вы русский?

«Ну ты не могла ничего глупее спросить? – съехидничала я. – Теперь остается добавить – и я русская! Какое, мол, совпадение!»

– Да я такой же француз, как ты – негритянка! – сказал Поль... То есть полковник Поляков, конечно.

– И если честно, – вздохнул он, – то никакой я не полковник, а майор. И не войск МЧС, а ФСБ.... А вот Судаков был полковником... Да. Жаль человека. Хорошо хоть погиб с честным именем, без подозрений. Это тебе спасибо...

– Я надеюсь, что Поляков – это настоящая ваша фамилия? – спросила я. – Или такая же бутафория, как и все остальное?

Поляков смущенно улыбнулся.

– И объясните мне, наконец, – продолжала я уже с некоторым негодованием на то, что этот человек так долго водил меня за нос там, в Афганистане. – Объясните мне, зачем понадобилось посылать меня, спасателя-психолога, за вашим Судаковым? Что у вас, своих людей мало?

– А что ты кипятишься? Смотри – перегреешься. Своих послать не могли. Нам запустили оттуда информацию, что Судаков перевербован. У нас же все бывает. Человека из своей системы мы послать не могли, пока не раскроем источник этой анонимки-ориентировки на Судакова... А тут от него сообщение, что ему срочно требуется человек, чтобы с ним передать сверхсекретную и сверхважную информацию. Кого послать? Обратились в ваше ведомство, попросили человека опытного, самостоятельного, чтобы в людях хорошо разбирался и чтобы хоть раз в Афганистане побывал... Ваш компьютер подумал четверть секунды и выдал нам тебя... Вот ты и полетела на задание. А что сразу не могли тебе все объяснить – извини, служба такая, темнить больше приходится, чем откровенно говорить...

– А что же вы мне не прикажете срочно сдать эти ваши сверхсекретные материалы?

– И в самом деле, – спохватился Поляков. – Где же они?

– Грег в руках их держал и не догадался! – Я была очень довольна собой. – Вот они, смотрите...

Я достала из кармана шприц-тюбик с наркотиком, сняла колпачок-иглу и вытряхнула из него... три капли прозрачной жидкости...

– Извините, – смутилась я, – я, наверное, перепутала...

Открыв второй тюбик, я с раздражением увидела, как из него капает та же самая прозрачная маслянистая жидкость... Уже не извиняясь, я взялась за третий тюбик, с обидой фокусника, которому испортили весь эффект от фокуса....

Но фокус, как оказалось, поджидал меня саму. Из третьего тюбика тоже вытек кетамин. Микрокассеты не было...

– Не понимаю... пробормотала я. – Она была в шприц-тюбике...

Поляков неожиданно рассмеялся.

– Извини меня, конечно, но очень хотелось посмотреть, как ты будешь кассету искать... – сказал он. – Мои ребята ее еще в гостинице у тебя конфисковали, а тебе другие тюбики подсунули... Сама понимаешь, материалы сверхсрочные, как предупреждал Судаков...

– Так ты, значит, мне и тут комедию ломал. – Я совершенно забыла, что человек, стоящий напротив меня, – то ли полковник, то ли майор, а я всего лишь старший лейтенант. – Ну ты и... наглец!

Я схватила со стола толстую папку, на которой было написано: «К докладу!» и, размахнувшись, стукнула его прямо по лбу...

Помню только восхищение, с которым смотрел на меня француз Поль, он же полковник Поляков, он же майор Поляков... Потом он взял меня за плечи и поцеловал... Глаза мои закрылись, и весь гнев прошел...

...Три дня в Москве, которые мне выхлопотал у моего начальства Поляков, по яркости впечатлений я могу сравнить, наверное, только с землетрясением в горном Гиндукуше... Впрочем, не буду особенно распространяться, это слишком личное. Скажу только, что три ночи я спала на его плече...

...Но три дня кончились, и Поль (продолжала его так называть, несмотря на все его протесты) проводил меня в Быково на самолет... Прощаясь, мы ничего друг другу не обещали, даже звонить... все равно судьба сама решит все за нас. Если он не сможет без меня – значит, я его увижу вновь... А я точно знала, что без него – смогу... Смогла же без Сережи...

В управлении меня встретили с бурной радостью. Только спасателям понятна радость возвращения их друга со сложного задания... Меня чуть ли не качали, втайне от Григория Абрамовича (меня теперь так и подмывает называть его Грегом) напоили шампанским, а потом усадили на мое законное рабочее место, к которому я и привыкнуть-то еще толком не успела, Кавээн, Игорек и сам Григорий Абрамович расселись вокруг меня и потребовали:

– Рассказывай!

И я им рассказала. Это была захватывающая романтическая история любви российской спасательницы и французского офицера на фоне стихийного бедствия и международного терроризма. Григорий Абрамович тер свою лысину, Кавээн нервно скреб небритые, как всегда, щеки, а Игорек время от времени говорил: «Да-а-а!» и поглядывал на меня с уважением.

И конец у этой истории был выдержан в общем героико-романтическом духе. Французский офицер расстреливал из автомата банду пакистанских головорезов под предводительством американца Грега Симпсона и выводил через горы российскую спасательницу с секретными документами к нашим пограничникам... В общем, спасал меня, как настоящий герой.

Не могла же я им рассказать, что француз оказался майором ФСБ, служебная тайна – вещь серьезная, за ее разглашение и уволить из рядов могут... Да ведь, по сути дела, почти так оно и произошло. Ведь это Поляков, воспользовавшись тем, что Грег с тремя охранниками засел в пакистанской деревушке, вернулся на тайную американскую базу, расстрелял двух оставшихся на ней охранников и, разыскав радиопередатчик, сообщил генералу Васильеву координаты селения, где Грег держал меня под арестом. Вертолет со спецназовцами вызвал Васильев по наводке Полякова.

...Жизнь в тарасовском управлении МЧС пошла своим чередом, закрутились новые дела, и новые чрезвычайные происшествия потребовали моего личного участия в событиях... Но через неделю после моего возвращения российские средства массовой информации сообщили, что власть в Афганистане полностью захватили сторонники движения «Талибан» и на северной границе Афганистана концентрируются талибские войска...

А еще через месяц мне присвоили очередное звание – капитан спецвойск МЧС – и приказом министра наградили именным оружием – небольшой «береттой» с выгравированной на ней надписью: «Капитану О. Николаевой за безупречно выполненное задание». И дата.

Конечно, есть в этом некоторое преувеличение. Но задание все же выполнено, пусть и не безупречно... В конце концов, это было мое первое задание.