневить Аллаха, девочка? Я- то старый грешник, наш христианский бог давно уже в претензии на меня, теперь вот и Аллах туда же. Боюсь только, как бы они не договорились друг с другом. Вдвоем-то они, чего доброго, и сладят со мной...

– Ну ты, чертова обезьяна... – неожиданно крикнул Грег и ударил офицера носком тяжелого, окованного железом форменного ботинка в раненое плечо, – что ты хотел от него?

– Судаков, Линев и Карпов! – пронзительно закричал молчавший прежде анестезиолог в сильнейшем