В тот день, прибыв на среднюю линию обороны, Аугусто застал капитана читающим пространное донесение. Капитан сидел на ящике, в углу, спасаясь от беспрерывно падающих капель. Глаза у него были красные. Посреди землянки в ящике из-под галет дымили тлеющие ветви. Войдя в землянку, Аугусто закашлялся.

— Это не для каптеров, — мрачно съязвил капитан.

— Явился в ваше распоряжение. Обоз доставлен без всяких происшествий.

— Так… А писать ты умеешь?

— Думаю, что да, — сухо ответил Аугусто, чувствуя насмешку в словах капитана.

— И дерзить тоже умеешь?..

Кастильо, который тут же, в землянке, смотрит на Аугусто, стоящего к нему спиной, и на лице его появляется удивленная, осуждающая гримаса. Затем он переводит взгляд на капитана, и гримаса становится еще более выразительной. Капитан доволен Кастильо. Кастильо — настоящий солдат. Он знает свое место. И поэтому нравится капитану. А каптер смотрит на капитана, как на равного. Но он собьет спесь с этого Гусмана.

Кастильо принимается с остервенением раздувать огонь. Он задохнется, но заставит ветки гореть. Лицо его покраснело, стало почти фиолетовым от натуги. Он стоит на коленях в жидкой грязи, хотя мог бы подложить камень, полено, сесть на корточки. Но он этого не делает. Он хочет выслужиться перед капитаном. Пусть капитан видит, на что способен Кастильо. Он готов за него в огонь и в воду. И капитан понимает это. Кастильо — парень предусмотрительный, хитрый. Умеет приноровиться к людям. С Аугусто он покладист, скромен. А последнее время танцует вокруг капитана. Он сразу понял, как вести себя с ним. Никаких проволочек. Приказано? Выполняй! Капитану это должно нравиться. И действительно нравится. Кастильо еще глубже погружается коленями в грязь. Как можно глубже!.. И еще больше растет в глазах своего начальства. Кастильо видит, как нелепо этот дурак, Аугусто, теряет почву под ногами. «Вот осел, — думает Кастильо. — Он так зазнается и задирает нос, что рискует лишиться своего места». Это ясно как божий день. Слова капитана — приговор Аугусто. Кастильо наклоняет лицо к веткам и продолжает дуть изо всех сил. «Каптером ты не продержишься долго. Посмотрим, кто заменит тебя!» И он коварно улыбается, слушая раздраженный голос капитана.

— Как-нибудь я догадываюсь, что писать ты умеешь, раз несколько лет учился на бакалавра. Не так уж я глуп, как ты думаешь…

— Простите, но я…

— Это меня не интересует! Я хотел узнать, хороший ли у тебя почерк.

— По-моему, сносный.

— Тогда я продиктую тебе это донесение.

Само собой, донесение превосходно. Капитан произвел смотр позиций, как учили это делать в казармах. От него не ускользнула ни одна мелочь. То, что имеется, перечислено в двух строках, зато нехваткам посвящены две убористо исписанные страницы. Капитану нужны винтовки, пулеметы, гранаты, медикаменты, сухие пайки, телефонные провода, осветительные ракеты… и сам господь бог, который все это сотворил! Сразу видно, что Пуэйо знает устав на зубок. Он на удивление педантичен. И гордится своим донесением. Просит Аугусто прочесть его. Закрывает глаза. Он ничего не забыл. А как все изложено! Майор сразу поймет, что хотя бы один из его офицеров человек дельный.

— Отправляйся на линию святого Килеса и покажи это лейтенанту Барбосе. Посмотрим, сможет ли он что-нибудь к этому добавить.

Разумеется, капитан убежден, что его донесение безукоризненно. Он хочет блеснуть перед «этим несчастным Барбосой». Но «несчастный» умирает от смеха.

— Дружище! Да если бы каждой роте дать все, что он здесь просит, уверяю тебя, через месяц мы пили бы кофе на Пуэрта дель Соль.

