На экране тут же появилось новое сообщение:

Последнее слово все же осталось за ней.

Сразу после новогодней ночи ударили морозы. Москву завалило снегом, и по утрам с улицы раздавался скрежет лопат – дворники расчищали тротуары. Как в детстве, когда сонный Ратов с трудом просыпался и, не открывая глаз, собирался в школу.

На этот раз спешить ему некуда. Почти принудительно он, как и другие кремлевские чиновники, был отправлен в отпуск на все время праздников, хотя дел осталось выше крыши. Приходить в опустевшее здание Администрации казалось неприличным и вызывающим, и он предложил Марике хотя бы на несколько дней вырваться в подмосковный санаторий: покататься на лыжах, погулять по заснеженному лесу, поплавать в бассейне.

– У меня же экзамены, – возразила Марика, – и один день я дежурю в банке.

– Все успеем. Но если не хочешь за город, проведем каникулы дома, – схитрил Ратов.

«Лучше уступить, чтобы потом одержать победу».

– Ты все равно не дашь мне заниматься, – капризно надула губы Марика.

– Я буду подавать тебе еду в постель, – пообещал Ратов.

– Вот именно! Лучше на природу. Но при одном условии.

– Каком? – строго прищурился Игорь.

– Заедем к моим родителям, хотя бы на один день. Они приглашали.

Ратову ужасно не хотелось знакомиться с родственниками Марики. По крайней мере сейчас. Он вообще опасался таких посиделок. Во-первых, они всегда выглядят неестественно, и, во-вторых, инстинктивно Игорь опасался, что его незаметно «окрутят». Конечно, если он не захочет, то никаких «смотрин» не будет. Зачем тогда напрягать родителей и устраивать всю эту канитель?

Эти страхи он унаследовал со студенческих времен, когда попадал под прессинг энергичных девиц, спешивших любой ценой выскочить замуж.

«Но сейчас я – взрослый мужчина, Марику люблю. Можно и с ее родителями познакомиться. Но это уже серьезно. И лучше бы я сам предложил, а не она».

– Ты хочешь за меня замуж? – спросил Игорь.

– Еще не решила.

«Если бы она хотела замуж, то сказала бы по-другому: “А ты не предлагал” или “А ты мне разве предлагаешь руку и сердце?”» – подумал Ратов и неожиданно обиделся:

– Значит, ты не хочешь за меня замуж. Почему?

И опять Марика уклонилась от ответа. Только улыбнулась и сказала:

– Мои старики волнуются, где я провожу дни и ночи, с кем живу? Разве не понятно? Тебе что, трудно с ними познакомиться?

– Абсолютно нетрудно, я и сам хотел предложить, – соврал Ратов. – А с моими родителями ты хочешь познакомиться?

– Пока не время.

– Это дискриминация! – возопил Ратов. – По половому признаку.

– Возможно, – признала Марика. – Мои старики живут сейчас на даче в Жаворонках.

– Ни секунды промедления, звони им. Мы приедем сегодня вечером, а завтра утром – в дом отдыха. Учебники захвати с собой.

– Будет время заниматься?

– Нет, спрячем их в багажнике. Пусть будут.

Улицы в стародачном поселке были узкими, а тут еще выпал снег. Хорошо, что с утра проехала снегоуборочная машина. Иначе родители Марики оказались бы отрезанными от внешнего мира.

Рубленый дом походил увесистостью на финские строения. Внутри – обшитые вагонкой терраса и кухня- столовая, а спальные комнаты и кабинет Евгения Николаевича, отца Марики, красовались бревенчатыми скатами.

– Специально оставили, так уютнее, – пояснил Евгений Николаевич.

– Напоминает форт в «Острове сокровищ» Стивенсона или дома охотников в романах Фенимора Купера, – заметил Ратов.

– Вы много читали, – заметил отец Марики.

– Да, в детстве часто болел ангиной, сидел дома, читал книжки. Потом удалили миндалины. Мама отвела меня в секцию бокса. Читать стал меньше, а болеть совсем перестал.

– Марика у нас тоже редко болеет, – сообщила ее мама. – Зовите меня просто Галиной.

В гостиной их ждал накрытый стол. Марика надела замшевую безрукавку, распушила темные волосы. Щеки раскраснелись от пламени в камине.

В угощении преобладали традиционные русские закуски. После третьей рюмки любознательного Евгения Николаевича потянуло к полемике на политические темы. Он дал нелицеприятную оценку антикризисным мероприятиям правительства, которое «прохлопало» все, что можно, а сейчас делает невинные глаза и спихивает вину на других.

– Вы где работаете? – на всякий случай попыталась уточнить Галина.

Ратов постеснялся сказать, что трудится в Кремле, и наплел что-то про научную работу. Это не произвело впечатления.

Папа Марики как-то резко успокоился и о «поганой политике» больше не вспоминал. Разговор скатился в мирное русло – о том, что в театрах показывают не искусство, а балаган, читать нечего, по телевидению дебильные ток-шоу и тупые сериалы, причем старые.

– Давайте поговорим о природе? – дипломатично предложил Ратов.

– Да, действительно, – спохватился Евгений Николаевич. – Природа не радует. Тарифы на электроэнергию опять повысили и на газ.

Марика играла с пушистым котом по имени Филимон и внимания на дискуссию не обращала. Рядом крутилась Моника, белая собачка размером с две ладони.

Учитывая занятость Филимона, Игорь попытался овладеть вниманием Моники и попытался ее погладить. Однако безобидное на первый взгляд создание неожиданно злобно тявкнуло и даже попыталось его укусить.

– Ревнует, – пояснила Марика.

– К кому?

– Ко всем сразу.

Утром выспавшийся и умиротворенный Ратов вышел на крыльцо. Светило яркое солнце. В воздухе был полный штиль, и дым из печной трубы дома на соседнем участке поднимался вертикально. Прямой, как свеча. В небе преобладала серая бледность. Сначала зыбкая, она становилась белой и блестящей, цвета слоновой кости. Потом небо потемнело, но солнце подсвечивало изнутри, придавая ему пронзительную остроту.

Кот Филимон, забыв о Марике, не говоря уже о хозяевах, не отходил от Ратова. Терся, извиваясь, о ноги, величественно поводил пушистым хвостом, сопел и, забравшись Игорю на колени, смотрел не мигая своими зелеными глазищами. В момент прощания он даже вышел на крыльцо, подозрительно покосился на ярко-белый снег и спрятался за дверную раму, но не уходил, словно связанный с Игорем невидимой