– Не вставай, – остановила Шарифа Мун, взяв его за рукав, – ты при падении ногу вывихнул. Мы тебе ее вправили, но пока ходить не стоит.

Когда совсем рассвело, караван из трех мулов был уже в пути. Груз немного перераспределили, и Шариф теперь с забинтованной ногой восседал на одном из вьючных животных. Его новые попутчики так и не объяснили, кто они, что везут и куда следуют. Но у Шарифа теперь, по крайней мере, была какая-то опора в жизни, определенная цель.

Караван шел медленно – как понял Шариф, его попутчики не выбирали прямой путь, а старались передвигаться по тем участкам саванны, где растительность была гуще. Или спускались в низины, шли по руслам пересохших рек. Раваджан и в этот день, и на следующий не оставлял Шарифа в покое. Он часто подходил к юноше и задавал новые вопросы. Про деревню, где жил Шариф, про рыбаков, про Ахмада и Халида. Много расспрашивал про город, куда рыбаки возили свой улов.

Вечером с мулов снимали вьюки и ящики, стреноживали животных и разводили костер. Между собой новые товарищи Шарифа разговаривали мало. Да и с ним, кроме Раваджана, почти никто не разговаривал. Самому же Шарифу, после того как он рассказал о себе все, наоборот, очень хотелось говорить – о том, что его беспокоило, что наболело в душе, о своих планах на будущее. Но Раваджан только задавал вопросы. С Любо и Джоном заводить душевные разговоры не хотелось, во-первых, из-за их отталкивающего внешнего вида типичных головорезов, а во-вторых, потому что они были белыми. Белым – кроме, пожалуй, русских – Шариф не доверял.

Собеседника Шариф нашел в лице Мун, которая продолжала его опекать. Юноша не знал, что это именно она спасла ему жизнь, настояв ночью на том, чтобы отправиться на звуки выстрелов. Но она подкупала его своим вниманием к нему и добротой. Кроме того, эта тридцатилетняя женщина была очень красива и обаятельна. Ничего удивительного, что Шариф уже через два дня был влюблен в нее по уши. Он нарисовал себе романтический образ прекрасной и таинственной незнакомки. Лелея в своей душе этот образ, Шариф не задумывался о том, чем занимается эта женщина, чем зарабатывает себе на жизнь. На прозрачные намеки относительно ее профессии, которые порой делал Джон, Шариф не обращал никакого внимания.

В один из вечеров, когда Раваджан в очередной раз пообещал Шарифу, что даст ему работу, юноша сидел у костра в обществе Мун. Ему было так спокойно, как не было уже очень давно. Так же хорошо ему было только в Находке, в доме у Александра Кузьмича и Аси. Но это было очень давно. Шариф сидел рядом с женщиной и философствовал по поводу своих планов на жизнь. Мун слушала его со странной улыбкой на лице. Шариф не мог понять, то ли она относится к его словам с одобрением, то ли скептически.

– А почему ты обязательно хочешь быть богатым? – неожиданно спросила его Мун.

– Как зачем? – удивился Шариф ее непониманию очевидного. – Когда я буду богат, я буду независим.

– От чего? – со снисходительной улыбкой снова спросила Мун.

– От чего? Не от чего, а от кого, – убежденно заявил Шариф. – Я буду независим от других людей. Я смогу покупать все, что захочу, и делать все, что захочу. Богатых все уважают и с ними все считаются.

– Вот оно что! – засмеялась Мун. – Вот где твое больное место. Ты, наверное, очень долго страдал от того, что с тобой не считались, не уважали тебя, как ты этого хотел.

Шариф открыл было рот, чтобы возразить, но не нашел, что ответить. В глубине души он понимал, что Мун его раскусила, но признаваться ей в своем больном самолюбии не хотелось.

– Ты одного не понимаешь, Шариф, – продолжала женщина, – что богатство делает человека очень зависимым. Он зависит от людей, которые на него работают, потому что их надо заставлять работать – так, как это нужно тебе, а не так, как этого хочется им. Нужно все время думать и помнить об этих людях. А еще нужно все время думать о своих деньгах, потому что их очень легко потерять. Деньги должны приносить доход. Это значит, что ты зависишь от банков, от предприятий, в которые эти банки будут вкладывать твои деньги, пытаясь на них заработать. Ты не представляешь, сколько тебе будет нужно помощников для управления твоим богатством. Чтобы быть уверенным, что тебя не обворовывают, тебе постоянно нужно быть в курсе всех своих дел. У тебя не будет и секунды свободного времени, чтобы насладиться тем богатством, о котором ты так мечтаешь. Так стоит ли к этому стремиться? Стоит ли стремиться к добровольному рабству?

