показалось, что это один из ваших, по-английски он бы меня не понял...» Словом, ерничал старый американский лейтенант на всю катушку...

Каким-то сложным путем мы по окраинам города попали на его юго-восточную часть. Симпсон объяснил, что это, конечно, самый длинный путь, зато самый быстрый – по центру из-за завалов просто не проехать без бульдозера. Поль отчаянно закрутил головой во все стороны, потому что это был район нефтехранилища, здесь работали его люди, и он, естественно, хотел быть уверен, что у них все в порядке. Но ничего особенно тревожного и требующего его вмешательства заметить не удалось.

Мы обогнули район пожарища, и Симпсон резко увеличил скорость. Я обратила внимание, что мы едем в сторону от города, удаляемся от него на юго-запад, по дороге, идущей вдоль реки, то вплотную подступающей к ней, то отпрыгивающей в сторону...

– Грег, куда мы едем? – вцепилась я в плечо Симпсона. – Что это за река?

– Ай, ай, ай! – запричитал Симпсон. – Девочка забыла, куда она едет! Поль! Напомни своей подружке, куда мы все вместе собрались... Или ты тоже забыл? Ну, ребята, вы огорчаете старину Грега...

– Эта дорога идет в селение Джури, километров тридцать от Кайдабада... – объяснил мне Поль. – А речка та же самая, что и в Кайдабаде, – Кокча.

– Зачем мы туда едем, Поль? – не могла успокоить я свои подозрения.

– Наверное, он думает, что в Джури находится талибский отряд. И это вполне вероятно – талибы не охотники разгребать грязь своими руками. Они предпочитают подождать, когда это сделаем мы. А потом заставят нас убираться из их страны в течение часа... Это в виде искренней благодарности за нашу помощь...

– Эй, ребята! – вмешался в наш разговор Симпсон. – Вы слишком категоричны. И слишком боитесь этих наивных детей природы. Они кровожадны, но только потому, что их обижают большие и сильные страны. Как бы ты, девочка, относилась к французам, если бы они ввели войска в Москву и Ленинград «по просьбе» какой-нибудь одной из ваших парламентских фракций. И убивали бы ваших людей только за то, что им не нравится французский прононс...

Последние слова он произнес, зажав себе нос двумя пальцами.

– Ты, девочка, – продолжал Симпсон, – ненавидишь настоящих хозяев этой страны только потому, что они убивали ваших парней. Но ваши солдаты отрывали им головы ракетами и крошили на куски автоматными очередями... Стоит ли удивляться, что здесь не любят русских. Ваш генерал все это хорошо понимает, и его ничто здесь не удивляет. Он признает за талибами право чувствовать себя здесь хозяевами. А вы, видно, нет...

– Заткнись, Грег, – не выдержала я, поняв вполне достаточно, чтобы его слова вызвали мое раздражение. – Мы давно ушли из этой страны. И сейчас я здесь для того, чтобы помогать, а не устанавливать свои порядки...

Я много еще чего хотела сказать этому самодовольному американцу – и по поводу наших парней, и по поводу ненависти талибов к русским, но подобрать английские слова сразу не смогла, а в следующий момент обочина дороги справа от нас взорвалась осколками камней, и машину хорошо тряхнуло.

Грег тут же остановился и выключил мотор. Но происшествие его не особенно взволновало. Он поудобнее устроился на своем сиденье и достал сигареты. Я ничего не понимала. Грег был спокоен, словно взрыв мины рядом с твоей машиной – самое обычное явление. Он закурил, протянул пачку нам с Полем, на заднее сиденье.

Поль взял сигарету, закурил. Он, как и Грег, был спокоен, по крайней мере – внешне. Я тоже взяла сигарету. Но спокойно закурить ее не смогла. Руки дрожали. Мне очень хотелось бы понять – что происходит, в конце концов?..

– Что это было? – спросила я, сама не зная, к кому обращаюсь. – Почему мы стоим?..

Грег только саркастически хмыкнул и, отвернувшись, промолчал. А Поль посмотрел на меня пристально и тихо сказал по-русски:

– «Пушки с пристани палят...»

Чисто сказал, без всякого акцента. Я даже рот от удивления приоткрыла. Смотрела на него, хлопая глазами, – померещилось, что ли?

