деревне. Два дня прошло в полном безделье, если не считать того, что юноши несколько раз заступали в караул по охране лагеря.

Наконец отряд вернулся, приведя с собой четырех молодых женщин, человек пятнадцать детей самого разного возраста, в том числе четырех девочек лет по десять-двенадцать. Никто из тех, кого привели с собой повстанцы, не выглядел счастливым и веселым. Шариф знал, что бойцы часто забирают с собой из деревни детей, Отти рассказывал ему об этом. Впоследствии повстанцы воспитывали из них патриотов. Он говорил также, что родители добровольно отдают детей повстанцам. То, что дети не выглядели радостными, Шарифа не удивляло – наверняка скучают по родителям. И все-таки что-то в этих женщинах и детях показалось Шарифу подозрительным. Ночью он опять плохо спал – опять слышались плач и мольбы женщин.

Уже на следующий день после возвращения отряда началась муштра мальчиков. Отти выступил перед ними с какой-то речью, затем важный и самодовольный Бусинга с помощью нескольких бойцов отряда занялся обучением. Физические упражнения, занятия с оружием – все это сопровождалось короткими, но энергичными лекциями и побоями. Шарифу такая муштра показалась излишне жестокой. Конечно, такое отношение к детям можно объяснить необходимостью выработки у них характера будущих бойцов, которые должны беспрекословно подчиняться своим командирам. Такие объяснения Шариф нашел логичными, но не особо убедительными.

Неожиданно Шариф осознал, что ему стало тошно находиться среди этих непонятных ему людей, этого непонятного движения. Все у них было каким-то нелепым и неправильным. Жестокость везде, жестокость во всем. Складывалось ощущение, что во всем мире есть только горстка довольных и счастливых людей – вот этот отряд под командованием генерала Отти. «Все это не то, что мне нужно, – понял Шариф, – ничему я здесь не научусь». И он решил поговорить с Магибой. Молодой эфиоп быстро нахватался разговорных фраз, и умудрялся общаться с некоторыми бойцами. Все это время он не особенно скучал, но время от времени поглядывал со стороны на своего хмурого товарища.

– Слушай, Магиба, – решился все же на разговор Шариф, – тебе здесь нравится?

– А почему ты спрашиваешь? – вопросом на вопрос ответил эфиоп, внимательно глядя на друга.

– Мне здесь в последнее время совсем не нравится. Поэтому я и хочу знать твое мнение обо всем этом.

– Люди как люди, – ответил без обычной улыбки Магиба. – Занимаются своим делом, в своей стране. Мы можем здесь подзаработать, и очень неплохо.

– Заработать! – возмущенно повторил Шариф. – Только это у тебя и на уме.

– У меня? – искренне удивился Магиба. – А кто первый заговорил, что нужно заработать, чтобы вернуться домой с деньгами и начать новую жизнь?

– Ну, говорил, – согласился Шариф. – Только я не об этом. Не сбивай меня. Что ты думаешь об этих повстанцах и о людях в деревнях, в которые мы заходили с отрядом? Что ты думаешь о детях и женщинах, которые живут здесь, в лагере?

– Ах вот ты о чем? – удовлетворенно ответил Магиба. – А ты сам еще не понял?

– Что?

– А то, что это скорее бандиты, а не повстанцы. Я что-то не заметил, чтобы население их поддерживало. Кстати, мешки с деньгами так и лежат в хижине генерала.

– Да, насчет населения я как-то тоже засомневался, – подтвердил Шариф.

– А насчет мешков с деньгами не засомневался?

– А что мешки?

– А то, что их никто не бросился раздавать несчастным и ограбленным правительством людям. Даже своим генерал раздал сущие крохи. Я тут пообщался кое с кем. Есть и обиженные, а есть и такие, кто считает, что деньги отправят на нужды движения.

– Ну, это правильно, только почему Отти сказал нам, что раздаст деньги? Может, раздадут в другом месте?

– Раскрой глаза, Шариф! Какое другое место, какие нужды движения? Если так называть нужды главарей движения, тогда все правильно.

– Ты не перегибаешь палку, Магиба?