— Капитан просил, если вы сможете, дополнить…

— Дополнить? Да если они нам ничего не присылают, значит, у них ничего нет, а у нас есть все, что нужно. Пусть республиканцы атакуют, если хотят. Вот увидишь, мы дадим им по мозгам, как в Суэре и на Эль Педрегале… Ах да, дружище, совсем забыл! Не смог бы ты мне принести кусок клеенки, чтобы завернуть табак. Я промок до нитки и не знаю, куда мне его сунуть, чтобы он был сухой.

Майор прочел донесение, улыбнулся и приказал сдать его в архив.

Через несколько дней ему позвонил Пуэйо.

— Вы получили донесение, господин майор?

— Да.

— И как?

— Очень хорошо, очень подробно.

— Но…

— Жаль только, что вам придется его переделать! — съехидничал майор. — Нам прислали партию новобранцев, чтобы пополнить потери. Я пришлю вам человек десять или двенадцать. Правда, у нас нет винтовок для них. Так что вам придется самим позаботиться об этом.

— Я думал, господин майор… Простите, господин майор.

— Что вы, что вы, ради бога, капитан! Это вы должны простить меня. Я пошутил. Вы безукоризненно выполняете свой долг. Ваше донесение безупречно, поздравляю вас.

— Спасибо, господин майор.

Капитан был раздосадован. Интересно, что себе думают эти штабисты? Устав предписывает на такой позиции, как эта, совершенно определенное количество боеприпасов, средств сообщения, осветительных ракет и прочего. А оказалось, что ничего этого нет. Невероятно! Неужели в штабе не знают устава? Разумеется, капитан не был настолько глуп, чтобы не понять, что список был слишком обширным, но он никак не ожидал, что над ним будут смеяться. Неужели так смешно, если офицер знает свои обязанности, тактику, стратегию? Правда, прежде он не был на фронте, но принимал участие в маневрах, учебных атаках и всякого рода тактических занятиях. Какая, собственно, разница! О том, что бывают исключения из правил, Пуэйо даже мысли не допускал. Он негодовал. Что все это означает? Война — дело серьезное. Тут прежде всего нужен порядок. И капитан готов был призвать майора к порядку, как каптера. Что они там, в штабе, воображают? Он был взбешен и слышать ни о чем не хотел.

Через несколько недель после того, как роту Аугусто перебросили, майор приказал Пуэйо спуститься вниз. Он собирался отодвинуть назад передовую линию и хотел побеседовать с капитаном, который хорошо знал эту местность. Капитан раздулся от самодовольства. Он начертил план позиций, долго думал, восстанавливая в памяти свои военные знания, и отправился вниз, готовый намылить шею начальству. Капитан не был сторонником отхода на заранее подготовленные позиции, который требовался в тот момент. Он красноречиво, хотя несколько сбивчиво, изложил свою точку зрения, педантично ссылаясь на пункты устава и главным образом заботясь о собственном престиже, а не о существе дела.

— Все это очень хорошо, Пуэйо, — сказал ему майор, — но сегодня же, как только вернетесь на позиции, прикажите вашему взводу немедленно отступать.

Капитан в точности выполнил приказ. Настроение у него было скверное, и он делал мрачные предсказания. Однако в ту же ночь враг атаковал старые позиции и был вынужден отступить, обманутый в своих ожиданиях. Благодаря прозорливости майора были спасены люди, находившиеся на передовой линии.

Пуэйо был смущен и раздосадован. Свою ярость он сорвал на лейтенанте Барбосе, который первый к нему обратился.

Землянка Барбосы была намного хуже, чем землянка капитана. Крыша почти не защищала от сырости. На полу скопилась вода, и, чтобы передвигаться, положили несколько камней. На одном из них стоял телефон, прикрытый пустым ящиком из-под галет. На другом стоял ящик побольше, на котором сидел лейтенант. Рядом лежали два камня — для ног. Здесь лейтенант проводил день и ночь. В дырявом ведре тлели сырые дрова. От них подымался удушливый дым. Лейтенант почти ослеп от этого дыма, его заели вши, одежда насквозь промокла, руки и лицо почернели от копоти. С небритой уже неделю бородой он походил на разбойника. Лейтенант позвонил Пуэйо и попросил у него разрешения сходить вниз переодеться.

— Нельзя, — резко и недовольно ответил капитан.