Но он только легко рассмеялся и продолжил так же чисто, но уже по-английски:

– Нам приказали немедленно остановиться. Дорога здесь хорошо пристрелена минометами. Если мы двинемся дальше, следующей миной они разнесут нашу машину... Совсем как в какой-то вашей сказке... «О за-ре Золь-та-не»... – последние слова Поль произнес тоже по-русски, но теперь с ужасным акцентом.

«Что это за сказка такая? – подумала я в недоумении, но тут же сообразила. – Царь Салтан! Ужасное произношение...»

– Из машины-то хоть можно выйти? – спросила я недовольным тоном. – Что, так и будем сидеть неизвестно сколько времени?

– Вот это-то как раз известно, – пробормотал Грег. – Ждать нам осталось...

Он взглянул на часы.

– ...минуты три. А из машины лучше не выходить. Минометчики у них ужасно нервные...

Помолчали. Через три минуты услышали шум мотора, и к нашему джипу подъехал небольшой грузовичок. Из него посыпались чернобородые парни в засаленных афганских халатах с автоматами и карабинами. Они мгновенно окружили наш джип и застыли в угрожающих позах.

– Сидите спокойно, – предупредил Грег. – Здесь не любят резких движений...

Из кабины грузовичка вылез, судя по полуармейской экипировке, офицер. Он крикнул что-то резкое на своем наречии, из которого я не поняла ни слова. Двое солдат подскочили к джипу с обеих сторон и рванули настежь дверки машины. Офицер опять что-то резко крикнул. Теперь уже, похоже, в наш адрес.

– Выходим! – скомандовал Грег. – За оружие не хвататься, не бежать, двигаться спокойно. И ни в коем случае не улыбаться...

Я решила во всем положиться на опыт и предусмотрительность Грега. В конце концов, не самоубийца же он! Знал, куда нас вез.

Мы втроем выбрались из машины. Стоять под десятью стволами было не очень-то приятно. Да еще вечернее солнце било прямо в глаза, и я не видела ни одного лица стоящих напротив меня четырех человек с автоматами. Только темные фигуры в халатах.

Офицер медленно прошелся перед нами, заглядывая каждому в глаза и рассматривая нашу разномастную форму. Передо мной он остановился и, ткнув в меня пальцем, опять что-то резко сказал. Тотчас двое солдат подскочили ко мне и, толкая автоматами, заставили бежать к грузовику. Поль и Грег стояли без движения. Ни один из них не повернул даже головы в мою сторону.

Подбежав к машине талибов вплотную, я остановилась и тут же получила удар прикладом автомата в спину. Солдат закричал на меня, указывая стволом автомата наверх. Ничего не оставалось, как лезть на борт грузовика. Забравшись наверх, я встала, не зная что делать дальше. Солдат опять что-то крикнул, и я догадалась: мне нужно сесть. Что я и сделала.

Самое неприятное – теперь мне не было видно, что происходит около нашей машины. Я сидела с тяжелым чувством беспомощности и напряженно прислушивалась, стараясь понять, как развивается ситуация – опасно для нас троих или не очень?

Пистолет в задней кобуре упирался мне в поясницу, но это меня нисколько не радовало, скорее наоборот, вселяло тревогу. Если у меня не отобрали оружие, это еще не значит, что мне доверяют. Это скорее означает, что меня не принимают всерьез как противника, только и всего. А что я, собственно, могла сделать с одним пистолетом против одиннадцати хорошо вооруженных человек. Я же не супермен какой- нибудь из голливудского фильма или крутого российского детектива, герои которых так же похожи на живых людей, как я на Шварценеггера.

К сожалению, понять что-либо из того, что происходит внизу, было трудно. Я слышала резкий голос талибского офицера, но что он говорил, было совершенно непонятно. Было похоже: что-то спрашивал... Наконец донесся глуховатый голос Грега. Не сразу до меня дошло, что он отвечает офицеру тоже на местном наречии. Это меня несколько успокоило. Раз началось что-то вроде переговоров, можно надеяться на благоприятный исход дела.

Что там произошло, я так и не поняла, но было слышно, как после очередного крика офицера люди внизу побежали, и в кузов грузовика один за другим стали запрыгивать солдаты. Я сидела не шевелясь. Но