– Уверен. А ты по ночам разве не слышал женские крики и плач?

– Слышал.

– Не знаю, Шариф, доверчивая ты душа, что ты по этому поводу себе нафантазировал, только хочу тебе сказать, что их насилуют по ночам. Понимаешь? Насилуют всем отрядом. Иногда всю ночь напролет.

– Ты это серьезно? – спросил потрясенный таким открытием Шариф.

– Убеждать не буду. Придет ночь – сам увидишь. А заодно могу показать, где закопали двух женщин. Ты, наверное, заметил, что две из них недавно исчезли. Они, друг Шариф, ночью себе вены вскрыли. И умерли.

Шариф схватился за голову и сидел некоторое время молча. Магиба смотрел на друга с сожалением. Потом похлопал его по спине и, обняв за плечо, тихо сказал:

– Вот значит, что тебя все это время мучило? Я-то думал, что ты обо всем догадался и все понял. А ты, оказывается, в сомнениях терзался, понять не мог. Нужно было у Магибы спросить – Магиба тебе все бы рассказал. У Магибы глаз острый на такие вещи.

– Бежать отсюда надо, – пробурчал Шариф, не поднимая головы, – бежать, пока мы полностью в этом дерьме не перепачкались.

– Как скажешь. Не нравится – давай удерем. Мне все равно, я человек без обязательств и привязанностей.

– Надо придумать, как удирать и когда. Ты, Магиба, их язык немного освоил; попробуй выяснить, что- нибудь про населенные пункты, дороги и все такое прочее.

– Это все я уже выяснил и без твоих советов. Только нужно придумывать не то, как и когда удирать, а с чем. Я лично не вижу большого греха в том, чтобы обокрасть преступников. Зря мы, что ли, с тобой здесь торчали? Еще и воевали за них.

– Ты хочешь унести эти мешки? – уставился Шариф на друга, пораженный его смелости, граничащей с наглостью. – Мы местности не знаем, в джунглях уже один раз заблудились. А тут еще и преследование будет. Они же здесь каждую тропинку знают – сразу догонят, а потом как тех, в деревне, привяжут к дереву и сожгут!

– Ну-ну, зачем все так мрачно, – ответил Магиба и наконец улыбнулся своей беззаботной белозубой улыбкой. – Нас и без этого ничего хорошего здесь не ждет. Я ведь пообщался с ребятами. Добровольно отсюда не уходят. Попытки были, но заканчивались примерно так, как ты и предполагаешь. Так что если нас поймают, то убьют обязательно, независимо от того, с деньгами мы сбежали или налегке. Так что если мы все равно рискуем жизнями, то давай прихватим с собой немного деньжат.

– Тогда давай думать, и думать очень серьезно, раз мы в таком серьезном положении, – согласился Шариф с твердой решимостью, какой Магиба давно в нем не видел.

– А я уже подумал, – заявил Магиба, – и придумал.

– Уже? Когда же ты успел?

– Хороший ты парень, Шариф, только все время забываешь, что твой друг вор, а не идейный пустомеля, – гордо заявил Магиба. – Ты в хижине Отти бывал, видел, что у него есть подробные карты?

– Да, конечно.

– Уже молодец, а я думал, что ты с ним только о благе народа разговаривал и ничего, кроме светлого будущего впереди, не видел, – похвалил друга Магиба, но, увидев, как Шариф надулся, поспешил исправиться. – Ну, извини, это я так, треплюсь! Карты есть и у Бусинги. Они, когда планируют свои делишки, собираются каждый со своими картами. Сам Отти на операции выезжает очень редко – он осуществляет общее руководство, а всю грязную работу делает как раз Бусинга. Так что карты всегда в лагере, и мы можем ими завладеть. Только нужно, чтобы Отти тоже остался в лагере.

– Это ты здорово все подметил, – похвалил Шариф друга, – только нам пешком от них не уйти, а преследовать нас будут обязательно.

– Тут я тоже кое-что придумал и выяснил. Помнишь, мы военных перебили на дороге, когда эти мешки с деньгами добывали? Так вот, эти четыре машины, на которых мы ездили, не единственные. Есть еще