– Не может быть! – удивленно воскликнул Шариф, ошарашенный нарисованной Мун картиной жизни богатого человека.

– Может, мой мальчик, может.

– Но бедным быть еще хуже! Каждый норовит тебя унизить, обмануть…

– О-о! Стоит ли об этот горевать. Что может потерять бедняк? Богач же постоянно трясется, боясь потерять свои деньги – большие деньги!

– Я не понимаю, Мун. Ты хочешь убедить меня, что нищим жить гораздо лучше?

– Гораздо спокойнее. Только не нищим, а бедным. Денег нужно ровно столько, чтобы тебе хватало на жизнь. Как только у тебя их будет немного больше, сразу же найдутся люди, которые захотят их у тебя отнять. Нет, Шариф, найди себе дело и занимайся им потихоньку всю жизнь. Ты поймешь, что это гораздо спокойнее и надежнее.

– Не хочу я такой жизни, Мун, – удрученно ответил Шариф, – я хочу жизни яркой и интересной. Я хочу быть большим человеком!

– Пока что ты большой мальчик. Что ты знаешь о жизни и о людях? Чтобы подняться над людьми, их нужно знать. Нужно знать, чего они хотят, что любят и что ненавидят. Нужно очень хорошо знать, за что они будут тебя любить и уважать. Почему твои земляки не пошли за тобой в самом начале? Потому что не верили в тебя, потому что ты не был для них авторитетом. Потом ты достал деньги, и они тебя за это зауважали, поверили в тебя и пошли за тобой. Но ты не оправдал их надежд, и от тебя отвернулись. Сразу же нашлись добрые люди, которые захотели предложить тебе свою сомнительную помощь. Твоя беда, Шариф, в том, что ты берешься за незнакомое для тебя дело, совсем не разбираясь в нем. Тебе ведь не пришло в голову занять денег и поставить кузницу? Ты хорошо понимаешь, что совсем не знаком с кузнечным делом. Так почему же ты решил, что знаешь дело пиратское? Оно ведь заключается не столько в захвате добычи, сколько в умении превратить потом эту добычу в деньги. Тебе нужно было узнать все тонкости пиратского дела, прежде чем влезать в долги и выходить в море.

– Ты хочешь сказать, что я слишком доверчив, потому что не знаю людей?

– Просто ты очень молод, мой мальчик, – ласково сказала Мун и погладила Шарифа по щеке. – Все это пройдет, только не надо спешить.

Юноша сидел, глядя в огонь, и думал о том, что ему говорила эта красивая женщина. Обидно было слышать, что он ни на что не годен. Пока не годен, но все равно обидно. Внутри Шариф считал себя уже вполне самостоятельным человеком, способным принимать решения. Мужчины давно уже уснули, завернувшись в одеяла, и тихонько похрапывали. Шариф посмотрел на восхитительное звездное небо, и ему стало грустно.

– Откуда ты все это знаешь, Мун? – спросил он с отчаянием в голосе.

– Что знаю? – не поняла женщина.

– Ну, все это: про богатых, про людей, про жизнь. Как будто тебе сто лет и ты прожила долгую-долгую жизнь.

– Мальчик, я и прожила долгую-долгую жизнь. А еще у меня были хорошие учителя. За свои тридцать лет я такого насмотрелась, что и врагу не пожелаешь.

– Тебе тридцать лет? – не поверил Шариф.

– А ты не веришь? – горько усмехнулась женщина.

– Ты такая красивая и молодая.

– Неужели?

– Да, – сдавленным голосом подтвердил Шариф и, судорожно сглотнув комок в горле, добавил: – И ты мне очень нравишься.

– Мальчик, – рассмеялась женщина и погрозила ему пальцем, – а не рано ли тебе на девушек заглядываться?

Шариф насупился, обиженный ее снисходительным тоном. Мун примирительно обняла юношу и чмокнула в щеку.